В один прекрасный момент всем показалось, что коллекции кончились. Хотя музыка продолжала звучать, но на сцене две-три минуты никто не появлялся. Двое самых нетерпеливых посетителей, решив, что показ подошёл к концу, начали пробираться к выходу. В этот момент на сцену снова стали выходить девушки, а за ними и парни, и между ними было уже не по три-четыре метра, а гораздо меньше. Они все поместились на сцене и остановились, повернувшись лицом к залу. Все были в одинаковых светлых в полосочку халатах.
Музыка перестала играть. На задней части сцены высветился не пейзаж, а огромная надпись из двух слов: Painted Nude. Но даже те, кто хорошо знал английский, в этот момент ещё не поняли значения этих слов – они видели надпись, но смотрели не на неё. Потому что в этот момент все девушки и парни одновременно скинули с себя халаты. Одежды под ними не было.
В зале воцарилась гробовая тишина. Но сразу же снова, совсем негромко, зазвучала музыка, первая из девушек повернулась спиной к залу… Двумя руками она сделала небольшое движение от талии вниз – на теле появились складки. И стало ясно, что это складки ткани, из которой сшиты абсолютно незаметные до этого момента трусики. Нарисованное на них спереди и сзади создавало впечатление голого тела. Девушка покидала сцену, а вслед за ней – остальные девушки и парни, повторяя её движение. Английские слова сменились русскими: «Нарисованное ню».
Только сейчас публика поняла смысл прикола. Сначала в зале повис негромкий гул. Потом раздался нестройный свист. Затем – смех. После во втором ряду поднялись четверо парней и стали громко аплодировать.
– Девушка, как вам не стыдно?! А я ещё думала: почему это вход для тех, кому больше восемнадцати? Я считала, что пришла в приличное заведение, даже собралась заказать для себя костюм.
– И что же, – спросила Милана, – вы передумали?
– Да у меня просто нет слов! Почему вот такое, простите, «бельё» надо всем выставлять напоказ?
– А вы расскажите подробнее: какое бельё вам меньше понравилось – женское или мужское?
– Ну, знаете… – дама от возмущения тяжело дышала и разводила руками. – К тому, что женщина надевает прозрачные трусы, мы уже привыкли. И это же только дома, извините, для мужа! – Её лицо покрылось пунцовыми пятнами.
Вокруг Миланы и её собеседницы из тех, кому был, очевидно, интересен предмет разговора, образовалась уже небольшая толпа.
– Но рисовать мужские гениталии – это уже слишком!
– Скажите, – непринуждённо подбоченясь, спросила Милана, – а вы не смущаетесь, когда смотрите снизу вверх на гениталии Давида в исполнении Микеланджело? Да и вообще в изомузеях и картинных галереях – вы туда заглядываете? – хватает обнажёнки.
– Да что вы сравниваете! Это же произведения искусства!
– Могу вам возразить: чтобы вы поверили в то, что видите не картинки, а живые тела, наши рисунки должен был сделать хороший художник. А ведь вы поверили, правда? Но сейчас речь даже не об этом. Вы хотите сказать, что скульптура или картина вас смущает меньше, чем живое тело. Почему? Потому что от статуи Давида не исходит запах пота или перегара и она, статуя, не ругается матом? Вам хочется сторониться настоящих людей, настоящей жизни? А вы признайтесь честно: вам не случалось иногда, перед тем как заняться с мужем любовью, дёрнуть стопочку водки для остроты чувств? А он вам никогда не шептал на ухо нецензурные слова, обозначающие части вашего тела? А запах тела любимого мужчины не казался вам иногда возбуждающим?
В нашей жизни мы находим время для работы и для отдыха, для спорта и любви… Вы увидели сейчас наши коллекции разного назначения. Понравилось вам что-то или нет – дело вашего вкуса. Одежда не даёт исчерпывающего представления о человеке, который её носит, или вы не согласны? Вам приятно, конечно, общаться с мужчиной, одетым в белоснежную рубашку и такой костюм, который стоит больше вашей годовой зарплаты; окружённым облаком изысканного парфюма. И при этом не думать, что на этот костюм и этот парфюм он заработал, возможно, продавая наркотики вашей дочери. Или, наоборот, вашей матери, когда вам ещё не было пяти лет. Или другим способом, но тоже одним из самых прибыльных и одновременно самых неафишируемых. Вы не задумывались о том, что иногда надо смущаться не тем, что мы прекрасно знаем, а тем, что от нас тщательно скрывают?
Вас смутили наши живые картинки, которые всего лишь, как скульптуры или холсты в музеях, обращают внимание на красоту человека – именно такого, каким его создал Бог. А вам, может быть, больше нравятся прогулки полуодетых переделанных придурков под радужными флагами?
Выслушивая эту отповедь, женщина смотрела на Милану всё более округляющимися глазами. Она в конце концов обвела взглядом стоящих вокруг:
– Да она же ненормальная!
– Она нормальнее всех нас вместе взятых, – слегка отодвинув недовольную посетительницу в сторону, заметила, пройдя мимо неё, высокая седая дама с тросточкой. – Я завтра к вам приду пошить жакет, – сказала она, повернувшись к Милане.
