Обнаружить себя в одиночестве в такое время дня, да еще в таком пустынном месте было большим, чем я мог вынести. Одним махом я потерял всех друзей, которые у меня были в мире. Я сел и заплакал. А когда я испугался еще больше, я начал вопить во всю мочь. Я во все горло выкрикивал имя Хенаро. К тому времени стало очень темно, и я больше не мог различать окружающих предметов. Я знал, что как воин не должен индульгировать в своей глубокой печали. Чтобы успокоиться, я начал выть, как койот — так, как научил меня Нагуаль. Спустя некоторое время после начала воя я почувствовал себя намного лучше, — я забыл свою печаль, забыл о существовании мира. Чем больше я выл, тем легче было ощущать тепло и защиту земли.
Должно быть, прошло несколько часов. Внезапно я почувствовал дуновение внутри себя позади своего горла и звук колокола в своих в ушах. Я вспомнил, что Нагуаль сказал Элихио и Бениньо перед их прыжком. Он сказал, что ощущение в горле приходит как раз перед тем, как человек готов изменить свою скорость. И звук колокольчика является средством, которое человек может использовать для выполнения всего, что ему требуется. Тогда я захотел стать койотом. Я посмотрел на свои руки, — они были на земле передо мной. Они изменили форму и стали похожи на лапы койота.
Я увидел шерсть койота на своих руках и груди. Я был койотом. Это наполнило меня таким счастьем, что я стал кричать, как должен кричать койот. Я ощущал у себя зубы койота, его длинную заостренную морду и язык. Каким-то образом я знал, что умер, но это не тревожило меня. Для меня не имело значения — превратиться в койота, умереть или остаться в живых. На четырех лапах как койот я пошел к краю обрыва и прыгнул туда. Ничего другого мне не оставалось.
Я ощутил, что падаю, и мое койотное тело перевернулось в воздухе. Затем я снова стал самим собой, кувыркаясь в воздухе. Но прежде чем упасть на дно, я стал таким легким, что больше не падал, а парил. Воздух проходил сквозь меня. Я был таким легким! Я поверил, что моя смерть наконец-то входит внутрь меня. Что-то размешало мои внутренности, и я распался, как сухой песок. Там, где я был, было мирно и превосходно. Я каким-то образом знал, что я и был там и не был одновременно. Я был ничто. Это все, что я могу сказать об этом. Затем совершенно внезапно то же самое, что сделало меня подобным сухому песку, собрало меня вместе. Я вернулся обратно к жизни и обнаружил, что сижу в хижине старого масатекского мага. Он сказал, что его зовут Порфирио. Он сказал, что рад видеть меня и начал обучать меня некоторым вещам о растениях, которым Хенаро меня не учил. Он взял меня туда, где делаются растения[15], и показал мне матрицы растений и особенно — отметины на матрицах. Он сказал, что если я буду наблюдать эти отметины на растениях, то смогу легко сказать на что они годятся, даже если никогда не видел этих растений раньше. Когда он понял, что я изучил эти отметины, он попрощался со мной, но попросил меня приходить к нему снова. В этот момент я ощутил сильную тягу и распался как раньше. Я стал миллионом кусочков.
Затем я снова был втянут в самого себя и пошел повидать Порфирио. Ведь он приглашал меня. Я знал, что могу пойти, куда захочу, но избрал хижину Порфирио, потому что он был дружелюбен со мной и учил меня. Я не хотел рисковать, встретившись вместо него с чем-то ужасным. На этот раз Порфирио взял меня с собой, чтобы посмотреть на матрицу животных. Там я увидел свое собственное животное-нагуаль. Мы узнали друг друга по виду. Порфирио был восхищен, видя такую дружбу. Я видел также нагуаль Паблито и твой, но они не захотели разговаривать со мной. Они казались печальными. Я не настаивал на разговоре с ними. Я не знал, что с вами произошло во время прыжка. Я знал, что сам я мертв, но мой нагуаль сказал мне, что я не умер и что вы оба тоже живы. Я спросил об Элихио, и мой Нагуаль сказал, что он ушел навсегда. Тут я вспомнил, что когда я был свидетелем прыжка Элихио и Бениньо, то слышал как Нагуаль давал Бениньо инструкции не стремиться к причудливым видениям или мирам за пределами нашего собственного. Нагуаль сказал, чтобы он изучал только свой собственный мир, потому, что делая так, он найдет ту единственную форму силы, которая доступна ему. Нагуаль специально проинструктировал их, чтобы они дали возможность кусочкам взрываться как можно дольше, чтобы вернуть назад свои силы. Я сам делал то же самое. Я прошел взад и вперед от тоналя к нагуалю одиннадцать раз. Но каждый раз я встречал только Порфирио, который давал мне дальнейшие инструкции. Каждый раз, когда мои силы иссякали, я восстанавливал их в нагуале, пока не восстановился до такой степени, что очутился опять на этой земле.
— Донья Соледад сказала мне, что Элихио не должен был прыгать в пропасть, — сказал я.
— Он прыгнул вместе с Бениньо, — ответил Нестор. — Спроси его, и он скажет тебе это своим излюбленным голосом.
— Будь уверен, что мы прыгнули вместе! — продребезжал тот, — Но я никогда не говорю об этом.
— А что, по словам Соледад, сделал Элихио? — спросил Нестор.
