— Да, я расстроен, господа. Но она мне не родня. Пришла сюда зимой, умирая от голоду, попросила работу. Что-то знакомое было в ней, но как только я начинаю об этом думать, — он провел рукой по лбу, — у меня возникает это странное ощущение... В общем, я хотел ей отказать, но вы знаете, что такое женщины. Кухарка стала на ее сторону, переживала за нее, и я ее принял. Я не из тех, кто легко привязывается к людям, — важно добавил Слегарт, — но такой хорошенькой я отроду не видывал. Она стала всеобщей любимицей.
При этих словах один из гостей склонил голову.
— Что ж, — продолжал Слегарт, чуть оживившись. — Я могу предложить вам, господа, холодное мясо и эль, но ничего горячего сегодня нет. Кухарка так расстроена, что не сможет стряпать. И похоже, — хозяин глянул на все еще вздрагивающую дверь, — если Лиззи не сочиняет, с ребенком что-то не в порядке...
Внезапный, быстрый жест одного из незнакомцев пригвоздил Слегарта к полу. Держатель гостиницы замер, слегка согнувшись, с полуоткрытым ртом и приподнятой в разговоре рукой. Открывающаяся дверь кухни застыла на полпути. Плач девушки прекратился.
Капля эля из крана повисла над полом.
Среди этого магического оцепенения два незнакомца действовали быстро. Они побежали наверх, открывая все двери и заглядывая внутрь; их шаги отдавались гулким эхом. Наконец они подошли к комнате в самом конце коридора. Один заглянул туда и поманил рукой второго.
Крупная женщина, очевидно кухарка, замерла, расчесывая чудесные волосы бледной девушки, которая лежала на кровати. На ее толстом добром лице блестели слезы. По-видимому, эти натруженные руки были привычны не только к горшкам и сковородкам, но и могли обмыть и убрать тело покойной. Глаза девушки были закрыты, руки скрещены на груди и держали букет роз. Юное лицо освещала свеча. Необычайная красота девушки усиливалась нежной, умиротворенной улыбкой на пепельных губах.
— Эмберил! — вскрикнул незнакомец, упав на колени и дотрагиваясь до холодных рук покойницы.
Второй коснулся его плеча:
— Я искренне сожалею, Кэрил.
— Мы должны были прибыть раньше! — Кэрил погладил руку Эмберил.
— Мы прибыли так быстро, как смогли, — тихо ответил его друг. — Она сама так хотела...
— Эмберил послала нам сообщение...
— Только когда поняла, что умирает, — сказал товарищ Кэрила.
— Почему? — Кэрил смотрел на счастливое лицо девушки. — Почему она решила умереть среди... среди людей? — Он указал на кухарку.
— Я думаю, мы этого не узнаем, — тихо ответил друг. — Хотя я могу предположить, — добавил он тихо, чтобы не услышал обезумевший от горя Кэрил, подходя к колыбели, наскоро сооруженной из деревянного ящика.
Незнакомец что-то шепнул, и малышка, очнувшись от чар, вздохнула и немедленно захныкала.
— Девочка? С ней все в порядке? Служанка что-то говорила... — Голос Кэрила звучал испуганно. — Она... она не мерт... — Он замолчал, не в силах продолжать.
— Нет, — сказал его друг как-то таинственно. — Не бойся. Служанка сказала, что никогда не видела ничего подобного. Но малышка прелестна... Ах! — Он замер в благоговейном восхищении, потом повернул девочку к свету. — Кэрил, ты только посмотри на ее глаза!
Кэрил склонился над крошкой и погладил пальцем по пухлой щечке. Малышка повернула голову и открыла большие глаза, инстинктивно ища еды, любви и тепла.
— Они... золотистые! — прошептал Кэрил. — Цвета расплавленного золота... Как солнце! Такого еще никогда не случалось среди нашего народа... И эту тайну Эмберил унесла с собой...
— Это дар девочке от отца — человека, без сомнения. Хотя я не встречал ни у кого из людей таких глаз... А дочь так же прекрасна, как мать. — Он покачал головой и, вздохнув, завернул девочку в пеленки.— Надо идти, друг мой, пора. Мы достаточно долго пробыли в этой странной, ужасной земле.
— Да, — согласился Кэрил, не двигаясь с места. — А как же Эмберил?
Он вновь посмотрел на хрупкое бледное тело на кровати.
— Оставим ее среди тех, с кем она захотела быть в конце, — ответил друг Кэрила. — Возможно, кто-нибудь из Богов примет ее и проводит заблудший дух домой.
— Прощай, сестра, — пробормотал Кэрил.
Он взял розы из мертвых пальцев и, поцеловав их, осторожно спрятал в складках плаща.
Друг Кэрила выговорил слова на древнем языке, снимая чары с гостиницы.
И два незнакомца, держа ребенка, исчезли из комнаты, словно обратившись в серебристую искрящуюся пыль.
А девочка была так же очаровательна, как мать. Ибо рассказывают, что в древние времена, прежде чем стать отщепенцами, погрязшими во зле, самой красивой из рас, когда-либо созданных Богами, были людоеды...
V
Мой сынок, всем сердцем желанный,
Поздний плод лет моих зрелых,
И единственная дочурка,
Что глазами пошла в отца!
Мы для отпрысков строим замки,
Мы возводим высокие башни,
Чтобы жизнь драгоценную вашу
Защитили толстые стены.
