— Тогда почему ты не позволил мне сгореть в огне? Если не забираешь мою душу в ад, то ответь, зачем я тебе понадобилась? Для какого коварного плана?
— И ты не приемлешь того, что я спас тебя только потому, что не хотел, чтобы ты погибла?
Она оставила мой вопрос без ответа, но некоторое время боялась пересекаться со мною взглядом. Стало как-то неудобно.
— Хочешь печенюшку? — Неожиданно вспомнив о подарке алхимика, я попытался немного снизить напряжение. Лицо у Лилии позеленело, она прижала ладошку ко рту, но смогла сдержаться. Организм еще не вывел полностью наркотики, так что о еде говорить было рано.
— Давай предположим следующее. — Я подошел поближе и сел на траву. — Дьявол существует. Ад тоже существует. И души всех грешников после смерти попадают в ад.
— Предполагать? Разве можно в этом сомневаться? — Она прикрылась плащом до самого носа.
— Речь не о сомнениях, а о способности посмотреть на привычные вещи с другой стороны.
Лилия осторожно кивнула.
— Значит, ад. Ты вообще представляешь себе, что такое ад?
— Ад — это место глубоко под землей, куда попадают души грешников. Там дьявол подвергает их страшным, жестоким пыткам, но души не могут умереть дважды. …
— Ну, в общих чертах верно, — согласился я. — А теперь подумай, сколько там уже грешников накопилось. Вот у тебя, к примеру, есть братья и сестры?
— Старшая сестра и брат. У меня была еще одна старшая сестра, но она умерла три года назад.
— Вот, — я поперхнулся ответом, но постарался не заострять на этом внимание. — В семье, допустим родится четверо детей, двое из них совершат грех и их души попадут в ад после смерти. По два с каждой семьи, да за столько веков. Округлим до квинтильона!
— Квинти… чего? — округлила глаза Лилия.
— Это очень, очень большое число, — пояснил я. — Так сколько на них потребуется чертей, которые будут исполнять наказания, сколько понадобится кипящей смолы, кнутов, котлов, и прочей утвари для пыток грешных душ…
Лицо девушки стало еще более бледным, а взгляд — недоумевающим.
— …Кто-то должен распределять души и наказания, чтобы каждый черт мог знать, какой душе какое предназначено наказание, чем кого пытать, и как именно пытать, кто-то заниматься поставкой рабочего инвентаря, следить за износом, а кто-то отмечать хорошее или, наоборот, плохое поведение грешника, чтобы изменить меру наказания. Так сколько чертей потребуется, чтобы исполнять эти обязанности? А сколько для того, чтобы просто контролировать исполняющих?
Лилия непонимающе кивала.
— Но и сами черти тоже же не железные, какими бы чудесными свойствами их ни наделяли, им тоже необходим отдых, возможно, даже еда, значит, в аду должны быть, как минимум, обустроены общежития для чертей, столовые. И не только для палачей, но и для всего остального персонала…
Мне показалось, что ее голова действительно скоро расколется пополам.
— Точно не хочешь печенюшку? — снова предложил я.
Она отрицательно покачала головой. Осторожно попросила:
— Только воды…
Я помог Лилии подняться и утолить жажду. Но лекцию об устройстве ада я еще не завершил.
— Подытожим. Всем этим зоопарком управляет противник бога — Дьявол. Сколько ответственности, сколько извечных забот, сколько дел приходится исполнять Дьяволу, как главному в аду? И мало того, что он проклятый, так еще и вкалывать ему приходится, как проклятому. А вдруг у чертей что-то пойдет не так, что, если они устанут выполнять свою чертову работу и объявят забастовку?
— Не понимаю, — вконец растерялась Лилия, — ты так все повернул… Да я никогда даже не думала, что на ад можно посмотреть с такой стороны…
— Теперь подумай, со всем этим списком неприятностей, есть ли Дьяволу дело до того, чтобы приходить на землю и пакостить живым?
— Я даже представить себе не могла, что в аду может быть так… суетливо. — Она опустила голову на траву и посмотрела на небо. На нем уже появлялись первые звезды. — А ты можешь рассказать, какая жизнь там, наверху?
Я тоже запрокинул голову.
— Ну, там зеленеет молодая травка, поют райские птички, мирно течет молочная речка, огибая кисельные берега, у золотых ворот лениво зевает ангел. Изредка по райским кущам проходят души умерших праведников, мирно беседуют, гладят райских животных. Красота да скука… посмертная.
— Прямо вот так?
— А чего еще ожидать от рая? Говорят, что если в жизни есть что-нибудь хорошее, то оно либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению. Тем более в раю только праведники, за ними следить не нужно. Новенькие тоже редко приходят.
— Так ты там был? — Глаза у Лилии загорелись. Она мне, кажется, поверила. А ведь я сам уже начал путаться, где религиозные писания, а где мое собственное воображение.
Улыбнулся в ответ:
— А ты как думаешь?
— Значит и Его видел?
— Кого? — смутился я, понимая, что перестарался с фантазиями.
— Бога! Как он выглядит?
Настала моя очередь смутиться. Вопрос был не из легких.
— Ну, бог всегда предстает в том виде, в котором ты хочешь его видеть. Например, в виде маленького розового зайчика.
