На 19 января 1942 года в состав армии входили: 10-я, 11 и 86-я стрелковые дивизии РККА, 1-я стрелковая дивизия НКВД, 1-я саперно-штурмовая бригада особого назначения, 59-й, 273-й и 274-й отдельные лыжные батальоны. Приданная армии артиллерия включала в себя: 519-й и 101-й гаубичные артполки РВГК (по двадцать четыре 152-мм пушки-гаубицы МЛ-20), 6-й и 7-й артполки ПТО (по двадцать четыре 76-мм пушки ЗИС-3), 20-й отдельный минометный батальон (сорок восемь 120-мм минометов обр. 1939 года), а также 20-й, 39-й, 133-й отдельные зенитно-артиллерийские дивизионы (по двенадцать 37-мм зенитных пушек и двенадцать 12,7-мм зенитных пулеметов ДШК). Для зимы сорок первого-сорок второго годов – мощь, внушающая почтение. Командовал 8-й армией генерал-майор Андрей Леонидович Бондарев, обладающий множеством положительных качеств, в том числе живым, беспокойным умом, а также легким, неунывающим характером и способностью с иронией относиться к самым тяжелым ситуациям. Подчиненных своих генерал Бондарев привык ценить не по званиям и регалиям, а по способностям и заслугам. Подтянутый, собранный, быстрый в движениях, он располагал к себе с первого взгляда, умел глубоко вникать в любое дело и решал все вопросы без оглядки на инстанции – и именно поэтому был выбран для разрешения задачи немалой сложности, требующей не только недюжинного ума, но и определенной смелости в решениях.
После того как армия была выведена в резерв Прибалтийского фронта и начала пополняться личным составом за счет маршевых батальонов, командующий приказал не расслабляться, а вместо того усилить боевую подготовку, особенно с новым пополнением, еще не участвовавшим в боях. Война только началась, и выведенную в резерв армию в любой момент могли бросить обратно в бой. Особенно это чувство у генерала Бондарева укрепилось после того, как армию дополнительно усилили вторым гаубичным артполком, саперно-штурмовой бригадой, минометным батальоном, двумя противотанковыми артполками, и двумя дополнительными зенитными дивизионами, а также стали насыщать ее части автотранспортом и гусеничными тягачами для артиллерии. Большая часть получаемой техники была доставлена с другой стороны тоннеля времени, соединяющего СССР и Россию будущего. Но артиллеристы, изголодавшиеся по хорошей технике, наконец-то получившие мощные, компактные и надежные тягачи и грузовики, на происхождение ее отнюдь не жаловались.
При этом на вооружении приданных армии противотанковых артполков стояли не легкие сорокапятки и не тяжелые и неповоротливые зенитные орудия 52-К, в первой фазе войны снимаемые из войск ПВО, а самые современные, только что с завода, грабинские ЗИС-3, по дальности и точности огня превосходящие знаменитые «трехдюймовки» начала века, а по мобильности не уступающие им. Если у противника нет танков, то при наличии осколочно-фугасных снарядов в боекомплекте эти универсальные пушки вполне могут использоваться и для огневой поддержки пехоты. Их, собственно, и направляли таким образом, чтобы половина пошла в армейскую, а половина в противотанковую артиллерию, где они были на своем месте вплоть до того момента, как у немцев стали появляться танки с толщиной брони более ста миллиметров. Но это уже совсем другая история из совсем другого мира… Уж тут-то Третий Рейх до «Тигров» и «Пантер» банально не доживет.
Первыми на лед Финского залива сошли несколько МТЛБ из будущего, оснащенных бульдозерными отвалами. Двигаясь клином на скорости около десяти километров в час, они расчищали от снега и утрамбовывали ледовую дорогу. На командирской машине каравана разграждения стояла радионавигационная система, принимавший сигналы передатчиков, установленных на западной оконечности полуострова Ханко и в районе поселка Азери на побережье Финского залива, неподалеку от Кохтла-Ярве. Благодаря этому устройству, несмотря на зимнюю непроглядную ночь, штурман каравана точно знал свое местоположение и курс на главную цель похода – Хельсинки. Следом за караваном разграждения на лед пошли лыжные батальоны в белых масхалатах, за ними саперно-штурмовая бригада, посаженная на машины, и 20-й зенитный дивизион, потом 6-й пушечный артполк ПТО… а позади уже теснились, выстраиваясь в колонны, стрелковые дивизии и средства поддержки. Последними на лед должны были сойти гаубичные полки РВГК.
Самое непосредственное внимание уделялось секретности проводимой операции. Об истинной цели в командовании армии знали только два человека: сам командующий армией и его начальник штаба генерал-майор Петр Иванович Кокорев. Остальным офицерам и солдатам сообщили, что армию готовят к прорыву обороны окруженных под Пярну немецких войск и штурму этого вражеского оплота. И больше ничего. А ведь сочувствовавших делу финской независимости в Эстонии было предостаточно и новости с другой стороны Финского залива в Хельсинки узнавали достаточно быстро; но того, что не знаешь, врагу никак не выдашь, и поэтому операция «Пегас» оказалась полной неожиданностью для Финляндии, с волнением ожидавшей новостей из-под Виипури. Собственно, в тот момент, когда советские войска сошли на лед, в Хельсинки даже не подозревали о нависшей над ними угрозе. А дальше войскам предстоял один форсированный переход в семьдесят километров – то есть на пределе возможности; а в конце его – бой за овладение вражеской столицей.
