- Всё так плохо?
- Нет, не просто плохо, дорогой мой друже, а ужасно — настоящая военная катастрофа! Давай прогуляемся вдоль траншей.
- От лишних ушей?
- Да…
Казачок повел Максима прочь, подальше от прислушивающихся к их разговору бойцов, аккуратно придерживая при этом комбата под локоть. Отойдя метров на тридцать, он начал уговаривать:
- Брат! Останься! Как я буду держать оборону с этими неумехами?
- Ты что разве не видел: я сам под дулом пистолета хожу! Эта гнида, приставленная особым отделом, за мной во все глаза наблюдает, чуть что — сразу дело пришьёт — невыполнение приказа! Поэтому я завтра отправлюсь в свой район обороны, прикрою твой фланг. Да и пока моста нет, твоим казакам опасен только воздушный десант. Но ведь авиации в небе нет. Так что не боись, атаман. Погоди, к тебе со временем ещё немало отступающих прибьётся. Так ты сколоти из них несколько взводов. Будут среди них и военные спецы, уверяю тебя, брат!
- Жаль, что не останешься… Ты мне сразу по нраву пришёлся! Я в людях хорошо разбираюсь… Закуривай…
Бунчук достал пачку папирос, зажигалку и предложил комбату закурить.
- Спасибо, я вообще не махорю… я старовер…
- Да ну? Молодец! А я вот никак не могу отделаться от дурной привычки.
Атаман потряс зажигалкой, торопливо прикурил, глубоко затянулся и, задумчиво глядя на реку, принялся умело пускать дым колечками.
- Ну, что, есаул, пошли, оценим обстановку, — подмигнул Озоруев казаку.
Максим не спеша прошёлся вдоль линии обороны в сопровождении есаула, осмотрел укрепления. Казаки расположились основательно и домовито: выносные ячейки для стрельбы и стоя, и лёжа, окопы полного профиля, полевая кухня у дальнего блиндажа, командный пункт, склады с боеприпасами и провиантом.
- В каждом взводе по два поста наблюдения. Остальные бойцы, свободные от наблюдения, отдыхают, — доложил атаман.
- Вижу у тебя два миномета, а мины к ним есть?
- Есть, пятьсот штук. А еще у меня огнеметы «Шмель», противотанковая пушка в лесочке с сотней снарядов к ней, и танк в овраге замаскирован, а к нему полный боекомплект, да только вот беда — солярки мало.
- Петро, а средства ПВО у вас имеются?
- Конечно! Зенитное орудие, комплекс «Игла», несколько пусковых установок «Стрела». Казаки мои вооружены автоматами, карабинами и ружьями, патронов много, и гранатами богаты - десятка по два на брата. Но ума не приложу, как мы армаду многомиллионную остановим? Думаешь, долго сможем удерживать оборону? Часа два–три непрерывного боя?
- Если генералы нас не предадут, если удастся сколотить пару рот пехоты из отступающих «пораженцев», то день–другой продержишься, точно.
Есаул почесал «репу» и буркнул:
- А что потом?
- А потом, Петр, ты умрешь… Или отойдёшь ко мне, в мой укрепрайон. Ты хорошо местность знаешь?
- А то, как же! Я тутошний и пятнадцать годочков работаю в милиции. Само собой и охотник, и рыбак, все тропки, все стежки–дорожки знакомы… В случае чего отступить сможем, гарантирую, лишь бы не окружили.
Озоруев вспомнил про свою многочисленную китайскую роту, топающую по просторам России (а сколько ещё там таких рот марширует?) и покачал головой.
- Вот безопасность тылов, я тебе, казаче, не гарантирую, могут и в спину ударить, поэтому для спокойствия лучше подступы заминировать! Противопехотные мины есть?
- Мины? Противотанковые мины, те точно есть! — ответил атаман. — Двести двадцать штук в складе лежит. Минируй — не хочу! Сколько душе угодно! Вроде бы и противопехотные были.
- Могу по дружбе помочь установить минные поля, — предложил Максим.
Есаул заулыбался и закивал в знак согласия чубатой головой.
Озоруев велел Авосю загнать БТР в отрытый сапёрами полукапонир. Солдат выполнил приказ так умело, что из окопа оставалась торчать только пулемётная башенка. Комбат приказал батальону спешиться. Особист, прежде молчавший, осмотрелся и постепенно осмелел. Он вновь почувствовал себя начальником и потребовал у есаула, чтобы ему предоставили отдельный блиндаж под помещение для отдела военной контрразведки.
- Где я его вам возьму, пустой блиндаж? Вот разве что тот, где у меня склад с шанцевым инструментом? Занимай и пользуйся!
- Приказываю освободить склад от инструмента! Живо! — раскомандовался Неумывакин.
Казаки недовольно заворчали, но, не желая связываться с представителем спецслужб, вынесли из землянки амуницию, лопаты, топоры, ломы. Старший лейтенант повесил над входом плащ- накидку и юркнул внутрь. Больше особист не выходил из землянки: то ли спал, то ли доносы строчил, то ли по радиостанции шифровки отправлял. Но его отсутствие прошло для всех незаметно.
Максим расположил штаб батальона в отдельной землянке: стол, стул, печатная машинка, разместился в ней сам, да и остальных бойцов поселил здесь же, в тесноте, да не в обиде. Спали, ели, пили вместе. Хозяйственные казаки раздобыли новым приятелям одеяла и даже подушки. Не жизнь — красота, воюй — не хочу! Но воевать Озоруеву и не хотелось.
