го людей, но те, кто там жил, постоянно ходили вокруг и могли засечь чужака за несколько миль. Он предупредил, что многие из этих людей имеют огнестрельное оружие и им ничего не стоит подстрелить меня, «Не беспокойся насчет существ из другого мира», сказал тогда дон Хуан, смеясь. «Мексиканцы — вот кто опасен».
— Это по-прежнему так, — сказал Нестор. Это всегда было так. Вот потому Нагуаль и Хенаро были такими артистами. Нагуаль и Хенаро научились быть незаметными среди всего этого. Они владели искусством сталкинга.
Было еще слишком рано для нашей прогулки в темноте. Я хотел воспользоваться этим временем, чтобы задать Нестору свой критический вопрос. Пока еще я все время избегал этого. Какое-то странное чувство мешало мне спросить. Было так, словно моя заинтересованность истощилась после ответа Паблито. Однако Паблито сам пришел мне на помощь и внезапно затронул эту тему, словно прочитав мои мысли.
— Нестор тоже прыгнул в пропасть в тот день, как и мы, — сказал он. — В результате этого он стал Свидетелем, ты стал Маэстро, а я — деревенским идиотом.
Я попросил Нестора рассказать мне о его прыжке в пропасть. Я старался, чтобы вопрос выглядел так, словно это интересовало меня весьма умеренно. Но Паблито осознал подоплеку моего деланного безразличия. Он засмеялся и сказал Нестору, что я так осторожен потому, что остался глубоко разочарован его собственным рассказом об этом событии.
— Я бросился после того, как вы сделали это, — сказал Нестор. Он взглянул на меня, как бы ожидая нового вопроса.
— Ты прыгнул сразу после нас? — спросил я.
— Нет. Мне потребовалось еще некоторое время для подготовки. Хенаро и Нагуаль не сказали мне, что делать. Тот день был днем проверки для каждого из нас, — сказал Нестор.
Паблито выглядел подавленным. Он встал со своего стула и прошелся по комнате. Затем он снова сел, качая головой в жесте отчаяния.
— Ты действительно видел, как мы бросились с края? — спросил я Нестора.
— Я — Свидетель, — сказал Нестор. — Быть свидетелем — мой путь знания. Рассказывать вам безупречно то, чему я был свидетелем — мое задание.
— И что же ты на самом деле видел? — спросил я.
— Я видел, как вы оба, держась за руки, подбежали к краю, — сказал Нестор, — а затем я видел вас обоих, как воздушных змеев в небе. Паблито двигался дальше по прямой линии, а затем упал вниз. Ты немного поднялся, а затем продвинулся на небольшое расстояние от края, затем упал.
— Но мы действительно прыгнули вместе с нашим телом?
— Ну, я не думаю, чтобы это можно было бы сделать другим способом, — сказал он и засмеялся.
— Может быть, это была иллюзия? — спросил я.
— Что ты хочешь сказать, Маэстро? — спросил он сухо.
— Я хочу узнать, что в действительности случилось, — ответил я.
— На тебя случайно не нашло помрачение, как на Паблито? — сказал Нестор с блеском в глазах.
Я попытался объяснить ему природу моего недоумения в связи с прыжком. Он не выдержал и перебил меня. Паблито вмешался, чтобы призвать его к порядку, и они стали пререкаться. Паблито вышел из спора, пройдя на полусогнутых вокруг стола, держась за свой стул.
— Нестор не видит дальше своего носа, — сказал он мне. — То же самое с Бениньо. Ты ничего не получишь от них. По крайне мере у тебя есть мое сочувствие.
Паблито захохотал, заставляя свои плечи трястись, и закрыл лицо шляпой Бениньо.
— Что касается меня, то я знаю, что вы оба прыгнули, — внезапно взорвался Нестор. — Нагуаль и Хенаро не оставили вам другого выбора. Это было их искусство — сначала загнать вас, а потом вести к единственным воротам, которые были открыты. Итак, вы двое бросились через край. Я был свидетелем этого. Паблито говорит, что он ничего не чувствовал. Это сомнительно. Я знаю, что он прекрасно все осознавал, но избрал чувствовать и говорить, что не осознавал
— Я действительно не осознавал, — сказал мне Паблито тоном оправдания.
— Возможно, — сказал Нестор сухо. — Но я сам осознавал и я сам видел, как ваши тела сделали то, что они должны были сделать — прыгнули.
Утверждения Нестора привели мой разум к весьма странному состоянию. Все это время я искал подтверждения тому, что воспринял сам. Но когда я получил его, вдруг оказалось, что оно ничего не меняет. Одним — было знать, что я прыгнул, и быть испуганным тем, что я воспринимал, а другим — искать согласованное подтверждение. Я понял тогда, что одно не имеет необходимой корреляции с другим. Я думал все это время, что наличие кого-то, кто подтвердит, что я действительно испытал прыжок, освободит интеллект от его сомнений и страхов. Я ошибался. Вместо этого мое беспокойство только выросло. Моя вовлеченность в эту проблему стала еще сильнее.
Я объяснил Нестору, что хотя и приехал специально для встречи с ними, чтобы получить их подтверждение относительно реальности моего прыжка, но теперь я передумал и действительно не хочу больше разговаривать об этом. Оба они заговорили одновременно и в этот момент мы вступили в трехсторонний спор. Паблито доказывал, что он ничего не сознавал. Нестор кричал, что тот индульгирует, а я говорил, что не хочу больше ничего слышать о прыжке.
