отом подошла и села рядом со мной.
— Ты на самом деле такой же как мы, да? — спросила она смущенно.
Я не знал, что сказать. Я боялся допустить промах.
Лидия явно была лидером сестричек. В тот момент, когда она улыбнулась мне, две другие тотчас были охвачены тем же настроением.
Ла Горда сказала, чтобы они не обращали внимания на мой карандаш и бумагу и на мои постоянные вопросы и что я, в свою очередь, не должен тревожиться, если они вовлекаются в свое любимое занятие — индульгирование на самих себе.
Все трое сели около меня. Ла Горда подошла к столу, взяла пакеты и отнесла их в мою машину. Я попросил Лидию извинить меня за мои непростительные промахи в прошлом и попросил всех рассказать мне, как они стали ученицами дона Хуана. Чтобы заставить их чувствовать себя непринужденно, я описал свою встречу с доном Хуаном. Их рассказы повторили то, что я уже знал от доньи Соледад.
Лидия сказала, что все они вольны были оставить мир дона Хуана, но их выбор был — остаться. Сама она была самой первой ученицей и имела возможность уйти. Когда Нагуаль и Хенаро вылечили ее, Нагуаль указал ей на дверь и сказал, что если она не уйдет теперь, то дверь закроется и никогда не откроется снова.
— Моя судьба была решена, когда дверь закрылась, — сказала мне Лидия. — В точности то же случилось и с тобой. Нагуаль говорил мне, что, когда он наложил на тебя заплату, у тебя была возможность уехать. Но ты не захотел воспользоваться ею.
Я помнил о том решении более живо, чем о чем угодно другом. Я рассказал им, как дон Хуан заставил меня поверить, что за ним охотится женщина-маг, а затем предоставил мне выбор — или покинуть его навсегда, или остаться, чтобы помочь ему вести войну против этой ведьмы. Потом оказалось, что мнимым врагом была одна из его сотрудниц. Вступив в борьбу с ней — как я думал, в защиту дона Хуана — я направил ее против себя, и она стала тем, что он назвал моим «стоящим противником».
Я спросил у Лидии, были ли у них такие противники.
— Мы не такие тупые, как ты, — сказала Роза. — Мы никогда не нуждались ни в ком, кто бы пришпоривал нас.
— Паблито как раз такой тупица, — сказала Роза, — Его противником является Соледад. Впрочем, я не знаю, насколько она стоящая. Но, как гласит пословица, нет курицы, так съешь и луковицу.
Они засмеялись и заколотили по столу.
Я спросил у них, знал ли кто-нибудь Ла Каталину, женщину-мага, которую дон Хуан натравил на меня. Они отрицательно покачали головой.
— Я знаю ее, — сказала Ла Горда, стоя у печи. — Она из цикла Нагуаля, а выглядит так, как будто ей лет тридцать.
— Что такое цикл, Горда? — спросил я.
Она подошла к столу, поставила ногу на скамейку и, облокотясь на нее, подперла рукой подбородок.
— Маги, подобные Нагуалю и Хенаро, имеют два цикла. Первый — это когда они еще человеческие существа, подобные нам. Мы находимся в нашем первом цикле. Каждому из нас было дано задание, и это задание вынуждает нас оставить человеческую форму. Элихио, мы пятеро и Хенарос относимся к одному и тому же циклу. Второй цикл наступает тогда, когда маг больше не является человеческим существом. Такими были Нагуаль и Хенаро. Они пришли учить нас. И после того, как они обучили нас, они ушли. Мы являемся вторым циклом для них. Нагуаль и Ла Каталина подобны тебе и Лидии. Они находятся на таких же позициях. Она ужасающий маг, в точности как Лидия.
Ла Горда вернулась к печи. Сестрички, казалось, нервничали.
— Это, должно быть, та женщина, которая знает растения силы, — сказала Лидия Ла Горде.
Ла Горда ответила, что так оно и есть. Я спросил, давали ли им когда-нибудь растения силы.
— Нам троим не давали, — ответила Лидия. — Растения силы дают только пустым людям, таким как ты и Ла Горда.
— Нагуаль давал тебе растения силы, Горда? — спросил я громко.
Ла Горда подняла над головой два пальца.
— Нагуаль давал ей свою трубку дважды, — сказала Лидия, — И оба раза у нее ехала крыша.
— Что случалось, Горда? — спросил я.
— Я становилась сумасшедшей, — сказала Ла Горда, подойдя к столу. — Растения силы давали нам потому, что Нагуаль накладывал латки на наши тела. Моя пристала быстро, а у тебя это протекало трудно. Нагуаль сказал, что ты еще ненормальней Хосефины и такой же невыносимый, как Лидия, и он вынужден был давать тебе растения силы огромное количество раз.
Ла Горда объяснила, что растения использовали только те маги, которые в совершенстве владели этим искусством. Эти растения были таким могущественным средством, что для правильного обращения с ними требовалось самое безупречное внимание со стороны магов. Нужна была целая жизнь, чтобы натренировать свое внимание до необходимого уровня. Ла Горда сказала, что полный человек не нуждается в растениях силы и что ни сестрички, ни Хенарос никогда не принимали их. Но в какой-то момент, когда они усовершенствуют свое искусство как сновидящих, им придется воспользоваться растениями силы для получения завершающего тотального толчка. Это будет толчок такой силы, что нам невозможно и представить его.
