— Какого действия ты ждешь от меня? — спросил он.
Я сказал, что он как маг, по-видимому, может помочь мне вернуть моего маленького друга ради моего утешения.
— Ты не прав. Воин ничего не ищет для утешения, — сказал он тоном, не допускающим возражений.
Затем он занялся разгромом моих аргументов. Он сказал, что воин в любом варианте ничего не должен отдавать на волю случая. Воин действительно влияет на результаты событий силой своего осознания и своего несгибаемого намерения. Он сказал, что если бы у меня было несгибаемое намерение помогать этому ребенку и удержать его, я бы принял меры, предусматривающие его пребывание со мной. Но в своем нынешнем виде моя любовь является всего лишь пустым звуком, бесполезной вспышкой пустого человека. Затем он сказал что-то о пустоте и полноте, но я не хотел слушать его. У меня было только чувство утраты. И я был уверен, что пустота, о которой он говорил, относилась к чувству потери кого-то незаменимого.
— Ты любил его, ты чтил его дух, ты желал ему блага, а теперь ты должен забыть его, — сказал он.
Но я был не в состоянии сделать это. В моих эмоциях оставалось что-то ужасно живое, несмотря на время, смягчающее их. Некоторое время мне казалось, что я забыл, но затем одно ночное происшествие произвело во мне глубочайший эмоциональный переворот. Я шел к себе в офис, как вдруг меня окликнула молодая мексиканка. Она сидела на скамье в ожидании автобуса и спросила, не идет ли этот автобус мимо детской больницы. Я не знал. Она объяснила, что у ее малыша давно высокая температура, и она очень беспокоится, так как у нее нет денег на лечение. Я подошел к скамейке и увидел стоявшего чуть поодаль маленького мальчика, который прислонился головой к спинке скамейки. Он был одет в курточку, короткие штанишки и шапочку. Увидев меня, он подошел к краю скамейки и прижался головой к моей руке.
— У меня головка болит, — сказал он мне тихо по-испански.
У него был такой тоненький голос и такие печальные глаза, что волна неукротимой боли нахлынула на меня. Я взял его на руки и отвез его и его мать в ближайшую больницу. Я оставил их там и дал матери достаточно денег, чтобы оплатить счет. Но мне не хотелось ни оставаться, ни узнавать что-либо о них. Мне хотелось верить, что я чем-то помог ему, и, сделав это, я «отплатил человеческому духу». Я научился этому магическому акту у дона Хуана. Однажды я, потрясенный внезапным осознанием, что никогда не смогу отплатить ему за все, что он сделал для меня, спросил его: «Есть ли что-нибудь такое, что я мог бы сделать для тебя, чтобы сравнять счет?» Мы как раз выходили из банка после размена мексиканской валюты.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы мне платили, — сказал он, — но если тебе так хочется отплатить, сделай свой вклад в человеческий дух. Это всегда очень немного, но сколько бы ты ни вложил, этого всегда будет более чем достаточно.
Помогая этому больному ребенку, я попытался отплатить человеческому духу за любую помощь, какую мой маленький мальчик сможет получить от незнакомых людей на своем пути.
Я говорил Ла Горде, что моя любовь к нему будет жива всю мою жизнь, пусть даже я никогда не увижу его больше. Мне хотелось объяснить ей, что память о нем коренится так глубоко, что ничто не может коснуться ее, но воздержался от этого. Я чувствовал, что излишне говорить об этом, кроме того становилось темно, и мне хотелось уйти из этой лощины.
— Давай-ка лучше уедем, — сказал я. — Я отвезу тебя домой. Может, когда-нибудь в другой раз мы сможем обсудить все это.
Она засмеялась надо мной так, как обычно смеялся дон Хуан. По-видимому, я сказал что-то очень смешное.
— Почему ты смеешься, Горда? — спросил я.
— Потому что ты прекрасно знаешь, что мы не можем уйти отсюда просто так, — сказала она. — У тебя здесь свидание с силой. И у меня тоже.
Она вернулась к пещере и вползла в нее.
— Влезай, — прокричала она изнутри. У тебя нет возможности сейчас покинуть это место.
Моя реакция была совершенно непоследовательной. Я вполз в пещеру и сел рядом с ней. Было ясно, что и она тоже обманывает меня. Я прибыл сюда не для того, чтобы вступать в какую-либо конфронтацию. Мне следовало бы впасть в ярость, но вместо этого мной овладело безразличие. Я не мог лгать самому себе, что просто остановился здесь по пути в Мехико. Что-то свыше моего понимания заставило меня приехать сюда.
Ла Горда вручила мне мой блокнот и предложила записывать. Она сказала, что если я буду писать, то не только сам расслаблюсь, но и успокою ее.
— Что это за свидание с силой? — спросил я.
— Нагуаль сказал мне, что мы с тобой должны встретиться с чем-то из этих мест. Сначала у тебя была встреча с Соледад, затем с сестричками. Их целью было уничтожить тебя. Но Нагуаль сказал мне, что если после их нападений ты останешься в живых, я должна буду взять тебя сюда, чтобы мы вместе могли провести третью встречу.
— Что это за встреча?
— Я на самом деле не знаю этого. Как и все остальное, это зависит от нас. Как раз теперь что-то ожидает тебя в этих местах. Я утверждаю, что оно ждет именно тебя, так как я приходила сюда одна много раз, и ничего не случалось. Но сегодня вечером все иначе. Ты здесь и эта штука придет.
— Но почему Нагуаль пытается уничтожить меня?
