— Нет уж, за базар отвечать надо. И вообще, такие рукавицы любой сшить может. — Сижу на бортике рядом с нашими как воробей на заборе и постукиваю коньками по железу, которым обита коробка.
— Смотрю, у тебя и коньки тоже самодельные. Где взял?
— Да чего ты пристал-то? «Дай рукавицы, где коньки взял?» В школе мы такие коньки делаем на трудах!
— Да ладно!
— Рыжий, ты не врубаешься или в «Комсомолке» статью про нас не читал? — Подкатывает Антоха, спрыгнувший с бортика.
— Чего-то такое рассказывали. Так вы что, из той школы? Тогда понятно.
— Чего тебе понятно?
— Что школа у вас блатная. Одним всё, а другим ничего.
— Пацан, мы всё своими руками делаем, какой блат?
— Да понятно. Чего тебе, жалко? Дай краги, а ты себе еще одни сделаешь.
Вот так оборот! Я думал, он идиот, а он холявщик. Такие обычно еще в младшей школе просекают, что просто так заканчивается очень быстро, а этот до восьмого класса дожил. Ну или в каком он сейчас…
— Э, как там тебя, а давай ты мне краги сейчас, а я тебе завтра лимонада две бутылки. Меня все знают!
— Короче, пятерка, и рукавицы твои!
— Ты чего, какая пятерка? Ты офонарел, им рупь красная цена.
— Ну и иди тогда, покупай за рубль у того, кто продаст.
Рыжий сник, он уже понял, что канючить у тех, кто моментом выставляет цену в деньгах, бесполезно. И разводить на обещания тоже.
— Ну что, отдохнули? Погнали тогда еще период! — Заорал Де́нис, и мы посыпались с бортика как ягоды с куста. — Зима кончается!
Чем еще примечательна коробка — к ней пристроена скамейка запасных и судейская будка. Три стены и крыша — защита от ветра и снега, туда даже свет не проведен. Пользуются её только во время официальных матчей девятой лиги, в остальное время она годится только для хранения нашей обуви. Сидеть там после игры невозможно — холодно. А идти греться в жаркую переобувалку катка лень. Так что после хоккея взмыленные и уставшие мы по-быстрому переобуваемся и идем домой. Все понимают, сидеть мокрыми на улице зимой нежелательно. Наша толпа, большая поначалу, в нашем районе тает как сахар в стакане с чаем, мы рассасываемся по своим дворам и подъездам. Эх, хорошо погоняли. И чего я в прошлом будущем не играл в хоккей? Ведь была же там Ночная лига, можно было выплеснуть адреналин на льду. Не погиб бы, так и не познакомился бы изнутри с этой классной игрой — хоккеем.
'Сил на грушу нет никаких, всё тело ощущается как та канарейка, которую герой анекдота спьяну выжал в чай. Папа Дима видит моё состояние и не дергает вопросами, да и так понятно, мальчик катался на коньках, вернее играл в хоккей. Хотя один вопрос всё-таки задал:
— Сын, как рукавицы себя показали? Не зря вчера пыхтел?
— Не-е-е, отлично! Пальцы целы, по воротам попадал. Всё не зря. Одна беда, скоро весна.
— Да что той весны-то, Миша! Не заметишь, как лето наступит. Экзамены же. Пока подготовишься, пока сдашь — уже и лето.
— Ага, моргнешь, а лето кончилось.
— Ну и так бывает. Если портфель собрал, ужинай, иди в душ и спать.
— Если бы. Дневник сам себя не напишет.
— Разок можно и пропустить, ничего страшного.
— Да был уже разок, и второй… Если стану так лениться, литератор из меня не выйдет. Надо писать.
— Ну раз так, садись пиши. Тебе виднее.
Сижу, пишу. Глаза слипаются, а что делать. Сам себя не заставишь, никто не заставит. Что-что, а человеком быть — это личный и осознаный выбор каждого'.
11 февраля 1982 г
Вид сбоку:«Дорогие друзья, сейчас для вас выступит группа „Одноклассники“!» — прозвучало со сцены, и у членов жюри городского конкурса музыкального творчества учащихся скривило морды лиц:
— Какая такая группа⁈ Какого хрена вообще было рот раскрывать вон тому школьнику? Ранее уже было ясно сказано, что выступает музыкальный ансамбль школы имени Германа Степановича Титова.
— Целиком и полностью согласен с вами. Давайте отберем у него микрофон.
— Как это? Они же сейчас петь будут.
— Ну так это… Чтоб не пел вон тот. А то вдруг споёт что-то не то.
— Как они могут петь не то, когда список исполняемых произведений утвержден на самом верху? Вы что-то совсем уж фантастическое сочиняете, Пал Семеныч. Такого быть не может. — Моложавая женщина с комсомольским значком на груди даже дышать чуть не забыла от такого предположения. Как можно петь не то, что согласовано?
— Ладно, но если что, сама побежишь к пульту.
В это время горлопаны начали бодренько наигрывать на своих инструментах что-то разухабистое. И хотя школьники стояли на сцене как статуи, всё равно возникало ощущение какого-то неприличного вихляния. Словно это не комсомольцы на сцене городского дома культуры, а прости-господи Леонтьев на «Песне-82».
— Что они исполняют?
— Сейчас посмотрю. Вот, тут всё как в аптеке, «Девочка в автомате» на стихи Вознесенского! — Серый листок с мутными синими буквами, явно четвертая или даже пятая копия машинописного списка участников и исполняемых произведений.
— А почему разрешили?