— Маленького розового зайчика?
Лилия оцепенела от восторга. К щекам подкатил румянец, и мне показалось, что еще одно слово, и она снова упадет в обморок. Надо было мне придумывать менее милую и забавную форму для бога даже в бредовых рассказах. Тем не менее ей удалось удержать себя в руках.
— Значит, ты не демон? — Она посмотрела мне прямо в глаза, и в ее взгляде больше не было того холода, каким она встретила меня, когда увидела настоящий мой облик. Она хотела мне верить.
— Не знаю, — решил признаться я. Но ограниченно. Не было нужды рассказывать ей еще и про мою вторую, одержимую личность, иначе я бы только запутал ее. — Может быть, и демон.
— Так ты лгал мне? — Она испугалась. Я все видел в ее больших синих глазах. Она хотела мне верить, действительно хотела. Но правда моя была слишком сложна и путана, чтобы в ней разобраться.
— Нет, — покачал головой я, — не лгал. Просто я сам точно не знаю, кто я такой. Но точно не посыльный дьявола, соблазняющий людей к злым поступкам и переправляющий их души в ад. Может быть, я и действительно демон, существо другого мира, разум иного порядка. Но я все равно могу думать сам, могу принимать решения, могу отличать добро от зла! Прошло не более двух недель с того самого момента, как я оказался здесь, а меня уже окрестили Вельзевулом, возненавидели и попытались убить. А ты все твердишь, что я воплощение зла и заслуживаю только ненависть.
— Прости, — опустила глаза она, — мне тяжело понять тебя. Ты говоришь странные вещи, такие, которых я никогда не могла даже представить, произносишь слова, которые я никогда не слышала, но я чувствую в них искренность. Я верю тебе, но не могу объяснить, почему…
Странная девушка. Иногда она выглядела полной глупышкой, а иногда удивляла меня мудростью одинокого мыслителя. Порой она читала меня, словно открытую книгу, а я все равно считал, что она слишком молода и глупа, чтобы жить в реальном мире.
— Знаешь, — я повернулся и посмотрел на закат. На то, что осталось от прошедшего дня. На грозные тучи, устилающие небо. Порыв прохладного ветра погладил меня по лицу. — А я ведь тоже, порой, ничего не могу объяснить.
Потом мы довольно долго молчали. Только молчание Лилии не тревожило меня, а наоборот, успокаивало. Она не только выслушала меня, но и попыталась понять. И пусть я, определенным образом, принудил ее к этому разговору, ей, кажется, от него тоже стало легче.
— Я должна увидеть отца, — неожиданно заявила она. — Он должен узнать обо всем от меня, а не от священников ордена. Если он услышит о том, что со мной случилось, его слабое сердце может не выдержать.
— Хорошо, — сразу согласился я. Отправляться на юг, на поиски древнего демона-разрушителя следовало одному, но доверить безопасность Лилии я мог только надежному человеку, например, ее отцу, если, конечно, тот пройдет проверку надежности. — Куда нам идти?
Лилия бегло осмотрелась.
— Я не уверена, где мы находимся, но нам, кажется, туда. — Она указала рукой на дремучий непроходимый лес, темнеющий в надвигающихся сумерках.
Погода любит шутить над заблудшими путниками, и ее, казалось бы, безобидные шутки зачастую оказываются очень жестокими.
Уже несколько часов мы блуждали по густому лесу, под проливным дождем, без малейшей надежды на удачный исход. Лилия лежала у меня на спине, кутаясь в намокший и ставший совершенно бесполезным плащ, и дрожала так сильно, что стук зубов подгонял меня получше кнута. Она долго и отчаянно упиралась, отказываясь от моего предложения нести ее, утверждая, что непременно должна идти сама. Из-за ее мелочного упрямства мы пропустили сумерки, время, когда я хоть что-то еще видел, и оказались в кромешной тьме, под холодным и на редкость сильным дождем.
Я разочаровался в себе. С помощью меча, горящего синим пламенем, я мог убить любого так, чтобы тело его превратилось в кровавый снег, но не мог согреть важного для меня человека в дождливую ночь. Я искал какое-нибудь укрытие, пещеру или овраг, место, где можно было бы спрятаться от дождя, но не нашел подходящего. Меня окружали лишь высокие деревья, настолько высокие, что их листва совсем не прикрывала от дождя, кусты, колючие, с липкими плодами, цепляющимися к одежде, и трава, по которой скользила моя обувь, не позволяя быстро идти. Единственной надеждой был демон, который не позволял моему телу устать или замерзнуть. Но зато я чувствовал, как замерзает Лилия.
Природе пришлось уступить моему упрямству. Когда я потерял счет времени, как и надежду найти хоть какое-нибудь укрытие, в непроглядной темноте леса, стонущего под непрекращающимся ливнем, появился слабый свет.
Быть может, свет этот был лишь галлюцинацией, попыткой принять фантазию за реальность, но я направился к нему, к спасительному маяку.
И он вывел меня к людям.
Лес внезапно кончился, и я оказался в поле молодой пшеницы. А за полем стояла деревня, небольшая, лишь пара десятков домов. И в одном доме в окошке горел свет. Так тускло, что я бы никогда не увидел его из лесной чащи. Но почему-то я его увидел. Вышел к деревне. Как бу