Вспомнив о том, как совсем недавно он сам, ужасаясь, заглядывал в сии бездны и решал, что необходимо сделать для исправления ситуации, Вождь понимающе кивнул своим мыслям. Как и в тот раз, после нападения Японии на Перл-Харбор, Соединенные Штаты отчаянно нуждались в открытии второго фронта в Манчжурии. Война на Тихом океане катила своим чередом, ни на йоту не отступая от накатанной колеи. К настоящему моменту, как и в другой реальности, американские войска на Филиппинах были заперты на полуострове Батаан, англичане потеряли Бруней с его залежами нефти и почти всю Малайю, удерживаясь только на самом юге полуострова. А одиннадцатого января японцы объявили войну Голландии и вторглись в Голландскую Ост-Индию.
Пока никакое знание о планах японцев ничем не помогало союзному командованию – по той причине, что японцы к войне готовы были, а англичане, американцы и голландцы нет. А вот у советского руководства, помимо прежнего аргумента о том, что оно сначала разделается с Гитлером, а только потом возьмется за Японию, было скромное пожелание получить гарантии того, что после окончания войны Соединенные штаты не будут враждебны Советскому Союзу, а уж тем более не станут грозить ему атомным уничтожением. А таких гарантий не может дать никто, ибо в Америке политику вершат не партийные лидеры, президенты и конгрессмены, а владельцы огромных состояний – а они всегда будут выступать за уничтожение СССР, тем более что это должно быть уничтожение единственной конкурирующей сверхдержавы, открывающее путь к однополярному миру.
– Мистер Сталин, – после сухого приветствия вождя сказал Гопкинс, – теперь мы поняли, что вы имели в виду в прошлый раз, когда говорили о желании наших определенных финансово-промышленных кругов заполучить мировое господство, и том, что это желание к началу двадцать первого века сделало с Соединенными Штатами Америки.
– Это очень хорошо, что вы поняли, – сказал Верховный, – теперь мы хотели бы услышать от вас, каким образом вы можете гарантировать приличное поведение вашего крупного капитала. Ведь именно он стоит за кулисами политики, снимает и назначает президентов, решает, какие законы будут приняты, а какие нет. Вы, американские государственные деятели, конечно, что-то значите, но любого из вас можно убрать, то ли организовав кампанию грязной клеветы, то ли сделав пару выстрелов из снайперской винтовки…
– Сказать честно, мистер Сталин, – развел руками Гопкинс, – я не знаю, как ответить на ваш вопрос. По идее, чтобы решить поставленную вами задачу, необходимо организовать в Америке свою собственную социалистическую революцию, потому что меньшей ценой отстранить крупный капитал от правления Америкой никак не получится.
– Вас раскроют в два счета, – проворчал Сталин, – ФБР не дремлет и все такое. На самом деле нам не надо поглощать Америку или совершать там социалистическую революцию. Даже если такая революция удастся, то в силу индивидуалистического американского самосознания социализм в Америке получится настолько уродливым, что лучше не надо. У наших потомков даже существует термин «ангсоц» – то есть англосаксонский социализм, объединяющий в себе все отрицательные черты социализма и капитализма, без всяких положительных моментов. Так что пусть лучше все остается как есть. Мы даже не просим сердечной дружбы взасос, нам важно, чтобы отношения между нашими государствами, несмотря ни на какой неблагоприятный фон, никогда не становились враждебными настолько, чтобы одна страна возжелала уничтожить другую. Ведь мы и наш народ никогда не хотели уничтожения Соединенных Штатов, а только защищались от вражеских поползновений, зато ваши генералы с садистским азартом смаковали, сколько всего атомных бомб они сбросят на Советский Союз, а сколько – на Москву, Ленинград, Киев и другие наши крупные города. А ведь эти генералы частью служат прямо сейчас, а частью находятся на подходе к категории высшего командного состава. Что делать с этими людьми, для которых желание совершать массовые убийства русских и коммунистов важнее собственного долга? Мы знаем, как ваши войска вели себя в Корее и Вьетнаме, и предполагаем, что, если им доведется оккупировать часть советской территории, то вести они себя будут точно таким же образом – после чего наш народ возненавидит вас так же, как он уже возненавидел немецких оккупантов.