Мне впервые стало совершенно ясно, что никто из нас не обладает необходимой степенью спокойствия и самоконтроля. Никто из нас не хотел уделить другому свое нераздельное внимание, как это делали Хенаро и Нагуаль. А так как я был неспособен поддерживать какой-либо порядок в нашем обмене мнениями, то погрузился в свои собственные размышления. Я всегда думал, что единственным изъяном, который мешал мне войти в мир дона Хуана, было мое вечное желание все объяснить разумно. Но присутствие Паблито и Нестора помогло мне по-новому заглянуть в себя. Другим моим изъяном была моя робость. Как только я сходил с надежных рельс здравого смысла, я не мог верить себе и пугался ужасности того, что раскрывалось передо мной. Таким образом, я обнаружил, что невозможно было поверить, что я прыгнул в пропасть.
Дон Хуан настаивал на том, что всей проблемой магии является восприятие. И будучи верным этому, он и дон Хенаро во время нашей последней встречи на краю пропасти инсценировали великолепную катарсическую драму. После того, как они заставили меня принести мою благодарность в громких и ясных выражениях каждому, кто помогал мне, меня пронизал невероятный душевный подъем. В этот момент они захватили все мое внимание и привели мое тело к восприятию единственно возможного акта в пределах их системы отношений — прыжка в пропасть. Этот прыжок был практическим свершением моего восприятия не как обычного человека, а как мага.
Я так ушел в записывание своих мыслей, что не заметил, как Нестор и Паблито перестали пререкаться и все трое смотрели на меня. Я объяснил, что не представляю, как понять, что произошло в связи с этим прыжком.
— Здесь нечего понимать, — сказал Нестор. — События просто случаются, и никто не может сказать как. Спроси Бениньо, хочет ли он понять.
— Ты хочешь понять? — спросил я шутливым тоном.
— Будь уверен, что хочу, — прогудел он глубоким и низким голосом, и все рассмеялись.
— Ты индульгируешь, говоря, что хочешь понять, — продолжал Нестор. — Так же, как индульгирует Паблито, говоря, что он ничего не помнит.
Он взглянул на Паблито и подмигнул мне. Паблито опустил голову.
Нестор спросил меня, не заметил ли я чего-нибудь особого в настроении Паблито, когда мы собирались прыгать. Я вынужден был признать, что был не в состоянии обращать внимание на такие тонкости, как настроение Паблито.
— Воин должен замечать все, в этом весь его трюк и в этом его преимущество, как сказал бы Нагуаль.
Он улыбнулся, сделав нарочитый жест смущения и прикрыл лицо шляпой.
— Что именно я упустил в настроении Паблито? — спросил я.
— Паблито прыгнул прежде, чем переступил через край, — сказал он, — Ему уже больше ничего не нужно было делать. Он мог бы с таким же успехом сесть на краю вместо прыжка.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я его.
— Паблито уже распадался, — ответил он, — Именно поэтому он думает, что потерял сознание. Паблито лжет. Он что-то скрывает.
Тут со мной заговорил Паблито. Он бормотал что-то абсолютно невразумительное, затем в отчаянии махнул рукой и плюхнулся обратно на свой стул. Нестор тоже что-то начал говорить. Я остановил его. Я не был уверен, что понял его правильно.
— Тело Паблито распадалось? — спросил я.
Он долго всматривался в меня, не говоря ни слова. Он сидел справа от меня, но тут молча пересел на скамейку напротив.
— Ты должен серьезно отнестись к тому, что я тебе говорю, — сказал он. — Нет способа повернуть колесо времени к тому, чем мы были перед прыжком. Нагуаль сказал, что быть воином — это честь и удовольствие и что счастье воина — делать то, что он должен делать. Я должен рассказать тебе безупречно о том, чему я был свидетелем. Паблито распадался. Когда вы двое побежали к краю, только ты был плотным. Паблито был похож на облако. Он думал, что был близок к тому, чтобы упасть ничком, а ты думаешь, что держал его за руку, чтобы помочь добежать до края. Никто из вас не прав, и я не сомневаюсь, что для вас обоих было бы лучше, если бы ты не поддерживал Паблито.
Я чувствовал еще большее замешательство, чем прежде. Я искренне верил, что он правдиво излагает все, свидетелем чему он был, но я помнил только, что держал Паблито за руку.
— Что бы случилось, если бы я не вмешался? — спросил я.
— Я не могу ответить на это, — сказал Нестор. — Но я знаю, что вы воздействовали на светимость друг друга. В тот момент, когда ты подал Паблито руку, он стал более плотным, но ты вложил свою драгоценную силу в ничто.
— Что ты делал после того, как мы прыгнули? — спросил я Нестора после долгого молчания.
— Сразу же после того, как вы исчезли, я был так потрясен, что не мог дышать, и потерял сознание, но не знаю на какое время. Я думал, что это длилось один момент. Когда я снова пришел в себя, я оглянулся в поисках Хенаро и Нагуаля, но они ушли. Я бегал взад и вперед по вершине горы, зовя их пока не сорвал голос. Тогда я понял, что остался один. Я подошел к краю утеса и попытался отыскать знак, который дает Земля, когда воин не собирается возвращаться. Но я уже пропустил его. Я понял тогда, что Хенаро и Нагуаль ушли навсегда. До этого я не сознавал, что они повернулись ко мне после того, как попрощались с вами, и в то время, когда вы бежали к обрыву они помахали мне руками и попрощались со мной.