Наша беседа в темноте касалась главным образом местонахождения двух других девушек. Лидия сказала, что не представляет себе, где сейчас Ла Горда, но Хосефина, несомненно, все еще разыскивает Нестора в горах, несмотря на темноту. Она пояснила, что Хосефина лучше других может позаботиться о себе ночью в пустынном месте, поэтому Ла Горда и отправила ее с этим поручением.
Я сказал ей, что из всего услышанного раньше я понял, что Ла Горда – их лидер. Лидия ответила, что Ла Горда действительно была за старшего и что сам Нагваль поставил ее во главе. Она добавила, что если бы даже он этого не сделал, то рано или поздно Ла Горда все равно взяла бы верх, потому что она лучше их всех.
Тут мне захотелось зажечь лампу и кое-что записать. Лидия недовольно сказала, что свет усыпляет ее, но я настоял на своем.
– Что делает Ла Горду лучше? – спросил я.
– У нее больше личной силы, – сказала она. – Она знает все, и, кроме того, Нагваль научил ее управлять людьми.
– Ты завидуешь Ла Горде в том, что она самая лучшая?
– Раньше завидовала, а теперь – нет.
– Почему же ты изменилась?
– В конце концов я приняла свою судьбу, как учил меня Нагваль.
– А какова твоя судьба?
– Моя судьба… Моя судьба – быть бризом. Быть сновидящей. Моя судьба – быть воином.
– А Роза или Хосефина завидуют Ла Горде?
– Да нет, что ты. Все мы приняли свою судьбу. Нагваль сказал, что Сила придет к нам только после того, как все мы без взаимных упреков примем свою судьбу. Раньше я часто жаловалась и временами приходила в ужас, потому что Нагваль мне нравился. Я все думала, что я – женщина. Но он объяснил мне, что это не так. Он показал мне, что я – воин. Моя жизнь закончилась, когда я встретила его. То же он сделал и с остальными. Может быть, ты и не такой, как мы, но нам Нагваль дал новую жизнь.
Когда он сказал, что собирается покинуть нас, так как ему надо заниматься другими делами, мы думали, что умрем. А посмотри на нас сейчас. Мы живем, и знаешь почему? Потому что Нагваль показал нам, что мы – это он сам. Он здесь, с нами. Он всегда будет здесь. Мы – его тело и его дух.
– Вы все четверо чувствуете одинаково?
– Нас не четверо. Мы – одно. Это наша судьба. Мы должны поддерживать друг друга. И ты такой же, как мы. Все мы – одно и то же. И донья Соледад такая же, хотя она идет в другом направлении.
– А Паблито, Нестор и Бениньо? Как с ними?
– Мы не знаем. Мы не любим их. Особенно Паблито. Он трус. Он не принял свою судьбу и хочет увильнуть от нее. Он даже хочет отказаться от своих шансов стать магом и жить обычной жизнью. Это было бы великолепно для Соледад. Но Нагваль приказал нам помогать и ему. Хотя мы уже устали ему помогать. Может быть, совсем скоро Ла Горда отшвырнет его с пути навсегда.
– Неужели она способна это сделать?
– Способна ли она? Конечно, да. Она получила от Нагваля больше остальных. Может быть, даже больше тебя.
– Как ты думаешь, почему Нагваль никогда не говорил мне, что вы – его ученицы?
– Потому что ты – пустой.
– Это он сказал, что я пустой?
– Каждый знает, что ты – пустой. Это написано на твоем теле.
– Написано что?
– У тебя в середине есть дыра.
– В середине моего тела? Где?
Она очень мягко коснулась правой стороны моего живота и пальцем очертила круг, словно обозначая границы какой-то невидимой дыры диаметром пять-шесть дюймов.
– А ты сама пустая, Лидия?
– Ты шутишь? Я – полная. Разве ты не видишь этого?
Ее ответы принимали неожиданный оборот. Мне не хотелось раздражать ее своим невежеством, поэтому я утвердительно кивнул.
– Как ты думаешь, почему у меня в середине есть дыра, которая делает меня пустым? – спросил я, считая этот вопрос самым невинным.
Не отвечая, она повернулась ко мне спиной и пожаловалась, что свет лампы режет ей глаза. Я настаивал на ответе. Она вызывающе посмотрела на меня.
– Я не хочу больше разговаривать с тобой. Ты тупой. Даже Паблито не такой тупой, а он хуже всех.
Я не хотел опять попасть в тупик, делая вид, что знаю, о чем идет речь. Поэтому я опять спросил, что вызвало мою пустоту. Я упрашивал ее сказать, горячо уверяя, что дон Хуан никогда не давал мне разъяснений на эту тему. Он постоянно говорил мне, что я пустой, и я понимал его, как понял бы это любой западный человек. Я считал, что он подразумевает отсутствие у меня воли, решительности, целеустремленности и даже ума. Он никогда не упоминал о дыре в моем теле.
– С правой стороны у тебя дыра, – сказала она как само собой разумеющееся. – Дыра, которую сделала женщина.
– Ты знаешь, кто эта женщина?
– Только ты можешь сказать это. Нагваль говорил, что мужчины часто не знают, кто опустошил их. Женщины удачливее, они точно знают, кто сделал это с ними.
– Твои сестры тоже пустые, как я?
– Не говори глупостей. Как они могут быть пустыми?
– Донья Соледад сказала, что она пустая. Выглядит ли она подобно мне?