– Я не знаю, как ответить на ваш вопрос, господи Главнокомандующий, – снова развел руками Гопкинс, – конечно, я мог бы попытаться солгать и убедить вас, что мы непременно примем меры и устраним изложенные вами недостатки… Но я не знаю, а потому должен посоветоваться с Фрэнки. Мистер президент гораздо умнее меня, и он обязательно что-нибудь придумает. А пока мы можем взаимно улучшать отношения. Мы предоставим вам ленд-лиз со всеми вытекающими из этого последствиями, а вы гарантируйте, что острие вашего Коминтерна не будет направлено против Соединенных Штатов и их интересов. Еще мы можем договориться позициях в наших стоп-листах, которыми мы обменяемся для укрепления доверия. Кроме того, мы бы не хотели, чтобы секретная информация из учебников истории будущего утекала бы к нашим врагам, в частности к японцам…
– Мы понимаем вашу озабоченность, но ничего не можем сделать. Как организованная сила, в рамках договора об участии в этой войне их экспедиционного корпуса, наши потомки действуют почти безукоризненно, но как частные лица, вне службы они вполне могут делиться с людьми сведениями, не составляющими государственную тайну. Вы меня извините, но если бы ваша Америка в будущем вела себя хотя бы немного поделикатнее, то сейчас между нами не было бы такого разговора.
– Я вас понял, мистер Сталин, – поспешил откланяться Гопкинс, – могу обещать, что все сказанное вами достигнет ушей президента Рузвельта. А теперь позвольте нам с миссис Рузвельт откланяться, потому что нам как можно скорее необходимо вернуться в Соединенные Штаты…
– Не беспокойтесь, – сказал Сталин, – в Америку вас отвезут с ветерком – как говорится, не пройдет и суток, как вы будете в Вашингтоне. Так что можете отпускать вашу «Огасту» в обратное плавание. На прощание должен вам сказать, что наши союзники из будущего почти устранили причину, по которой верхушка вашей буржуазии может пожелать убить мистера Рузвельта и мистера Уоллеса. Человек, который в случае смерти Гитлера займет его место, еще более неприемлем для Черчилля в качестве участника переговоров, чем нынешний фюрер Германской нации. Зато перед нами господин Гейдрих не виновен почти ничем, и мы вполне можем гипотетически обсудить с ним условия почетной капитуляции.
– Хорошо, мистер Сталин, мы вас поняли, – кивнул Гопкинс.
После этого они вместе с Элеонорой Рузвельт, откланявшись, вышли из кремлевского кабинета.
При этом у Сталина возникла мысль, что эти двое оказались не до конца удовлетворены разговором. Ну что же – он не золотой царский червонец, чтобы всем нравиться. Главное – убрать отсюда американцев к тому моменту, как Красная Армия начнет окончательно решать вопрос с Финляндией. В Выборге и окрестностях идут ожесточенные бои. Штурмовые группы азартно режутся с финскими егерями, перемалывая в уличных боях элиту белофинской армии. Осталось совсем немного – и вопрос Финляндии будет окончательно решен. Однако американцам пока об этом знать не надо…
16 января 1942 года, 10:55. Воздушное пространство над Финляндией, Хельсинки, высота 12.000 метров, самолет Ту-116, борт № 1 правительственного авиаотряда СССР.
Супруга и единомышленница 32-го президента Соединенных Штатов Элеонора Рузвельт.