Я рассказал, что донья Соледад говорила, что Элихио закружил ветер, и он покинул мир, когда работал в поле.
— Она совершенно все перепутала, — сказал Нестор. — Элихио закружили союзники. Их было несколько, но он не захотел ни одного из них, поэтому они оставили его в покое. Это не имеет никакого отношения к прыжку, Ла Горда сказала, что у вас была стычка с союзниками прошлой ночью; я не знаю, что вы делали, но если вы хотели захватить их, завлечь, чтобы они остались с вами, вы должны были кружиться с ними. Иногда они по собственному почину приходят к магу и кружат его. Элихио был наилучшим воином, какие только есть, так что союзники пришли к нему сами. Если бы кто-нибудь из нас захотел иметь союзников, мы должны были бы домогаться их много лет, но даже и тогда я сомневаюсь, что союзники согласились бы помогать нам.
Элихио должен был прыгнуть, как и все остальные. Я был свидетелем его прыжка. Он был в паре с Бениньо. Многое из того, что случается с нами как магами, зависит от того, что делает твой партнер. У Бениньо немного не хватает винтиков в голове, потому что его партнер не вернулся. Не так ли, Бениньо?
— Будь уверен, что это так! — ответил Бениньо своим любимым голосом.
Тут я не устоял перед сильным любопытством, которое мучило меня с самого начала, как только я услышал голос Бениньо. Я спросил его, как ему удается его гудящий голос. Он повернулся лицом ко мне, сел прямо и указал на свой рот, как будто хотел, чтобы я внимательно посмотрел на него.
— Я не знаю! — прогудел он. — Я просто открываю рот, и этот голос выходит из меня.
Он сократил мышцы лба, скривил губы и издал глубокий гудящий звук. Тут я увидел, что у него на висках были потрясающие мышцы, которые придавали его голове другие очертания. Не только линия волос была другой, но и вся передняя часть головы.
— Хенаро оставил ему свои шумные звуки, — сказал мне Нестор. — Подожди, сейчас он перднет.
Мне показалось, что Бениньо готовится продемонстрировать свои способности.
— Постой-постой, Бениньо, — сказал я, — в этом нет необходимости.
— Вот дьявол! — сказал Бениньо тоном разочарования. — У меня как раз был самый лучший пердеж для тебя.
Паблито и Нестор засмеялись так сильно, что даже Бениньо утратил свою невозмутимость и захохотал вместе с ними.
— Скажи мне, что случилось с Элихио, — спросил я Нестора, когда все успокоились.
— Когда Элихио и Бениньо прыгнули, — ответил Нестор, — Нагуаль заставил меня быстро взглянуть через край и уловить знак, который дает земля при прыжке воина в пропасть. Если там будет что-нибудь вроде облачка или слабого порыва ветра, то время пребывания воина на земле еще не истекло. В тот день, когда прыгнули Бениньо и Элихио, я ощутил дыхание воздуха со стороны Бениньо и знал, что его час еще не пробил. А со стороны Элихио все было безмолвно.
— А как ты думаешь, что случилось с Элихио? Он умер?
Все трое уставились на меня. С минуту они молчали. Нестор почесал виски обеими руками. Бениньо хихикнул и потряс головой. Я попытался объяснить, но Нестор остановил меня жестом руки.
— Ты серьезно задаешь нам эти вопросы? — спросил он меня.
Бениньо ответил за меня. Когда он не паясничал, его голос был глубоким и мелодичным. Он сказал, что Нагуаль и Хенаро подстроили все так, что каждый из нас имеет кусочки информации, которых не имеют другие.
— Хорошо, раз так, то мы тебе расскажем, что к чему, — сказал Нестор, словно у него гора свалилась с плеч. — Элихио не умер. Ни в коем случае.
— Где же он теперь? — спросил я.
Они снова переглянулись. У меня было ощущение, что они сдерживались, чтобы не засмеяться. Я рассказал им то, что сообщила мне донья Соледад: Элихио ушел в другой мир, чтобы присоединиться к Нагуалю и Хенаро. Для меня это звучало так, словно все трое умерли.
— Почему ты так говоришь, Маэстро? — спросил Нестор тоном глубокого участия. — Даже Паблито не говорит ничего подобного.
Мне показалось, что Паблито собирается протестовать. Он чуть было не встал, но потом очевидно переменил свое намерение.
— Да, правильно, — сказал он. Даже я не говорю так.
— Ну ладно. Если Элихио жив, то где он?
— Соледад уже сказала тебе, — мягко сказал Нестор. — Элихио ушел, чтобы соединиться с Нагуалем и Хенаро.
Я решил, что будет лучше не задавать им никаких вопросов. Я не собирался быть агрессивным в своих расспросах, но дело почему-то всегда оборачивалось именно так. Кроме того, у меня возникло чувство, что они знают немногим больше, чем я.
Нестор внезапно встал и начал расхаживать передо мной взад и вперед. Наконец, он схватил меня подмышки и потащил меня прочь от стола. Он не хотел, чтобы я писал. Он спросил меня, действительно ли я подобно Паблито выключился в момент прыжка и ничего не помню. Я сказал, что у меня был ряд живых грез или видений, которые я не могу объяснить и что я приехал для того, чтобы увидеть их и добиться ясности. Они захотели услышать обо всех моих видениях.