Нельзя было сказать, что Портер удивлен, но он явно не понимал, что она имеет в виду. Вообще-то, она сама пригласила его зайти.
Кармен тоже ничего не понимала. Мама оставила в ее распоряжении квартиру в день первого серьезного свидания. Что бы это значило?
Кармен спокойно могла пойти с Портером в свою комнату и заниматься там чем угодно. Без проблем.
Она посмотрела на Портера. Его волосы немного слиплись сзади, подошвы кроссовок казались какими-то плоскими и широкими. Она заглянула в открытую дверь своей спальни и вдруг смутилась оттого, что Портер с дивана видит ее кровать. Если тебя смущает то, что парень видит твою кровать, наверное, рано с ним чем-то заниматься.
— Слушай, — сказала она. — Мне завтра в церковь рано вставать. — Для правдоподобия Кармен зевнула. В этой отговорке была доля правды.
Портер вскочил. Косвенное упоминание о Боге и выразительный зевок возымели действие.
— Конечно. Да. Я тогда пойду.
Казалось, он был немного разочарован или, наоборот, вздохнул с облегчением. Почему, ну почему она не чувствует разницу между разочарованием и облегчением? Наверное, она ему не нравится. Наверное, он рад смыться. Наверное, он решил, что ее короткие ноги и дикие Штаны с надписями — самое нелепое, что он видел в своей жизни.
«У него очень-очень симпатичный нос», — ни с того ни с сего подумала Кармен, когда он приблизил свое лицо к ее лицу. Они стояли рядом в дверном проеме.
— Большое тебе спасибо, Кармен. Я отлично провел время.
Он поцеловал ее в губы. Быстро, но точно не с разочарованием или облегчением. Это было приятно.
«Он действительно хорошо провел время, — размышляла Кармен, уставившись в закрытую дверь, — или сказал это просто так, из вежливости?» Может, у них просто разные представления о том, что такое отлично провести время? Иногда Кармен пугало, что у нее в голове столько разных мыслей. Интересно, другие люди тоже так много думают?
Как бы там ни было, но свидание прошло удачно, и Кармен чувствовала себя окрыленной.
Она вернулась в пустую квартиру и с раздражением подумала о маме. Где, черт возьми, ее носит? Можно ли считать вечер удачным, если некому о нем рассказать? Это лишает его половины смысла.
Кармен пошла на кухню и села за маленький столик. Когда родители еще не расстались, они жили все вместе в маленьком домике с садом. Потом они с мамой переселились в эту квартиру. Мама совершенно серьезно считала, что газон ни к чему, если нет мужчины, который бы его подстригал.
Как-то это все неправильно. Она не может просто пойти и лечь спать. Этой ночью ей обязательно надо с кем-нибудь поговорить. Позвонить Би в Алабаму нельзя. Она набрала номер Тибби, но дозвониться оказалось столь сложно, будто она пыталась установить связь с другой планетой. Обитатели этой планеты не выходили на контакт в половине двенадцатого. Звонить Лене она боялась — можно было разбудить ее папу, а значит, и его радражение, — но в конце концов набрала номер.
Два длинных гудка.
— Алло? — прошептала Лена.
— Привет.
— Привет. — Голос у Лены был сонный. — Привет-привет. Ну как твое свидание?
— Ну-у… хорошо, — протянула Кармен.
— Отлично, — сказала Лена. — Так он тебе нравится?
— Нравится ли он мне? — Кармен повторила вопрос с удивлением, словно подобная мысль не приходила ей в голову. Она много всего передумала за этот вечер, но точно не размышляла именно об этом. — Как ты думаешь, у него короткие ноги? — спросила Кармен.
— Чего? Нет, конечно. Ты вообще о чем?
— А у меня? — Это волновало Кармен больше.
— Карма, НЕТ.
Кармен немного подумала:
— Лена, у тебя с Костасом было так, что вам не о чем говорить?
Лена засмеялась:
— Нет. Скорее, я не могла замолчать. Но мы познакомились только в конце лета, после того как напроисходило много всяких глупостей.
Обычно Кармен говорила с Леной так же откровенно, как сама с собой, но сейчас ей было стыдно признаться в том, что она струсила перед мальчиком. И Кармен перевела разговор на свою маму.
Лена молчала так долго, что Кармен окликнула:
— Эй, ты не спишь? Ну и что ты об этом думаешь?
Лена зевнула:
— Я думаю, классно, что у твоей мамы все хорошо. Иди спать.
— Ладно, — сердито буркнула Кармен. — Если кому-то и надо идти спать, то не мне.
После разговора с подругой Кармен все равно не могла заснуть, поэтому решила послать Полу сообщение. Пол не отличался общительностью, и писать ему было бессмысленно, но Кармен почему-то часто хотелось это делать.
Потом она решила написать Тибби. Кармен описывала Портера, но, когда дошла до цвета его глаз, остановилась. Оказалось, что она ни разу не посмотрела ему в глаза.
С другой стороны — все по-другому.
— Томко-Роллинс Табита.
Тибби содрогнулась. Ей всегда страшно хотелось повычеркивать кое-что из своего паспорта, свидетельства о рождении и дневника.
— Я просто Роллинс. Тибби Роллинс, — сказала она преподавателю по режиссуре, мисс Бэгли.
— Тогда что значит Томко?
— Это моя… У меня двойная фамилия.
