с заказным письмом – откроет входную дверь в подъезд сосед с верхнего этажа.
Стук в дверь в квартиру Леонида был таким оглушительным, что он сразу понял: если дверь не открыть, её выломают. Леониду позволили одеться-обуться и вывели к огромному «аурусу» Джеральда – он ожидал на заднем сиденье.
– Что же это вы не являетесь на встречу, которую сами запросили, Леонид Кириллович? Мы уже забеспокоились, не случилось ли с вами чего. Так в чём дело?
– Вы генерал Нортридж? – перепуганный Леонид с трудом выговорил фамилию. – Но ведь я, я должен был. – Он пытался понять, почему этот вопрос задаёт ему тот генерал, к которому час назад уехал его напарник. – А как вы меня нашли?
– Давайте я не буду отвечать на несерьёзные вопросы. Я вижу, вы сильно напуганы. Наверное, действительно у вас есть основания искать со мной встречи. Вам нужна помощь, защита? Сделаем так. Вы некоторое время погостите у нас, успокоитесь, восстановитесь, и тогда мы подробно всё обсудим. Капитан, в госпиталь.
– Света, а Володя случайно не дома?
– Поехал в госпиталь, к Милане. А что такое?
– Давно поехал?
– Минут двадцать назад. А что случилось?
– Ничего, всё хорошо. Просто пока не могу до него дозвониться. – Джеральд отключил телефон и тут же нажал кнопку селектора, продиктовал номер. – Проверьте, куда он едет.
– Он никуда не едет, товарищ генерал-майор, – ответил голос через несколько секунд. – Он… так, сейчас посмотрю. Он просто валяется в кустах напротив дома номер пять по улице Бойкова.
Джеральд взглянул на Виктора Сергеевича:
– Это их домашний адрес…
– А вот это уже серьёзно. Очень серьёзно.
– Ричард, беда. Володю, похоже, похитили. Его телефон выкинули в кусты напротив дома. Он поехал к Милане и не доехал.
– Перезвоню.
Вызов пришёл через пять минут.
– Что бы вы без меня делали? Он сейчас едет в город Минск на быстром поезде. Прибудет через час пятнадцать.
– Как ты узнал?
– А вы что же, думаете, я сплю в то время, когда не занят исполнением ваших желаний? Я давно уже на все джинсы, которые носит Володя, – а он, кроме джинсов, других штанов не носит – поставил красивые декоративные заклёпки. Главное – чтобы они с него штаны не сняли и не выбросили, как и его телефон.
– Молодец, золотая рыбка! Так и быть, мы не будем тебя жарить. Будешь жить у нас в аквариуме.
От выхода из подземного перехода возле здания железнодорожного вокзала в Минске до посадочных платформ Центрального автовокзала расстояние – всего несколько сотен метров.
На Володином лице сияла широкая улыбка. Рядом с ним, держа его под руку, шла симпатичная смуглая девушка, она тоже приветливо улыбалась Минску и ещё приветливей – Володе, время от времени взглядывая на него. В правой руке Володя держал небольшую дорожную сумку, и дамская сумочка висела у его спутницы на плече. Очевидно, они собирались отправиться в непродолжительную поездку на автобусе.
– Ай, какая красивая пара! – раскинув руки, дородная цыганка в цветастом наряде, с разноцветными заплетёнными в чёрные косы лентами загородила проход между двумя группами пассажиров, окружённых грудами чемоданов. – Давай погадаю на счастье!
Из-за спины первой цыганки выглядывала вторая, совсем молодая миловидная девушка в таком же пёстром одеянии.
– Отойди! – неожиданно резко ответила на предложение спутница Володи.
– Ай, зачем сердится такая красивая девушка? Ничего плохого не скажу! Всё у вас будет замечательно! Детей много, красивых, умных…
Цыганку обойти было совершенно невозможно. Да и Володя тормозил, маневрировать у него, похоже, не очень получалось. Улыбка на его лице оставалась такой же нарисованной. Первая цыганка тем временем уже бесцеремонно взяла Володину девушку за руки, приблизила их друг к другу. А вторая вынырнула вперёд и быстрым движением застегнула на этих руках наручники. Случайно, видимо, оказавшиеся за спиной Володиной провожатой два парня взяли её под руки, третий – Володю.
– Сегодня обошлось, – резюмировал Виктор Сергеевич, – но звоночек очень неприятный. Намерения у наших оппонентов серьёзные.
– А как Володя? – спросил Ричард. – Он в госпитале?
– Выходит из состояния эйфории. В сумочке у его провожатой были билеты на автобус до Варшавы. И профессионально сделанные паспорта. А действия вколотой ему гадости должно было потом хватить ещё как минимум часа на четыре. Его поместили в палату рядом с Миланой.
– Может, надо к ним охрану приставить? Может, надо ему пистолет дать? Пусть положит под подушку…
– Ричи, не гони волну, – отозвался Джеральд. – В наш госпиталь постороннему или непроверенному человеку попасть не проще, чем в тир Управления разведки. Сейчас надо придумать, как решать проблему по-другому, в корне. Они ведь не остановятся, пока не исчерпают все способы получить в своё распоряжение роботов-шпионов. А с ними, как мы понимаем, ещё работать надо.
