свидетелем этого. Паблито говорит, что он ничего не чувствовал. Это сомнительно. Я знаю, что он прекрасно все осознавал, но избрал чувствовать и говорить, что он ничего не помнит.
– Я действительно не осознавал, – сказал мне Паблито тоном оправдания.
– Возможно, – сказал Нестор сухо. – Но я сам чувствовал, я сам видел, как ваши тела сделали то, что они должны были сделать, – прыгнули.
Утверждения Нестора привели мой разум в весьма странное состояние. Все это время я искал подтверждения испытанному. Но когда я получил его, вдруг оказалось, что оно ничего не меняет. Одно дело было знать, что я прыгнул, и испугаться того, что я воспринимал, а другое – найти согласованное подтверждение. Я понял тогда, что одно не имеет необходимой корреляции с другим. Я думал все это время, что наличие кого-то, кто подтвердит, что я действительно испытал прыжок, освободит интеллект от его сомнений и страхов. Я ошибался. Вместо этого мое беспокойство только выросло. Моя вовлеченность в эту проблему стала еще сильнее.
Я объяснил Нестору, что хотя и приехал специально для встречи с ними, чтобы получить их подтверждение относительно реальности моего прыжка, но теперь мое настроение изменилось. Я не хочу больше разговаривать об этом. Оба они заговорили одновременно, и в этот момент мы вступили в трехсторонний спор. Паблито доказывал, что он ничего не сознавал, Нестор кричал, что тот индульгирует, а я говорил, что не хочу больше ничего слышать о прыжке.
Мне впервые стало ясно, что никто из нас не обладает необходимой степенью спокойствия и самоконтроля. Никто из нас не хотел уделить другому свое нераздельное внимание, как это делали Хенаро и Нагваль. А так как я не был способен поддерживать какой-либо порядок в нашем обмене мнениями, то погрузился в свои собственные размышления. Я всегда думал, что единственным изъяном, который мешал мне войти в мир дона Хуана, было мое вечное желание все объяснить разумно. Но присутствие Паблито и Нестора придало новое направление моим мыслям. Не меньшим изъяном была моя неуверенность. Как только я сходил с надежных рельс здравого смысла, я не мог верить себе и ужасался глобальности того, что раскрывалось передо мной. Поэтому я оказался не в состоянии поверить, что прыгнул в пропасть.
Дон Хуан настаивал на том, что центральной проблемой магии является восприятие. В соответствии с этим он и дон Хенаро во время нашей последней встречи на краю пропасти инсценировали великолепную катарсическую драму. После того как они заставили меня принести мою благодарность в громких и ясных выражениях каждому, кто помогал мне, меня пронзил невероятный душевный подъем. В этот момент они захватили все мое внимание и повели мое тело к восприятию единственно возможного акта в пределах их системы отношений – прыжка в пропасть. Этот прыжок был практическим свершением моего восприятия не как обычного человека, а как мага.
Я так ушел в записывание своих мыслей, что не заметил, как Нестор и Паблито перестали пререкаться и все трое стали смотреть на меня. Я объяснил, что не представляю, как понять, что произошло в связи с этим прыжком.
– Здесь нечего понимать, – сказал Нестор. – События просто случаются, и никто не может сказать почему. Спроси Бениньо, хочет ли он понять.
– Ты хочешь понять? – спросил я шутливым тоном.
– Будь уверен, что хочу, – прогудел он глубоким и низким голосом, и все рассмеялись.
– Ты индульгируешь, говоря, что хочешь понять, – продолжал Нестор. – Так же как индульгирует Паблито, говоря, что он ничего не помнит.
Он взглянул на Паблито и подмигнул мне. Паблито опустил голову.
Нестор спросил меня, не заметил ли я чего-нибудь особого в настроении Паблито, когда мы собирались прыгать. Я вынужден был признать, что был не в состоянии обращать внимание на такие тонкости, как настроение Паблито.
– Воин должен замечать все, в этом весь трюк и в этом его преимущество, как сказал бы Нагваль.
Он улыбнулся, сделав нарочитый жест смущения, и прикрыл лицо шляпой.
– Что именно я упустил в настроении Паблито? – спросил я.
– Паблито прыгнул прежде, чем переступил через край, – сказал он. – Ему уже больше ничего не нужно было делать. Он мог бы с таким же успехом сесть на краю вместо прыжка.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я его.
– Паблито уже распадался, – ответил он. – Именно поэтому он думает, что потерял сознание. Паблито лжет. Он что-то скрывает.
Тут заговорил Паблито. Он бормотал что-то абсолютно невразумительное, затем в отчаянии махнул рукой и плюхнулся обратно на свой стул. Нестор тоже начал что-то говорить. Я остановил его. Я не был уверен, что понял его правильно.
– Тело Паблито распадалось? – спросил я.
Он долго всматривался в меня, не говоря ни слова. Он сидел справа от меня, но тут молча пересел на скамейку напротив.