— А тебе и мне тоже придется принимать их? — спросил я Ла Горду.
— Всем нам, — ответила она. — Нагуаль сказал, что ты должен разбираться в этом лучше, чем любой из нас.
Я некоторое время думал на эту тему. Психотропные растения оказывали на меня ужасающее воздействие. Они, казалось, достигали какого-то обширного резервуара во мне и извлекали из него целый мир. Недостатками их принятия были их отрицательное воздействие на физическое состояние и невозможность управлять их действием. Мир, в который они погружали меня, был неподатлив и хаотичен. Пользуясь терминологией дона Хуана, мне не хватало контроля и силы, чтобы воспользоваться этим миром. Однако если бы такой контроль у меня был, то я открыл бы возможности, потрясающие ум.
— Я принимала их, — внезапно сказала Хосефина, — Когда я была помешанной, Нагуаль дал мне свою трубку, чтобы исцелить или убить меня. И она исцелила меня.
— Нагуаль действительно давал Хосефине свой дым, — сказала Ла Горда и подошла к столу. — Он знал, что она притворяется более сумасшедшей, чем есть на самом деле. Она всегда была немного чокнутой, но еще и очень смелой и индульгирующей, как никто другой. Она всегда хотела жить там, где никто бы ее не беспокоил и где она смогла бы делать все, что ей захочется. Поэтому Нагуаль дал ей свой дым и отправил пожить в мир ее предрасположения на четырнадцать дней, пока она так не пресытилась им, что излечилась. Она пресекла свое индульгирование. В этом и состояло ее излечение.
Ла Горда вернулась к плите. Сестрички смеялись и хлопали друг друга по спинам.
Тут я вспомнил, что в доме доньи Соледад Лидия не только сделала вид, что Нагуаль оставил для меня какой-то пакет, но и на самом деле показала сверток, заставивший меня думать о футляре, в котором дон Хуан обычно хранил свою трубку. Я напомнил Лидии об их обещании отдать мне этот пакет в присутствии Ла Горды.
Сестрички переглянулись, а затем посмотрели на Ла Горду. Она кивнула. Хосефина встала и пошла в переднюю комнату. Спустя минуту она вернулась со свертком, который показывала мне Лидия.
Мое нетерпение достигло предела. Хосефина аккуратно положила сверток на столе передо мной. Все столпились вокруг. Она стала развязывать его так же, как в первый раз это делала Лидия. Когда пакет был полностью развернут, она вывалила его содержимое на стол. Это было тряпье для менструаций.
Секунду я был в ярости. Но громкий смех Ла Горды был таким веселым, что я и сам был вынужден рассмеяться.
— Это личный сверток Хосефины, — сказала Ла Горда. — Это была блестящая идея — сыграть на твоей жадности получить дар от дона Хуана, чтобы вынудить тебя остаться.
— Ты должен признать, что это была хорошая идея, — сказала мне Лидия.
Она имитировала выражение жадности на моем лице, когда она разворачивала передо мной сверток, и затем мое разочарование, когда она не закончила это.
Я сказал Хосефине, что ее идея действительно была блестящей, что она сработала, как она и ожидала, и что я хотел заполучить этот пакет больше, чем хотел признаться.
— Ты можешь получить его, если хочешь, — сказала Хосефина, чем вызвала общий смех.
Ла Горда сказала, что Нагуаль знал с самого начала, что Хосефина вовсе не была больна на самом деле, но именно по этой причине ему так трудно было вылечить ее. Люди, которые действительно больны, более податливы. Хосефина отдавала себе полный отчет во всем и была очень строптивой, поэтому он должен был курить[22] ее великое множество раз.
Дон Хуан сказал когда-то то же самое и насчет меня — что он «курил» меня. Я всегда считал, что он имеет в виду использование психотропных грибов для того, чтобы составить себе определенное обо мне.
— Как он «курил» тебя? — спросил я у Хосефины.
Она пожала плечами и не ответила.
— Так же, как он курил и тебя, — сказала Лидия. — Он вытянул твою светимость и высушил ее дымом от огня, который он развел.
Я был убежден, что дон Хуан никогда не объяснял мне этого. Я попросил Лидию, чтобы она рассказала мне все, что она знала об этом. Она повернулась к Ла Горде.
— Дым имеет очень большое значение для мага, — сказала Ла Горда. — Дым подобен туману. Туман, конечно, лучше, но с ним слишком трудно обращаться. Он не так удобен для использования, как дым. Поэтому, если маг хочет видеть и узнать кого-то очень закрытого, своенравного и упрямого, как ты и Хосефина, — он разводит огонь и позволяет дыму окутать этого человека. Все, что они скрывают, выходит с дымом.
Ла Горда сказала, что Нагуаль использовал дым не только для того, чтобы «видеть» и знать людей, но и для исцеления. Он делал Хосефине дымные ванны. Он заставлял ее сидеть или стоять у огня с той стороны, куда дует ветер. Дым обычно окутывал ее и заставлял ее кашлять и плакать, но это неудобство было лишь временным и не имело последствий. Зато огромным положительным эффектом было постепенное очищение светимости.