– Девушка, простите, а вы продаёте образцы одежды из вашей коллекции? Мне бы хотелось купить… – спросила девушка из толпы.
– У нас ещё несколько показов, а потом – да.
– А где, – спросил мужчина лет тридцати, – следующий показ?
– Ну, Арсения Владимировна, не плачь. Твоя мама уже освободилась, и у неё уже всё хорошо. Сейчас она совсем успокоится, и вы обниметесь.
Глава Х
– Ну что, прапрапрапрадедушка, ты рад?
– У тебя заело, да? И чему я, по-твоему, должен быть рад? Сейчас попробую угадать. Первое. Наша семейная компания нечасто собирается вместе, а сегодня – как раз такой случай. Второе. По мистическому совпадению сегодня исполняется годик Аське, и мне тоже сегодня исполняется… Не буду говорить сколько. Я понимаю твой намёк из этих нескольких «пра»… Засиделся я в этом мире. Ай! Ты зачем меня так больно ущипнула?
– Я тебя ещё не так ущипну, если будешь неправильно истолковывать мои намёки! Я согласна с первым поводом. И со вторым – в той части, что Аське уже годик и у моего любимого мужа сегодня тоже день рождения. Твой внук Джеральд на целое поколение старше Максима. А внучка Максима со Светой – на сколько поколений от тебя? Но они же все: Джеральд, Максим, Володя – тебя называют дедушкой! Даже Аська уже говорит «де-дя». Разве это не здорово?! Ну вот, кажется, гости уже звонят в двери. Иди встречай!
Каждый из семейной компании добавлял чуть-чуть своего обаяния, характера, поведения, юмора в общий уют. Центром тяготения был, конечно, Виктор Сергеевич, который давно остановился в возрасте на рубеже лет примерно семидесяти пяти и был всё таким же деятельным. Не таким подвижным и суетливым, как лейтенант, но неспешным и значительным, как генерал армии. Сегодня Арсения Владимировна слегка отодвинула четырежды деда на второй план. Удивительно, но она почти не капризничала, поскольку такая большая компания была ей в новинку и, понятное дело, сильно утомила. Сейчас Милана покормила её и уложила спать в отдельной комнате, вдали от шумного застолья.
– Твоё «Нарисованное ню» – это лёгкий такой, безобидный эпатаж, – делился мнением Виктор Сергеевич. – Более безобидный, чем эпатаж нудистского движения, и более оригинальный. Но даже для этого надо иметь определённую смелость.
– Мне бы не хотелось, чтобы интерес к моему агентству основывался только на эпатажном белье… Хотя уже сложился целый контингент посетителей, которые ходят только на это. Я уже выпустила две полностью обновлённые коллекции. Хочется, чтобы многие – и разные – люди находили что-то интересное для себя.
– И тебе это удаётся, – отметила Светлана. – Я слежу за отзывами. У тебя уже есть завистники, и это хорошо! Они тебя критикуют, стараются укусить. Не слушай никого, ты молодец!
– Но моей фантазии может не хватить надолго. Хочется внедрять принципиально новые идеи. Например, я хотела бы делать электронную одежду, которая имеет вид нормальной одежды из ткани, но при этом является продуктом компьютерной программы. Однако мне эту идею не осуществить без вашей, дядя Ричи, помощи – можно я тоже буду вас так называть?
– Можно, – отозвался Ричи. – Одежду-голограмму?
– Да, но только она должна и на ощупь быть похожа на одежду из ткани. И согревать, как настоящая. Я читала, что уже придуманы такие поля, которые имеют свойства материальных веществ. Например, чтобы два танцующих человека в такой одежде не только видели друг на друге одежду, но и осязали её. И тогда можно будет переодеваться в другой костюм в мгновение ока, просто переключившись на другой файл программы…
– А если сбой программы, – спросил Макс, – или отключится питание? Марлезонский балет превратится в бал Сатаны?
– Чтобы получился бал Сатаны, надо будет питание отключать программно, по гендерному признаку, – вставил Володя. – А если просто сбой – получится бал в Эдемском саду.
– Вот эти мужики! У них одно на уме, – сказала Света.
– Как говорил классик философского юмора конца XX – начала XXI века Михаил Жванецкий, – задумчиво проговорил Виктор Сергеевич, – красивая женщина должна быть обнажённой. Правда? – и он посмотрел на Веронику.
– Я вот не могу понять, – продолжил Макс, – Сатана раздевает только женщин, а у Бога голые все.
Три женщины переглянулись, покачали головами и засмеялись.
– Что с вас возьмёшь? – сказала Вероника и подняла рюмку с вином. – И куда мы без вас?
– Непростую задачку ты ставишь, Милана. – Ричи закусил водку ломтиком осетрины. Почесал в затылке.
– Зато какой будет фурор! – сказал Джеральд. – Эдак Милана твоей корпорации сделает такую рекламу, что её рейтинг поднимется на недосягаемую для конкурентов высоту. Соглашайся.
– Да-а-а, – протянул Виктор Сергеевич и покачал головой. – Чего только не напридумано за мою такую долгую жизнь. Что скажешь, Ричи, сможешь пошить электронную одежду?
– Пока не знаю. Это не просто и не быстро. Но мысль довольно интересная, согласен. Что-то может и получиться…