Мисс Бэгли снова заглянула в список:
— Тогда при чем здесь Анастасия?
Тибби поудобнее уселась в кресле:
— Опечатка, наверное.
Все засмеялись.
— Ну, хорошо. Тибби, да? Отлично. Тибби Роллинс. — Бэгли что-то пометила в списке.
По иронии судьбы Тибби была единственным членом большой семьи, который носил дурацкое имя Томко. Это была девичья фамилия ее мамы. В своем неформальном — коммунистическом, феминистском или каком-то там еще — прошлом мама Тибби презирала женщин, которые брали фамилию мужа. Она и осталась Элис Томко, наградив Тибби не только именем, но и дефисом. Через тринадцать лет, когда родился Ники, девичья фамилия как-то самоликвидировалась.
«Да ну, зачем эта путаница», — сказала мама и превратилась в Элис Роллинс. Она очень хотела, чтобы Тибби тоже забыла про путаницу, но свидетельство о рождении не изменишь.
Тибби осмелела и огляделась по сторонам. Девонка, которая сидела через два кресла от нее, была с шестого этажа. Нескольких учеников она видела вчера на вечере знакомств. У многих было голодное выражение лица: им во что бы то ни стало надо было с кем-нибудь познакомиться, не важно с кем.
Двое ребят, он и она, сильно отличались от остальных. Парень был замечательно красив. Его довольно длинные, спутанные волосы спадали на глаза. Он почти совсем сполз с кресла, поэтому ноги его торчали в проходе. Рядом с ним сидела девочка в розовых очках без оправы, с короткими волосами, выкрашенными в черный и розовый цвета. Футболка обтягивала ее слишком вызывающе.
Софи, девочка из комнаты 6ВЗ, позвала Тибби обедать. Ее соседка по комнате, Джесс и еще кто-то с именем на «дж» из номера 6Д очень хотели встретиться с ней вечером. Но Тибби не хотела. Ее почему-то раздражали подростки, такие же одинокие и заброшенные, как она сама.
Она внимательно наблюдала за Розовыми Очками и Нечесаной Головой. Розовые Очки прошептали что-то парню на ухо, и он засмеялся, еще ниже съехав с сиденья кресла. У Тибби уши заложило от желания узнать, что его так развеселило. Эти двое не нуждались в друзьях, и поэтому Тибби хотела быть с ними.
— Хорошо, ребята. — Мисс Бэгли наконец-то разобралась со списком. — Сыграем в короткую игру, чтобы познакомиться.
Розовые Очки подняли бровь и сползли вниз, к своему приятелю. Тибби почувствовала, что помимо воли тоже съезжает по спинке своего кресла.
— Готовы? Так вот. Каждый называет свое имя, а потом две любимые вещи или любимое занятие, которые начинаются на ту же букву, что и имя. Я первая.
С минуту Бэгли изучала потолок. Тибби подумала, что ей лет тридцать. Ее черные брови срослись на переносице, как у Фриды Кало. Наверное, она не замужем.
— Каролина… крабы и кантри.
Тибби наблюдала, как те двое шепчутся, в то время как девочка по имени Шона поведала миру, что любит шиш-кебаб и Шакиль О'Нила. Девочка в розовых очках удивленно оглянулась, когда поняла, что подошла ее очередь. Было ясно, что она никого не слушала.
— Эээ… меня зовут Каура и… Надо назвать две любимые вещи, да?
Бэгли кивнула.
— Хорошо… красные колготки и… фильмы.
Кто-то фыркнул, а Тибби вздрогнула. Каура не сказала «кино», как сказал бы любой нормальный человек на ее месте.
Нечесаную Голову звали Алекс, и он любил альбатросов и ананасы. Он явно выпендривался перед Бэгли и Каурой, но у него были приятный, взрослый голос и симпатичная улыбка.
«Я тоже так хочу», — подумала Тибби.
Алекс был в кроссовках без носков. Интересно, пахнет ли у него от ног?
Теперь должна была принять эстафету Тибби.
— Меня зовут Тибби, — сказала она. — Я люблю тапочки и… телепузиков.
Тибби не знала, почему ляпнула про тапочки и телепузиков. Она обернулась и увидела, что Алекс, чуть прищурившись, смотрит на нее. Он улыбался.
Тибби сказала первое, что пришло в голову, но ома точно знала, что ей нравится. Вернее, кто.
Бриджит долго мерила шагами дорожку перед двухэтажным кирпичным домом. Газон был подстрижен клочками. Украшенный розовыми и желтыми цветами половичок перед дверью возвещал: «Твой дом там, где твое сердце». Бриджит хорошо помнила эту надпись. Еще она помнила медный дверной молоток в виде голубки. Или голубя. Нет, все-таки голубя.
Бриджит постучала в дверь сильнее, чем хотела. «Давай же, давай», — подбадривала она себя. Услышав шаги, она потрясла занемевшими от страха руками, чтобы к мим прилила кровь.
«Ну вот», — подумала Бриджит, когда дверная ручка медленно повернулась. Перед ней стояла пожилая женщина примерно Гретиного возраста, совершенно незнакомая, потому что Бриджит не помнила, как выглядит Грета.
— Здравствуйте, — сказала женщина, щурясь от яркого света.
— Здравствуйте, — отозвалась Бриджит и протянула руку. — Меня зовут Гильда, я приехала сюда пару дней назад. Вы, случайно, не Грета Рандольф?