– Нет. Дыра в ее животе огромна. Она по обе стороны. Это значит, ее опустошили мужчина и женщина.
– Что произошло между доньей Соледад и этими мужчиной и женщиной?
– Она отдала им свою полноту.
Я заколебался, прежде чем задать следующий вопрос. Мне хотелось взвесить все последствия ее заявления.
– Ла Горда была еще хуже, чем донья Соледад, – продолжала Лидия. – Ее опустошили две женщины. Дыра в ее животе была похожа на пещеру. Но она закрыла ее. Она опять полная.
– Расскажи мне про этих двух женщин.
– Я не могу тебе больше ничего сказать, – резко ответила она. – Только Ла Горда может рассказать тебе об этом. Дождись ее прихода.
– Но почему только Ла Горда?
– Потому что она знает все.
– И она единственная, кто знает все?
– Свидетель знает столько же, может быть даже больше, но он является самим Хенаро, и с ним очень трудно ладить. Мы не любим его.
– Почему вы его не любите?
– Эти три трутня ужасны. Она такие же ненормальные, как Хенаро. Они постоянно воюют с нами, потому что мстят нам за свой страх перед Нагвалем. Во всяком случае, так говорит Ла Горда.
– Что же заставляет Ла Горду говорить так?
– Нагваль рассказывал ей вещи, которых не говорил остальным. Она видит. Нагваль сказал нам, что ты тоже видишь. Хосефина и я – не видим, тем не менее мы все пятеро – одно и то же.
Фраза «Мы – одно и то же», которой пользовалась донья Соледад прошлой ночью, вызвала у меня лавину мыслей и опасений. Я быстро убрал свой блокнот и огляделся вокруг. Я пребывал в странном мире, лежа в странной постели между двумя молодыми женщинами, которых я не знал. И все же я чувствовал себя довольно легко. Мое тело испытывало непринужденность и безразличие. Я верил им.
– Ты собираешься спать здесь? – спросил я.
– А где же еще?
– А как насчет твоей собственной комнаты?
– Мы не можем оставлять тебя здесь одного. Мы чувствуем то же, что и ты, – ты для нас чужой, если не считать нашей обязанности помогать тебе. Ла Горда сказала, что, хотя ты и глуп, мы должны это делать. Она говорила, что мы должны спать с тобой в одной постели, как если бы ты был самим Нагвалем.
Лидия погасила лампу. Я продолжал сидеть спиной к стене. Задумавшись, я закрыл глаза и мгновенно заснул.
Лидия, Роза и я сидели на площадке перед дверью около двух часов, с семи утра. Я пытался втянуть их в беседу, но они отказались разговаривать. Они выглядели расслабленными, почти сонными. Однако их отрешенность не передавалась мне. Сидя в вынужденном молчании, я ушел в свои мысли. Их дом стоял на вершине небольшого холма; передняя дверь была обращена на восток. С моего места была видна почти вся узкая долина, пролегающая с востока на запад. Городка я не видел, но мне были видны зеленые участки возделанных полей внизу долины. С другой стороны к долине примыкали гигантские круглые обветренные холмы. Высоких гор в окрестности долины не было, только эти огромные холмы, вид которых угнетал меня. Мне казалось, что эти холмы собираются перенести меня в другое время.
Лидия внезапно заговорила, и ее голос нарушил мои грезы. Она потянула меня за рукав.
– Сюда идет Хосефина, – сказала она.
Я посмотрел на извилистую тропинку, ведущую из долины к дому. Ярдах в пятидесяти от нас по ней поднималась женщина. Я сразу же отметил значительную разницу в возрасте между Лидией и Розой и приближавшейся незнакомкой. Я снова посмотрел на нее. Судя по походке и осанке, ей было не менее пятидесяти. Длинная темная юбка подчеркивала ее худобу.
Женщина несла на спине вязанку хвороста. К ее поясу был приторочен какой-то узел. Было похоже, что она несла на левом боку ребенка. Казалось, она кормила его грудью во время ходьбы. Ее поступь была почти немощной. Она с трудом одолела последний крутой подъем перед домом. Когда она наконец остановилась в нескольких шагах от нас, то дышала так тяжело, что я попытался помочь ей сесть. Она сделала жест, по-видимому, означавший, что все в порядке. Я слышал, как Лидия и Роза хихикают. Я не посмотрел на них, так как все мое внимание целиком было захвачено этой женщиной.
Я никогда не видел более отвратительного и мерзкого существа, чем она. Отвязав вязанку хвороста, она с грохотом бросила ее на пол. Я непроизвольно отпрыгнул, как из-за шума, так и потому, что под тяжестью дров женщина чуть не упала мне на колени.
Она бросила на меня взгляд и опустила глаза, смущенная своей неловкостью. Выпрямив спину, она вздохнула с явным облегчением. Видимо, охапка была слишком тяжелой для ее старого тела.
Когда она встряхнула руками, прядь волос выбилась из-под грязной темно-коричневой повязки, завязанной на лбу. У нее были длинные седые волосы, выглядевшие грязными и спутанными.
Она улыбнулась мне и слегка кивнула. Все ее зубы, наверное, выпали. Видна была только черная яма беззубого рта. Она прикрыла лицо рукой и засмеялась. Затем сбросила сандалии и вошла в дом, не дав мне сказать ни слова. Роза направилась следом.