Но первой здесь должна была стать отнюдь не восьмая армия. Эта честь выпала десантно-штурмовому корпусу особого назначения, командовал которым генерал-майор Иван Черняховский, всего лишь полгода назад носивший звание подполковника. И это звание, и эта должность, и это сверхответственное задание были даны ему своего рода авансом как будущему маршалу Победы. И Черняховский не подвел. По оценкам инструкторов-консультантов из экспедиционного корпуса, а также командиров из числа добровольцев-отпускников, корпус был вполне готов к выполнению поставленной задачи. Двенадцать тысяч бойцов и командиров воздушного десанта и морской пехоты планировалось закинуть «на ту сторону» с помощью десантных планеров, а также нескольких рейсов, предоставленных экспедиционным корпусом транспортных вертолетов и судов на воздушной подушке. При этом график высадки десантов был рассчитан таким образом, чтобы всего на час-полтора опередить подход авангардов 8-й армии, форсирующей Финский залив по льду. И ведь что характерно – звания у Черняховского и Бондарева одинаковые, армия больше корпуса, но именно командарм должен был поступить в подчинение комкора, а не наоборот. Именно Черняховский отвечал за конечный результат операции – захват вражеской столицы и вывод из игры финского правительства и армейского командования.
20 января 1942 года, 08:55. Финляндия, Хельсинки
Едва над древним Гельсингфорсом занялись первые проблески рассвета, как в городе, совершенно внезапно, без всякого объявления воздушной тревоги, прозвучало несколько сильных взрывов. Это ракеты Точка-У поразили военное министерство на Казарменной площади, а также другие объекты, имеющие значение для обороны города, в том числе и телефонную станцию. В результате всем важным лицам Финской республики, в том случае если бы они смогли найти силы и решимость для отпора, потребовалось бы общаться между собой при помощи курьеров. А минуту или две спустя прозвучал взрыв такой силы, что почти во всех домах Хельсинки со звоном вылетели стекла (и это в тридцатиградусный мороз), а еще через какое-то время с неба пошел дождь из каменных обломков, как во время извержения вулкана. А во всем Хельсинки большая часть крыш крыта тяжелой и хрупкой черепицей…
Самые любопытные, выглянув в окна, одномоментно лишившиеся стекол, увидели, как над крепостью Суоменлинна поднимается гигантское грибовидное серое облако. Нет, это не было применение запрещенного ядерного оружия, все было проще и банальней – несколько ракет были наведены на форт на Инженерном острове, в котором еще с царских времен хранились огромные запасы минного пироксилина и прочей взрывчатой дряни, и вот одна из этих ракет достигла цели. В результате половина гарнизона крепости погибла сразу, другая была ранена или контужена, береговые батареи были частично или полностью нейтрализованы, а силу прогремевшего взрыва следовало исчислять в килотоннах. Отсюда – и выбитые во всем городе стекла и дождь из камней, в который превратился минный форт на Инженерном острове.
Но это было еще не самое страшное. Как только стихло эхо взрыва, а с небес отпадали последние камни, издалека, с южной стороны, стало доноситься усиливающееся гудение сотен авиационных моторов. Изрядно контуженные и дезориентированные зенитчики бросились к орудиям, полные стремления поквитаться за непонятное нападение, но большевистские бомбардировщики не стали приближаться к городу и, злобно жужжа, повернули обратно. На самом деле на этот раз самолеты Пе-2, ПС-84 и Ил-4 выступали в качестве буксировщиков десантных планеров. Как только крылатый груз отцеплялся и переходил к самостоятельному полету, бомбардировщики разворачивались и брали курс на родные аэродромы, а планеры, серые на фоне серого утреннего неба, продолжали бесшумно скользить по направлению к своим целям. Впрочем, финским зенитчикам было не до них: большевистские бомбардировщики назад повернули, но шум моторов не стихал. Правда, звук работы моторов изменил свой тон, сделавшись стрекочуще-свистящим…
Ударные вертолеты появились в поле зрения финских солдат совершенно внезапно, так ка двигались они на сверхмалой высоте, едва не задевая крыши домов. Мгновение замешательства – и в носовых поворотных огневых точках заработали пушки и крупнокалиберные пулеметы, а с пилонов подвески вооружения начали срываться огненные капли НАРов. Россия – щедрая душа! И давили ударные вертолеты как раз зенитные пушки, ибо никому не хотелось, чтобы финские солдаты имели возможность расстреливать десант вместе с вертолетами и планерами в упор… А вот и они – пузатые Ми-8 и огромные, как летающие сараи, Ми-26, перевозящие сразу до двух рот (полубатальона) десанта со всем носимым снаряжением – идут соответственно во втором и третьем эшелоне, а между ними проскальзывают узкие серые сени десантных планеров, рвущихся к длинным прямым улицам, находящимся в глубине города.