— Песня в списке «Союза композиторов СССР», разрешена к исполнению. Я помню, её даже по телевизору когда-то крутили.
— По телевизору… Там какую только гадость не крутят. Впрочем, наверху виднее. Но могли бы и про комсомол, про партию что-нибудь исполнить. Наш народ любит патриотические песни, мы должны это… как его… — председателя жюри конкурса слегка заклинило. Ему хотелось сказать что-то правильное и искреннее, но совместить не получалось. — Да ну, гадость все эти ваши песни! То ли дело в моё время!
— Понятно, Павел Семёнович, «Одноклассникам» дадим самый низкий балл.
'Как мы попали на конкурс? Как кур в ощип! Просто в актовый зал прискакала завуч по внеклассной работе и уведомила нас, что в четверг мы выступаем в городском ДК на каком-то конкурсе. Типа, поскакали-поскакали, и так руками начала махать характерно, словно кур в сарайчик загоняет. Убежала, потом вернулась в полуприседе: оказывается, ей прямо сейчас надо сказать, какую песню будем исполнять.
— Чтоб выиграть, надо что-то эдакое выдать. БАМ хорошо подойдет.
— Чуга, ты хочешь исполнять в НАШЕЙ текстовке?
— Не, нашу рубить я очкую.
— Ага, опять «солнце с неба светит мудро»? Нет уж, нахрен!
— Арзамасцев! Ты что себе позволяешь при учителе?
— Чего? Это ж не матом, просто сказал «нахрен», потому что не хочу.
— Почему «не хочу»? Вся страна хочет, а ты нет?
— Если вся страна с утра до вечера одну и ту же песню будет петь, то так и с ума сойти можно. Наверняка кто-то будет этот ваш «БАМ» петь на конкурсе. И прочие «Любовь, комсомол и весна». Что мы как повторялки будем?
— А ты исполни не как все, а лучше. Если вы такие умные, спойте про комсомол так, чтобы все поняли — вы лучшие.
— А вам зрителей не жалко? — Я не удержался и влез в разговор, хотя еще минуту назад дал себе слово не вытыкиваться.
— А чего их жалеть? В смысле, причем тут зрители? — Тётушка искренне не понимала, о чем речь.
— Конкурс закрытый? Кроме жюри никого в зале не будет? Тогда давайте промычим что скажете. Можно даже без музыкального сопровождения.
— Корчагин, с чего ты решил, что закрытый? Зрители будут, это я тебе гарантирую. Изо всех школ сдернут классы, придут как миленькие.
— Вот!
— Что «вот»?
— Вот представьте: пригнали ребятишек силком, посадили под дулами автоматов как заложников и начали издеваться над ними. Всякую хрень по три раза со сцены слушайте и не дергайтесь. И что из них вырастет после этого?
— Что из них вырастет?
— Люди, ненавидящие систему образования, а то и свою замечательную страну — вот кто! Это идеологическая диверсия, мне кажется. — Завуч взбледнула, но не от озарения, а от того, что в её родной школе прозвучали такие слова. Кто знает, какое пойдет эхо, что услышат стены, у которых есть уши'.
— Ты не накручивай, Корчагин, без тебя полно идеологически грамотных. Есть что конкретное предложить?
— Давайте «Девочку в автомате».
— С таким репертуаром мы не выиграем, точняк!
— А ты грамоту хочешь получить? Давай я тебе нарисую дома. Повесишь на стенку. — Ирка моментально встала на мою сторону, ей тоже не хотелось играть в идеологически правильных школьников.
— Так что, какую песню на согласование подавать?
«Вот так и вышло, что мы совершенно осознанно заняли последнее место на конкурсе, который нам нафиг не упирался. Зато прозвучали. Прозвучали не только в школе, а в масштабе города. Хотя если честно, то половина выступлений на том конкурсе была полным отстоем. Музыкальными коллективами эти отары жалко блеющих овечек, выгнанных на сцену, в половине случаев назвать было невозможно. Просто кого-то мобилизовали, заставили выучить слова и погнали на сцену ДК. Я не вру, порой зал просто хохотал, особенно над одним хором мальчиков-умирающих-зайчиков, которые пытались маршировать под песню 'Если бы парни всей Земли…».
При всей моей нелюбви к завучу, я не мог не отдать ей должное — женщина оказалась нерядовая. Мало того, что жена нашего шефа, так еще и байкерша. Честное слово — когда я заикнулся, что гитары мы дотащим сами, барабаны сойдут тамошние, а вот синтезатор нужно как-то везти, тетенька довольно быстро прониклась моментом:
— Что, вот прямо обязательно?
— Если хотите, чтоб мы выступили, а не тупо постояли, то да. Чужие клавиши Валерка сходу не освоит, а репетировать нам никто не даст.
— Валера, ты точно не сможешь играть на их электрооргане?
— Не, если часик дать поупражняться с ним…
— Понятно. Ладно, тогда после уроков подготовьте инструменты к переноске, транспорт с меня.
— Гитары тоже повезем?
— Гитары на себе, в кузов влезет только ваше пианино с проводами.
«Я ожидал, что за нами приедет какой-нибудь Жигуль в обвесе и с кожаной оплеткой на руле. Шеф наш — статусный человек, понты его всё. Ага, почти угадал: когда мы вытащили синтезатор на улицу, возле ступеней школы стоял красный Иж-Юпитер с коляской. А завуч сидела в седле, являя миру полные бёдра, обтянутые брюками. Валькирия, ё-моё! Сам не понял, почему наша 'Юность» не полетела со ступенек, как удержали её. Вниз попадали только наши челюсти.