– Именно. Иначе они бы не старались опять взять Володю в оборот. Похоже, нет у них своих специалистов нужного уровня, чтобы завершить обучение пациентов клиники в Орландо. Ричард, ты молодец. Не перехвати мы его сейчас, мы бы его потеряли. В Орландо это был бы уже совсем другой Володя.
– Володя, объясни мне, как кофейник чайнику: чего они в тебя так вцепились? На той половине шарика не нашлось ни одного человека, который может смотреть кино вместе с роботом?
– Виктор Сергеевич, – вместо Володи ответил Ричи, – можно я попробую объяснить? Обучение роботов – это новый вид деятельности, он появился вот только сейчас. Первобытный человек не умел играть на рояле – тогда ещё не было роялей. Но сейчас, когда на фортепиано умеют играть точно процентов десять от ныне живого человечества – ну, пусть даже и пять, это всё равно сотни миллионов людей, – скольких мы знаем гениальных пианистов, появившихся за всё время с момента изобретения рояля? Вряд ли их количество выйдет за тысячу.
Каждый человек по-своему уникален. Если бы получалось разглядеть и развить в каждом человеке присущую ему уникальность, то, в чём он способен более всего, человечество состояло бы из одних только гениев, каждый из которых был бы гениален в своей области знаний и умений, которых – я имею в виду области – миллионы.
Мозг человека – это такая штука, устройство, принципы функционирования и возможности которого можно изучать бесконечно без надежды когда-нибудь изучить досконально, окончательно. По той простой причине, что чем сложнее те новые задачи, которые приходится этому устройству решать, тем быстрее и качественнее оно совершенствуется. Вы станете спорить или возражать? Посмотрите на своих детей. Каждое следующее поколение знает и умеет больше, чем предыдущее.
Володя – не просто уникальный человек. Он гениальный. Я не опасаюсь говорить это в его присутствии, потому что знаю: его уникальность ещё и в том, что медные трубы на него не действуют…
Левандовский через Андрея был прекрасно осведомлён о результатах работы «Ориона» с роботами-воспитателями. Раз. И с девушкой по имени Милана – два. Собственные работы клиники Левандовского не были столь успешны. У них это застряло на полпути. А полученные авансы надо отрабатывать.
Володя! Что ты молчишь? Сам-то ты что скажешь в своё оправдание?
– Я их чувствую, – сказал Володя. – Они хоть и железные, но как живые. Разве Земля не живая? Не в смысле планета, а в смысле гумус? Но она – не только почва для всего живого, она ещё и насыщена тем, что мы называем полезными ископаемыми. Она дышит. Она изменяет очертания континентов, свою температуру, климат. Почему-то мы считаем, что на Земле есть что-то, что создано человеком. Оно создано из чего? Истребитель, подводная лодка, электромобиль – да вообще практически всё, чем мы пользуемся, сделано из металлов, полученных из руд, добытых из земных недр. Пластмассы, резина – всё это переработанные земного происхождения материалы.
Мы говорим: искусственный интеллект. А наш, стало быть, он – естественный. А если и то и другое – закономерный продукт развития цивилизации? Не вдаваясь в подробности, вырос ли носитель этого интеллекта в местных джунглях или принесён сюда космическим ветром.
То, что было в голове у первобытного человека, разве можно назвать интеллектом, не в обиду ему будь спрошено? Это можно назвать всего лишь способностью к выживанию. Но мы считаем, что, в отличие от робота, он снабжён душой и умением размножаться – изначально.
Конечно, первые процессоры середины двадцатого века не были живыми. Но когда появился суперкомпьютер, «способный работать при существенном недоборе информации», – как у Хайнлайна, суперкомпьютер, который ожил… – что это, если не следующий этап развития нашей земной цивилизации?
Мы разделяем: у человека есть тело и душа. Мы разделяем: болит тело, когда, например, мы ушибли пальчик, или болит душа, когда что-то случилось с близким человеком. Не претендую на какую-то свою компетентность в том, что касается духовности. Понимаю, что термины «душа», «духовность», «одушевлённость» – они каждый про своё, специфическое, но они все из общего для этих терминов, но отличного от того, которое принято называть материальным, другого измерения. Я просто пытаюсь сформулировать то, что чувствую.
Есть ли душа у лебедя? Или у дельфина? У нас не очень получается объяснить с точки зрения своего человеческого понимания их поведение как «низших» по отношению к нам существ: лебединую верность; спасение дельфинами тонущих людей…
Я не разделяю точку зрения Демокрита о том, что душа в микроскопических количествах есть даже у камней. У куска стального рельса, ржавеющего на откосе железнодорожной насыпи, нет души. Но из этой стали можно сделать металлические части роботов, которых потом я буду учить чувствовать боль и сострадание.
Кстати, сейчас уже широко внедрены человеческие запасные части – протезы суставов и целых конечностей – из неживого материала. Это мешает человеку отправлять, простите, его духовные надобности? Любое развитие – это бесконечный переход накапливаемых количественных изменений в качественные, от простого к сложному.