Полтора часа назад мы вылетели с подмосковного аэродрома на личном самолете мистера Сталина – и вот мы уже в окрестностях Хельсинки на высоте в двенадцать тысяч метров. Скорость полета, как сказал стюард, четыреста восемьдесят миль[20] в час. Под крылом самолета сплошной облачный покров, он укутывает Землю точно саван. Где-то там, далеко под нами, идут ожесточенные бои – русские солдаты, ломая сопротивление финской армии, берут штурмом одну укрепленную позицию за другой. Но здесь мы в безопасности. На такую высоту не добьет ни одна зенитная пушка и не поднимется ни один истребитель, не говоря уже о том, что ни один современный самолет не сможет догнать нас на такой скорости. Это летающее чудовище, огромное и роскошное как круизный лайнер, мистер Сталин купил в будущем, и там же его оборудовали на его вкус.
Мы с Гарри находимся в первом салоне для самых важных лиц, рассчитанном всего на четырех человек. Тут имеются мягкие диваны, обеденные столы с креслами и радиомузыкальный центр. В случае необходимости стюард принесет постельное белье, подушки и одеяла и, если позволит шум двигателей, можно попытаться подремать на диване. Второй салон попроще и предназначен для высокопоставленных чиновников, которых важные лица могут взять с собой в поездку; в третьем, у самого выхода, стоят ряды кресел для охранников и технических специалистов. Вход в пассажирский салон осуществляется через герметичный тамбур и опускаемый трап-люк в хвосте фюзеляжа. Всего же этот летательный аппарат рассчитан для перемещения на межконтинентальные дальности двадцати четырех пассажиров и четырехсот килограммов багажа. Настоящая летающая яхта миллиардера, отделанная кожей, блестящим никелем и красным деревом и напиханная хитрыми штучками из далекого будущего. Как оказалось, это был тот самый самолет, доставку которого в наш мир мы наблюдали в день нашего выезда…
Сейчас мне кажется, что это было очень и очень давно, почти в прошлой жизни, но если посмотреть на календарь, становится понятно, что с того дня прошло чуть больше месяца. В последние дни нашего пребывания в Москве будущего я буквально не находила себе места, задыхаясь атмосфере злобных миазмов, исходящих от Америки будущего. Казалось, моя страна, всегда видевшаяся мне уютным островком, подпала под власть темного демона. Что поделать – так уж устроен человек, что будущее своей страны он склонен представлять себе в самых радужных цветах… Так было до того, как я вообще узнала о пришельцах из России третьего тысячелетия. Я мечтала, что в моей Америке будет царить истинная свобода и демократия. Что же я увидела? Мои мечты предстали передо мной в виде чудовищной карикатуры. И это не было пропагандой России, ведь я читала именно американские газеты. Не сразу получилось вникнуть в происходящее; можно сказать, что поначалу до меня доходило поверхностно – мне был непривычен и часто непонятен язык газет будущего. Но когда все же мне удалось разобраться – я испытала потрясение. Я стала плохо спать: бывало, полночи я ворочалась в постели, а когда удавалось наконец забыться, монстры действительности вставали передо мной во всей своей красе… Во что превратилась моя страна?! Представшую картину я бы сочла гнусной пародией на Америку, если бы не знала, что все это правда. Торжествующее невежество, откровенно пропагандирующее самые разнообразные пороки, мутным потоком лилось на людей со страниц газет, с экранов телевизоров и из этого самого интернета – казалось, мириады мерзких, зловонных чертей намеренно запускают в головы людям, чтобы они мыслили не так, как им свойственно, а так, как угодно тому темному демону… Людей, в первую очередь европейцев и американцев, убеждали в том, что белое – это черное, а черное – это белое, что добро – это зло, а зло – это добро… О да, всю эту информацию я воспринимала настолько остро, что буквально начинала болеть от нее… Мисс Ида сказала, что это вполне естественно, так как у меня нет «иммунитета» – в отличие от обитателей этого мира, которые на протяжении всей сознательной жизни впитывают эту информацию небольшими порциями.