Есаул в честь братания и знакомства к вечеру организовал шашлык из мяса подстреленного накануне кабанчика, выставил гостям персональное ведро самогона, да и своих не забыл - порадовал сослуживцев двадцатилитровым жбаном первача. Пили все, кроме самых молодых бойцов. Их выставили в охранение. Часовых ночью не меняли, потому что заменить было некем - не хмельных же на часы ставить.
Выпив в третий раз по полкружки первача, Озоруев разоткровенничался:
- Ты понимаешь, есаул, я на эту войну попал случайно! Дурак–дураком, и надо было мне дверь им открыть!
- Кому им? — спросил осоловевший казак.
- Ментам поганым.
- Но–но! Я тоже мент!
- И хрен с тобой, ты ментяра нормальный, боевой! А те менты в тылу московском отсиживаются, проклятые взяточники и мародеры! Это мы с тобой в окопе вшей будем кормить, а те московские держиморды от войны откупились… Поверишь, брат, у меня сейчас билет в кармане лежит, без точной даты, на самолет до другой части света. Даже до другого полушария Земли! А я вместо того, чтобы в Новой Зеландии жрать бананы и киви, буду на бережке Селенги в окопе вшей кормить!
- А как же защита Родины? Это ведь священный долг!
- А никак! Ты видал рядом хоть одного начальника или его сыночка? Министра, депутата, мэра, прокурора? Вернее, прокуроры и судьи как раз тут как тут, позади нас, в тылу! Трибунал, особое судебное совещание…
Я, мой друг Петруха, прошел две войны и скажу тебе авторитетно: начальства в окопах под пулями на опасных участках фронта не встретишь. Они только горлопанят, речи красивые толкают, народ призывают на подвиги, а сами в торжественной обстановке ордена и звания получают и, естественно, под шумок, много воруют. Бонзам на войне нажиться — первейшее дело! Как говорится, кому — война, а кому — мать родна! Мать их, так их, раз так и раз эдак!
- Это всегда так: холопы бьются, паны гуляют. В этом я с тобой согласен, Максим! Но что прикажешь делать? Бежать без оглядки? Совесть не позволяет. Я в этих местах родился и живу, куды мне бечь? Однако, ты, комбат, — настоящий карбонарий, смутьян! В одном не соглашусь с тобой, не все начальники поголовно жулики и трусы, не надо под одну гребенку грести. Бывают и мэры честные, и порядочные вице–губернаторы попадаются…
- Не согласен? Тогда ответь мне, где твой начальник милиции? А где мэр? Молчишь? То–то же! Да, бывали исключения и в далеком прошлом, как Гаврила Державин и Салтыков–Щедрин, да и во времена поближе пару–тройку хороших руководителей встречал…
- Вот видишь, соглашаешься. Да ну их всех на хрен, я за себя тут стою! Раз я решил, что буду Родину защищать насмерть, значит, так тому и быть!
Озоруев пьяно рассмеялся милиционеру прямо в лицо:
- Но ты ведь сейчас не стоишь, а почти лежишь! Защитничек хренов! Вертикально на ногах, поди, уже не удержишься! Тоже мне, насмерть–стояльщик! — съязвил Максим.
Сотник нахмурился, собрал глаза в кучу, попробовал приподняться, но не сумел. Он безнадежно махнул рукой и неожиданно рассмеялся:
- Твоя правда: ноженьки ватными стали! Давай ещё выпьем за боевое содружество!
- Выпьем! А разве есть, что пить? — огляделся Озоруев.
- Обижаешь! К чему–чему, а к этому делу мы готовы основательно!
Есаул резко свистнул, на свист подбежал длинный худющий казак. Получив строгий приказ, он метнулся куда–то в темноту. Не прошло и пяти минут, как посыльный воротился с бутылью, наполненной мутной жидкостью.
- Это точно можно пить? — с сомнением глядя на содержимое ёмкости, спросил Макс.
- Не только можно, но и нужно! — ответил, ощеряясь в пьяной улыбке, атаман и разлил по кружкам пойло.
Дальнейший ход событий Озоруев не помнил напрочь, словно его шибанули чем–то тяжёлым по башке…
Глава 8. Бой с похмелья
Президент крепко сжимал холеными пальцами пустой стакан и напряженно молчал. Два других члена Совбеза тоже помалкивали, не пытаясь прервать ход мысли высокого руководства, и ждали, когда их, наконец, пригласят выпить по второму разу. Они не подозревали, да откуда они могли знать, что с первого дня войны Президент деморализован и паниковал. Какая бы мыслишка, даже самая незначительная, ни появлялась у него в голове, она сразу же ускользала от него. Поэтому Василий и сейчас только изображал заботу о судьбе России. Он молчал со значительным видом, и граненый стакан подрагивал в холёной пухлой руке. На самом деле Василий проклинал тот день, когда на него пал выбор предыдущего президента стать главой государства. Будь оно неладно, это престолонаследие! Недавно его предшественник мучительно выбирал среди соратников, кому дать «порулить» страной, чтобы этот сменщик не обидел отошедшего на покой властителя, да и лишней власти не хапнул, потому и выбрал бывшего личного охранника.
«Эх, благодетель, на мою погибель посадил ты меня на шаткий трон! Ведь теперь гнев народный падёт на мою голову! Я вынужден с государственными делами мучиться, а он на Лазурном берегу загорает, да в Альпах на горных лыжах катается. О–о–о! На кого бы всё свалить и самому бежать из страны? Может, на министра наступления? Или лучше вручить «черный чемоданчик» начальнику охраны?»