Бениньо был одним из пяти индейских юношей, которых я однажды встретил, когда бродил с доном Хуаном по Сонорской пустыне. Они искали предметы силы. Дон Хуан сказал мне, что все они были учениками магии. Несколько раз после этого я вновь виделся с Бениньо, и очень с ним подружился. Он был из южной Мексики. Мне он очень нравился. Непонятно зачем, но он с видимым наслаждением окутывал свою жизнь непроницаемой тайной. Я никогда не мог выяснить, кем он был и что делал. При каждой нашей встрече он неизменно сбивал меня с толку обезоруживающей прямотой, с которой отклонял все расспросы. Однажды дон Хуан по собственному почину дал мне некоторую информацию о Бениньо, сказав, что тому очень повезло с учителем и бенефактором. Я принял слова дона Хуана как ничего не значащее случайное замечание. Донья Соледад прояснила для меня загадку десятилетней давности.
— Как ты думаешь, почему дон Хуан ничего не рассказывал мне о Бениньо?
— Откуда мне знать? Наверное, причина была. Нагуаль никогда ничего не делал просто так.
Чтобы продолжать писать, мне пришлось прислониться ноющей от усталости спиной к ее кровати.
— И что же случилось с Бениньо?
— С ним все в порядке. По-видимому, его положение лучше, чем у кого бы то ни было. Ты увидишь его. Они с Паблито и Нестором неразлучны. На них печать Хенаро. То же и с девочками: они неразлучны, так как на них печать Нагуаля.
Я перебил ее снова и спросил, о каких девочках идет речь.
— О моих девочках, — сказала она.
— О твоих дочерях? Я имею в виду — о сестрах Паблито?
— Они не сестры Паблито, они — ученицы Нагуаля.
Я был поражен. С тех пор, как я встретил Паблито, я был склонен считать, что четыре девушки в его доме — его сестры. Дон Хуан сам говорил мне это. На меня почему-то вновь нахлынуло отчаяние, которым так богат был сегодняшний день.
Донье Соледад не следовало верить: она явно готовила какую-то очередную ловушку. Я был убежден, что дон Хуан ни при каких обстоятельствах не стал бы так грубо обманывать меня.
Донья Соледад изучала меня с явным любопытством.
— Ветер только что сказал мне, что ты мне не веришь, — сказала она и засмеялась.
— Ветер прав, — отозвался я сухо.
— Девочки, которых ты видел несколько лет, принадлежат Нагуалю. Они были его ученицами. Теперь, когда Нагуаль ушел, они являются самим Нагуалем. Но они также и мои девочки. Мои!
— Ты имеешь в виду, что на самом деле ты не мать Паблито, и что именно они — твои дочери?
— Я имею в виду, что они мои. Нагуаль оставил их на мое попечение. Ты всегда ошибаешься, так как ты полагаешься на слова, чтобы объяснить все. Так как я мать Паблито, и ты слышал, что они — мои девочки, ты сделал вывод, что они должны быть братом и сестрами. Девочки — мои настоящие дети. Паблито, хоть и приходится мне сыном, вышедшим из моей утробы, — мой смертельный враг.
Моей реакцией была смесь отвращения и гнева. Я подумал, что она не только ненормальная, она опасна. Каким-то образом что-то во мне знало это с самого момента моего приезда сюда.
Она долго наблюдала за мной. Чтобы не встречаться с ней глазами, я снова сел на покрывало.
— Нагуаль предостерегал меня о твоих причудах, — сказала она внезапно, — но я не могла понять, что он имел в виду. Теперь я знаю. Он говорил мне, чтобы я не сердила тебя и была осторожна, так как ты вспыльчив, и непредсказуем. Извини, что не была так внимательна, какой должна была быть. Еще он говорил, что когда ты пишешь, ты можешь оказаться в самом пекле и даже не почувствовать этого. Здесь я также не беспокоила тебя. Затем он сказал мне, что ты недоверчив, так как слова путают тебя. И я не запутывала тебя. Я заговорилась до умопомрачения, пытаясь тебя не запутать.
В ее тоне было молчаливое обвинение. Я был сбит с толку и раздосадован.
— В то, что ты говоришь, очень трудно поверить, — сказал я. — Либо ты, либо дон Хуан, но кто-то из вас двоих ужасно обманул меня.
— Никто из нас не лгал. Ты понимаешь только то, что хочешь понять. Нагуаль сказал, что это обусловлено твоей пустотой. Девочки — дети Нагуаля, так же как ты и Элихио. Он сделал шестерых детей, четырех женщин и двух мужчин. Хенаро сделал трех мужчин. Всего получается девять. Один из вас, Элихио, уже все закончил, так что вас осталось восемь, пытающихся выполнить то же.
— Куда ушел Элихио?
— Он ушел, чтобы присоединиться к Нагуалю и Хенаро.
— А куда ушли Нагуаль и Хенаро?
— Ты знаешь, куда они ушли. Ты дурачишь меня, что ли?
— В том-то и дело, донья Соледад. Я не обманываю тебя.
— Тогда слушай. Я не могу ни в чем отказать тебе. Нагуаль и Хенаро вернулись в то место, откуда пришли — в другой мир. Когда пришло их время, они просто шагнули в окружающую тьму там, вовне, а так как они не собирались возвращаться, тьма ночи поглотила их.
Я понял, что расспрашивать дальше бесполезно. Мне хотелось сменить тему, но она меня опередила.