Кладка прочная, камни крепки,
И щетинятся амбразуры
Оружием нашим грозным.
Но не ров, не меч и не камень,
Не копье, и не мост подъемный,
И не бдительный глаз часового
Защитят вашу жизнь, мои дети,
Сберегут вас от смерти лютой.
Ах, сыночек, зеница ока,
Сочтены часы твоей жизни,
Кто-то смерил, сколько ударов
В груди твоей сердцу осталось.
Дочка милая, глаз услада,
Неминучая смерть подходит
К тебе все ближе и ближе,
Неужели твое цветенье
Дуновение смерти загубит?
Как в осаде, стиснуто сердце
Больнее, чем крепким камнем.
Горе, горе, захвачен замок,
Плачь, родитель осиротелый:
Где они, твои милые дети?
Где твой край и народ несчастный?
Не спасли неприступные стены,
Не спасли высокие башни.
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
Глава первая
Последний отзвук вечернего звона колоколов с внешней башни Храма Паладайна сменился звуками захлопывающихся дверей и ставен, скрежетом ключей, поворачиваемых в замках, и пронзительными протестами любопытного кендера, выкинутого из лавки, где тот шарил по полкам.
Шесть ударов колокола возвестили о завершении трудового дня. Хозяева закрывали лавки, покупатели, забежавшие за необходимым в последнюю минуту, раздосадованно выходили наружу, все еще сжимая в руках деньги.
— Маркус, время закрываться, — поторопила Йенна помощника.
Покинув свой пост у двери, юноша принялся проворно опускать тяжелые ставни, защищающие широкие окна.
В лавке потемнело, и Йенна улыбнулась. Она любила свою работу, но это время нравилось ей больше всего. Покупатели уходили, шум их голосов стихал, и она оставалась одна. Йенна не спешила уходить, прислушиваясь к тишине, вдыхая запахи, которые, даже если бы она стала слепой и глухой, сказали бы ей, что она находится в лавке, торгующей магическими ингредиентами: аромат розовых лепестков, пряный дух корицы и гвоздики, слабый запах разложения от высохших крыльев летучих мышей и черепашьих черепов. В эти часы запах был сильнее всего: теплый солнечный день рождал ароматы, а темнота усиливала их. В дверном проеме появился Маркус.
— Что-нибудь еще, госпожа Йенна? — нетерпеливо спросил он.
Юношу наняли недавно, и он уже был безнадежно влюблен в нее, как могут только девятнадцатилетние мальчишки — в двадцатичетырехлетних женщин. Впрочем, ни один помощник Йенны не избежал этой участи. Она даже рассчитывала на обожание и весьма разочаровалась бы — если не разгневалась, — случись по-другому. Однако она никогда не кокетничала со своими юными приказчиками, всегда оставаясь сама собой — красивой, могущественной и таинственной.
Йенна любила другого, и это знал весь Палантас.
— Нет, Маркус, можешь бежать в «Кабанью Голову» на ночную гулянку со своими приятелями!
Она схватила метлу и принялась оживленно мести пол.
— Они еще дети, — презрительно отозвался Маркус, не отрывая от нее восхищенного взгляда, следя за каждым ее движением. — Я предпочел бы остаться и помочь тебе с уборкой.
Йенна вымела за дверь сор и несколько листьев, заодно шутливо вытолкав метлой и горящего желанием помочь Маркуса.
— Я уже говорила: сейчас в лавке от тебя никакой пользы. Будет лучше для нас обоих, если ты не будешь вмешиваться. Я совсем не хочу, чтобы твоя кровь была на моих руках.
— Госпожа Йенна, я не боюсь... — начал Маркус.
— Тогда от тебя и вовсе не будет проку, — прервала его Йенна, улыбкой смягчая резкость своих слов. — Смотри, в том футляре лежит брошь, которая способна забрать твою душу и отправить ее прямиком в Бездну. Рядом — колечко, у которого хватит силы вывернуть тебя наизнанку. А видишь магические книги на дальней полке? Если ты слишком долго будешь вглядываться в их названия, то быстро сойдешь с ума.
Маркус был несколько ошеломлен, но не собирался этого показывать.
— Откуда это все? — спросил он, вглядываясь в темноту лавки.
— Из разных мест. Брошь отдала мне чародейка Ложи Белых Мантий. Это злая вещь, сам понимаешь, и она никогда не смогла бы ею воспользоваться. Чародейка выменяла за брошь несколько магических книг, которые давно искала, но все не могла найти. А помнишь гнома, что приходил утром? Он принес эти ножи.— Йенна указала на витрину, внутри которой, словно опавшие листья, в неисчислимом количестве лежали ножи и кинжалы.
— Они зачарованные? Я не знал, что магам можно носить оружие!
— Мы не можем носить мечи, а ножи и кинжалы допустимы. Эти не обладают магией, но гномы делают много вещей, которые легко потом использовать в заклинаниях. Маг, если захочет, может наложить заклятие на один из них.
Маркус неожиданно твердо сказал:
— Ты, госпожа, не боишься, так почему я должен?
— Потому что я знаю, как обращаться с такими артефактами, а ты — нет. Я ношу красную мантию и прошла Испытание в Башне Высшего Волшебства. Когда ты пройдешь такой же путь, тогда сможешь зайти. А пока, — добавила она с очаровательной улыбкой, опьянившей молодого человека не хуже крепкого вина,— ты будешь охранять двери.