— Да не пытается он никого уничтожать! — протестующе воскликнула Ла Горда. — Ты — его дитя. А теперь он хочет, чтобы ты был им самим. В большей степени, чем любой из нас. Но чтобы быть им самим, настоящим Нагуалем, ты должен утвердить свою силу. Иначе он не готовил бы так тщательно нападение на тебя Соледад и сестричек. Он научил Соледад, как изменить свою внешность и омолодиться. Он заставил ее сделать этот дьявольский пол в ее комнате, пол, против которого не смог бы устоять никто. Видишь ли, Соледад пустая, так что Нагуаль вдохновил ее сделать нечто грандиозное. Он дал ей самое опасное и трудное задание, уникальное, но единственное, подходящее ей, и это задание было — прикончить тебя. Он объяснил ей, что нет ничего труднее, чем одному магу убить другого. Обычному человеку нетрудно убить мага, как и магу — обычного человека, но в случае с двумя магами ситуация необозримо трудна. Нагуаль сказал, что ее главной ставкой было застать тебя врасплох и напугать. Это и было тем, что она делала. Нагуаль помог ей стать желанной женщиной, чтобы заманить тебя в свою комнату, а уж там ее пол околдовал бы тебя, потому что никто, решительно никто не смог бы противостоять этому полу. Это было шедевром Нагуаля для Соледад. Но ты что-то сделал с ее полом! После этого Соледад пришлось изменить тактику, и опять же в соответствии с инструкциями Нагуаля. Он сказал ей, что если пол потерпит неудачу и если она не сможет напугать тебя и застать врасплох, то она должна говорить с тобой и рассказать тебе все, что бы ты ни захотел узнать. И Нагуаль в качестве последнего ресурса научил ее очень хорошо разговаривать. Но и в этом Соледад не смогла тебя пересилить.
— Почему так важно было одолеть меня?
Она сделала паузу и внимательно посмотрела на меня. Потом она прочистила горло и села прямо. Взглянув на низкий потолок, она с шумом выдохнула через нос.
— Соледад — женщина, подобная мне самой. Я расскажу тебе немного о своей жизни, и тогда, может быть, ты лучше поймешь Соледад.
Когда-то у меня был мужчина. Я забеременела от него, когда была еще очень молодой, и у меня появились одна за другой две дочери. Этот человек был пьяницей и бил меня днем и ночью. Моя жизнь была адом. Я ненавидела его, а он — меня. Я стала жирной, как свинья. Как-то раз мимо проходил другой мужчина; он сказал, что я понравилась ему, и он хочет, чтобы я поехала с ним в другой город в качестве платной служанки. Он знал, что я была очень трудолюбивой, и собирался просто использовать меня. Но моя жизнь была настолько убогой, что я попалась на эту удочку и пошла с ним. Он был еще хуже первого — подлый и мерзкий. Через неделю или около того он уже ненавидел меня. Он привык избивать меня так, что ты и представить не смог бы. Я думаю, что он мог бы убить меня, не будучи даже пьяным, только за то, что я не нашла работу. Он послал меня нищенствовать с больным ребенком. Из денег, что я приносила, он что-то платил матери ребенка, а потом бил меня за то, что я мало принесла. Ребенок все слабел, и я знала, что когда он умрет, этот тип убьет меня. Поэтому однажды я пришла, к матери этого малыша, дала ей немного денег, вырученных в тот день, и вернула ей ее ребенка. Тот день был удачным: добрая заграничная леди дала мне пятьдесят песо на покупку лекарства для ребенка.
Я прожила с этим ужасным человеком три месяца, хотя мне показалось — двадцать лет. Все деньги были потрачены на возвращение домой. Я снова была беременна. Тот мужчина хотел завести своего ребенка, чтобы не платить за чужого.
Вернувшись, я пыталась увидеть своих детей, но их забрала семья отца. Его родственники собрались под предлогом разговора со мной, но на самом деле они отвели меня на пустырь, избили камнями и палками, и оставили умирать.
Ла Горда показала мне множество шрамов на голове.
— До сих пор не знаю, как мне удалось вернуться в город. Я потеряла ребенка, которого вынашивала. У меня никого не оставалось, кроме тетки. Мои родители уже умерли. Тетка дала мне кров и позаботилась обо мне. Она выхаживала меня два месяца, и я наконец встала на ноги.
Однажды тетка сказала мне, что тот мужчина приехал в город и разыскивает меня. Он обратился в полицию и сказал, что уплатил мне деньги вперед и что я сбежала, украв деньги, после того, как убила ребенка одной женщины. Я знала, что мне пришел конец. Но удача вернулась ко мне, и я убежала на грузовике одного американца. Я увидела грузовик на дороге и в отчаянии подняла руку. Шофер остановился и разрешил мне сесть. Он привез меня в этот район Мексики и высадил в городе. Я никого здесь не знала. Я скиталась по этой местности как бешеная собака, питаясь отбросами на улицах. И тут судьба опять повернулась ко мне лицом.
Я встретила Паблито и перед ним я в неоплатном долгу. Он взял меня в свою плотницкую мастерскую и выделил мне там угол для постели. Он сделал это из жалости ко мне. Он нашел меня на базаре, когда он споткнулся и упал на меня. Я сидела там, выпрашивая милостыню. Бабочка или пчела, не знаю что, налетела на него и попала ему в глаз. Он развернулся на пятках, споткнулся и полетел на меня. Я думала, что он разозлится и ударит меня, но вместо этого он дал немного денег. Я спросила, не сможет ли он дать мне работу. Он взял меня в свою мастерскую, дал утюг и гладильную доску, чтобы я могла зарабатывать стиркой.