— Ты ухватил проблеск другого мира, когда прыгнул, — продолжала она. — Но, наверное, прыжок привел тебя в замешательство. Очень плохо. С этим ничего не поделаешь. Это твоя судьба, ты мужчина.
Женщины в этом отношении лучше мужчин. Им прыгать в пропасть нет нужды. У женщин свои собственные пути. У них свои собственные пропасти. У них менструации. Нагуаль говорил, что это — дверь для них. Во время своего женского цикла они становятся чем-то еще. Я знаю, это в это время он и учил моих девочек. Мне было уже слишком поздно. Я слишком стара, поэтому я на самом деле не знаю, как выглядит эта дверь. Нагуаль настаивал, чтобы девочки уделяли внимание всему, что происходит с ними во время этого периода. Он обычно брал их в эти дни в горы и оставался с ними до тех пор, пока они не начинали видеть трещину между мирами.
Нагуаль был лишен каких-либо страхов и колебаний, он подвергал их безжалостному давлению, чтобы они сами могли обнаружить, что у женщин есть трещина, которую все они отлично маскируют. Во время этого периода, как бы ни хороша была маскировка, она спадает, и женщина оказывается обнаженной. Нагуаль давил на них до полусмерти, чтобы открыть эту трещину. Они сделали это. Он заставил их сделать это, но на это понадобилось несколько лет.
— Как они стали ученицами?
— Лидия была первой. Он нашел ее однажды утром, когда наткнулся как-то на разрушенную хижину в горах. Нагуаль говорил мне, что хижина была пуста, но с самого утра были знаки, звавшие его в этом дом. Бриз сильно беспокоил его. Он не мог даже открыть глаза, когда пытался уйти оттуда. Поэтому когда он увидел хижину, он понял, что там кто-то есть. Он заглянул под кучу соломы и хвороста и нашел девочку. Она была очень больна. Она едва могла говорить, но, тем не менее, заявила ему, что не нуждается в помощи. Она собиралась спать дальше, и если бы она больше не проснулась, никто бы ничего не потерял. Нагуалю понравился ее дух, и он заговорил с нею на ее языке. Он сказал, что собирается вылечить ее и заботиться о ней до тех пор, пока она не станет сильной снова. Она отказалась. Она была индеанкой, которая знала одни лишь лишения и боль. Она сказала Нагуалю, что родители давали ей всякие лекарства, но ничего не помогло.
Слушая ее, Нагуаль все больше убеждался, что знак указал ему на нее самым своеобразным способом. Знак скорее походил на приказание.
Нагуаль поднял ее и положил себе на плечи, как ребенка, а потом отнес ее к Хенаро. Хенаро приготовил для нее лекарства. Она больше не могла открыть глаза. Ее веки слиплись. Они распухли и гноились.
Нагуаль ухаживал за ней, пока она не выздоровела. Он нанял меня смотреть за ней и готовить ей еду. Моя еда помогла ей поправиться. Она — мой первый ребенок. Когда она поправилась, а на это ушел почти целый год, Нагуаль собирался вернуть ее к родителям, но девушка отказалась уйти и осталась с ним.
Вскоре после того, как он нашел Лидию, когда она все еще была больной, Нагуаль нашел тебя. Тебя привел человек, которого он никогда в жизни не видел. Нагуаль видел, что смерть витает над головой этого человека, и ему показалось очень странным, что он указывает на тебя именно в такой момент. Ты насмешил Нагуаля, и он немедленно устроил тебе проверку. Он не взял тебя, но сказал, чтобы ты пришел сам и нашел его. С тех пор он все время испытывал тебя, как никого другого. Он говорил, что таков был твой путь.
Три года у него было два ученика — Лидия и ты. Но как-то раз, когда он был в гостях у своего друга Висенте, целителя с Севера, к тому привели помешанную девочку, которая только и делала, что кричала и плакала без конца.
Люди, приведшие ее, приняли Нагуаля за Висенте и передали девочку в его руки. Нагуаль говорил мне, что эта девочка подбежала и ухватилась за него, словно знала его. Нагуаль предложил ее родителям оставить ее у него. Они беспокоились о плате, но Нагуаль заверил их, что будет лечить ее даром. Я полагаю, что девочка так осточертела им, что они были не против от нее избавиться. Нагуаль привел ее ко мне. Это был сущий ад! Она и вправду была помешанной. Это была Хосефина. Нагуалю понадобилось несколько лет, чтобы вылечить ее. Но и по сей день она совершенно сумасшедшая. Она, конечно, помешалась на Нагуале, и на этой почве у нее с Лидией началась смертельная вражда. Они ненавидели друг друга. Но я любила их обеих. Увидев, что они не ладят, Нагуаль стал с ними очень жестким. Ты знаешь, Нагуаль не мог рассердиться ни на кого. Итак, он напугал их обеих до полусмерти. Однажды Лидия не выдержала и сбежала. Она решила найти себе молодого мужа. По дороге она нашла крошечного цыпленка. Он только что вылупился и потерялся. Лидия подобрала его, а так как она была одна посреди пустынной местности и вокруг не было никаких домов, то она решила, что цыпленок ничей. Она засунула его под блузу между грудей, чтобы согреть его. Лидия рассказывала мне, что когда она бежала, маленький цыпленочек начал перемещаться набок. Она попыталась вернуть его на место, но никак не могла его схватить. Цыпленок быстро шнырял под блузкой по всему ее телу. Лапки цыпленка вначале щекотали ее, а затем д