– Ты должен серьезно отнестись к тому, что я тебе говорю, – сказал он. – Нет способа повернуть колесо времени к тому, чем мы были перед прыжком. Нагваль сказал, что быть воином – это честь и радость и что судьба воина – делать то, что он должен делать. Я должен рассказать тебе безупречно о том, чему я был свидетелем. Паблито распадался. Когда вы двое побежали к краю, только ты был плотным. Паблито был похож на облако. Он думал, что был близок к тому, чтобы упасть ничком, а ты думаешь, что держал его за руку, чтобы помочь добежать до края. Никто из вас не прав. Я сомневаюсь, что для вас обоих было бы хуже, если бы ты не поддерживал Паблито.
Я чувствовал еще большее замешательство, чем прежде. Я искренне верил, что он правдиво излагает все, свидетелем чему он был, но помнил только, что держал Паблито за руку.
– Что бы случилось, если бы я не вмешался? – спросил я.
– Я не могу ответить на это, – сказал Нестор. – Вы воздействовали на светимость друг друга. В тот момент, когда ты подал Паблито руку, он стал более плотным, но ты вложил свою драгоценную силу в ничто.
– Что ты делал после того, как мы прыгнули? – спросил я Нестора после долгого молчания.
– Сразу же после того, как вы исчезли, я был так потрясен, что не мог дышать, и потерял сознание, но не знаю, на какое время. Мне казалось, что это длилось один момент. Когда я снова пришел в себя, я оглянулся в поисках Хенаро и Нагваля, но они ушли. Я бегал взад-вперед по вершине горы, зовя их, пока не сорвал голос. Тогда я понял, что остался один. Я подошел к краю утеса и попытался отыскать знак, который дает земля, когда воин не собирается возвращаться. Но я уже пропустил его. До этого момента я не осознавал, что они обращались ко мне, когда вы подбежали к краю, – они попрощались со мной.
Обнаружить себя в одиночестве в такое время дня, да еще в таком пустынном месте, было больше, чем я мог вынести. Одним махом я потерял всех друзей, которые у меня были в мире. Я сел и заплакал. А когда я испугался еще больше, я начал вопить во всю мочь. Я во все горло выкрикивал имя Хенаро. К тому времени стало очень темно, и я больше не мог различать окружающих предметов. Я знал, что как воин не должен индульгировать в своей печали. Чтобы успокоиться, я начал выть, как койот, – так, как научил меня Нагваль. Спустя некоторое время после начала воя я почувствовал себя намного лучше – я забыл свою печаль, забыл о существовании мира. Чем больше я выл, тем легче было ощущать тепло и защиту земли.
Должно быть, прошло несколько часов. Внезапно я ощутил толчок позади своего горла и звон в ушах. Я вспомнил, что Нагваль сказал Элихио и Бениньо перед их прыжком. Он сказал, что ощущение в горле приходит как раз перед тем, как человек готовится изменить свою скорость. И звук колокольчика является средством, которое человек может использовать для выполнения всего, что ему требуется. Тогда я захотел стать койотом. Я посмотрел на свои руки – они были на земле передо мной. Они изменили форму и стали похожими на лапы койота.
Я увидел шерсть койота на своих руках и груди. Я был койотом. Это наполнило меня таким счастьем, что я стал кричать, как должен кричать койот. Я ощущал у себя зубы койота, его длинную заостренную морду и язык. Каким-то образом я знал, что умер, но это не тревожило меня. Для меня не имело значения – умереть, превратиться в койота или остаться в живых. На четырех лапах, как койот, я пошел к краю обрыва и прыгнул туда. Ничего другого мне не оставалось.
Я ощутил, что падаю, и мое тело койота перевернулось в воздухе. Затем я снова стал самим собой, кружась высоко над землей. Но прежде, чем упасть вниз, я стал таким легким, что больше не падал, а парил. Воздух проходил сквозь меня. Я поверил, что моя смерть наконец-то входит внутрь меня. Что-то размешало мои внутренности, и я распался, как сухой песок. Там, где я был, было мирно и превосходно. Я каким-то образом знал, что я был там и не был одновременно. Я был ничто. Это все, что я могу сказать об этом. Затем совершенно внезапно то же самое, что сделало меня подобным сухому песку, собрало меня вместе. Я вернулся обратно к жизни и обнаружил, что сижу в хижине старого мексиканского мага. Он сказал, что его зовут Порфирио. Он был рад видеть меня и начал обучать меня некоторым вещам о растениях, которым Хенаро меня не учил. Он взял меня туда, где растут эти растения, и показал мне шаблон этих растений и особенно – отметины на шаблоне каждого растения. Он сказал, что если я буду наблюдать эти отметины на растениях, то смогу легко сказать, на что они годятся, даже если никогда не видел этих растений раньше. Когда я изучил эти растения, он попрощался со мной, но попросил меня приходить к нему снова. В этот момент я ощутил сильный толчок и распался, как раньше. Я стал миллионом кусочков.
Затем я снова был втянут в самого себя и пошел повидать Порфирио. Ведь он приглашал меня. Я знал, что могу пойти куда захочу, но избрал хижину Порфирио, потому что он был дружелюбен со мной и учил меня. Я не хотел рисковать, встретившись вместо него с чем-то ужасным. На этот раз Порфирио взял меня с собой, чтобы посмотреть на