И, с полной уверенностью в правильности собственного решения, я направился в сторону Гинны.
— Постой! – громко закричала Лилия и, позвякивая доспехом, побежала по лужам. Вытянулась передо мной, обиженно нахмурившись. Маленькие капли дождя едва слышно разбивались о полированную сталь ее наплечников. – Я же сказала, что пойду с тобой. И незачем убегать от меня!
— Извини, – замялся я, честно признавая вину.
— Тогда тебя нужно наказать! – кивнула разгневанная Лилия. – И в наказание ты ответишь на один вопрос.
— Вопрос? – немного растерялся я.
— Хочу знать, как тебя зовут? – Она посмотрела мне в глаза, будто хотела выяснить сразу, обману я ее или нет.
Из ворот, прикрывая волосы небольшой котомкой, выбежал Митрий. Увидел нас, состроил кислую мину и пошел не торопясь, старательно избегая луж.
— Максим, – пожал плечами я, развернулся и двинулся дальше.
Мои навязавшиеся спутники переглянулись, недовольно поворчали между собой, но все же не отступили и побежали за мной, прекрасно понимая, что в пути нам придется промокнуть до нитки.
Но нам повезло. Погоде пришлось уступить перед моей твердолобостью. Ворота трактира еще не скрылись из виду, а дождь уже прекратился и между плотных, казалось бы, несокрушимых облаков появились голубоватые просветы. Это прибавило энтузиазма. Даже обилие луж и грязи не особо затруднило наше движение.
Митрий был торговцем. И, как он сам похвастался, родовитым торговцем. В свои двадцать с небольшим он уже владел определенным капиталом и являлся членом торговой коалиции. За счет этого имел преимущество в своем занятии, со всеми вытекающими. Про свою работу он, казалось, мог говорить бесконечно. Ну, а Лилия, в свою очередь, сколько угодно могла рассказывать о героях и подвигах.
Так мы и шли. Лилия рассказывала Митрию о полубезумных подвигах, которые мечтала совершить, торговец твердил ей о стабильности своего бизнеса, перспективах и будущих прибылях. А что касается меня, то я в нашей маленькой компании занимался тем, что источал мрачную атмосферу.
На ночлег остановились прямо в лесу, между двух недавно поваленных деревьев, чьи листья уже пожелтели, но еще не успели опасть, поэтому кроны прекрасно защищали от ветра, заметно усилившегося после дождя. Лилия, раздобыв где‑то приличную охапку хвороста, развела костер, так ловко орудуя огнивом, что удивился даже Митрий. Он, как и я поначалу, немного не доверял молодой дворянке, но та умела убеждать не словами, но действиями.
Расположившись вокруг маленького, но жаркого костерка, мы разогрели остатки припасов и немного расслабились. Наполнившиеся пищей желудки потянули вниз, ко сну. Митрий немного угомонился и даже задремал, разыскав удобное место в листве поближе к кроне. Я тоже уперся спиной в шершавую кору и прикрыл глаза.
— Максим, – осторожно поинтересовалась Лилия. Она была единственной, кого не потянуло спать после ужина.
Я приоткрыл один глаз.
— А какой он был? – изнывая от любопытства, спросила дворянка.
— Кто был? – не понял я.
— Ясно кто! – воскликнула она. – Оборотень, которого ты сразил в Суховодье!
Митрий приоткрыл глаза, недоверчиво покосился на меня и невольно поежился.
— Обычный оборотень, – отмахнулся я. – Ты будто в жизни оборотней не видела…
— Не видела, – покачала головой Лилия. – А бой как прошел? Расскажи мне все в подробностях. А его когти были острее твоего меча? Тебе приходилось вставлять лезвие в пасть оборотню, чтобы он не мог сомкнуть челюсти и откусить тебе голову?
— Ничего такого не было. Он набросился на меня, а я его убил. И все.
Торговец фыркнул, поднялся с нагретого местечка и скрылся в кустах. Он ничего не сказал, но я как‑то легко догадался, что ему понадобилось удовлетворить естественные потребности. А вот Лилия даже не повернулась, чтобы отметить, что сопровождаемый ею торговец куда‑то ушел.
— Но это ведь неинтересно! – продолжала она. – Битва должна быть динамичной, красивой, запоминающейся. Чтобы твой подвиг увидели все, а барды сложили легенды и песни пели все последующие поколения.
Я запрокинул голову назад и увидел огромное, бесконечное ночное небо. Облака рассеялись, и оно стало невероятно ясным, настолько ясным, что можно было рассмотреть каждую из сотен миллиардов рассыпанных по нему звезд. В современных городах, образы которых, возможно, остались только в моей памяти, нельзя увидеть такое небо. Слишком много наземного освещения. Только некоторым, особо ярким звездам удается преодолеть искусственную преграду света.
— Битва это битва, война это война, – наставляющим тоном ответил я. – В ней нет ничего красивого и вдохновляющего, только смерть. И нечего бардам песни об убийствах складывать.
— Барды складывают песни вовсе не о войне, – справедливо возразила Лилия. – В своих песнях они воспевают героев, тех, кто сражается за людей, кто защищает их, тех, кто спасает попавших в беду. Я тоже хочу, чтобы обо мне сложили песню. Хочу, чтобы люди знали, что я, Лилия Руденберг, никого не брошу в беде и всегда приду на помощь…
— Как давно ты путешествуешь? – неожиданно поинтересовался я.
— С тринадцати лет. – Лилия покосилась на лежащую на земле перчатку, немного поправила рукой. Видимо, в кажущемся хаосе из разбросанных вокруг элементов доспеха существовала определенная закономерность. Я просто ее не замечал. А Лилия все знала. – Я путешествовала со своим дядей, герцогом Гюнтером примерно шесть лет, с тех пор, как меня изгнали из замка, и до того момента, как приняли в орден рыцарей Львиной розы…
— О–о, – удивленно протянул я, – так ты изгнанная дворянка… Неужели жениться отказалась?
— Нет, – потупила взгляд дворянка. – До свадьбы дело не дошло. Отец познакомил меня с тем, кто должен был стать моим женихом, каким‑то противным мальчишкой. Мы с ним гуляли в саду, разговаривали, он так хвалился, важничал… В общем, слово за слово, и я выбила ему глаз…
— Молодец, девица, – усмехнулся я. – Так, значит, тебя изгнали за то, что сделала кривым какого‑то маркиза?
— Принца… – еще больше засмущалась Лилия.
— И теперь тебе никогда не вернуться домой? Будешь вечно скитаться, без дома и родного очага.
— Нет, – покачала головой девушка. – Отец уже давно простил меня. Ворота замка всегда будут открыты, чтобы принять меня и моих друзей. Меня изгнали понарошку, отец хотел проверить, выдержу ли я жизнь без прислуги и роскоши. – Лилия улыбнулась, хитро и довольно. – А я выдержала! Не без помощи дяди Гюнтера, конечно…
И в ту же самую секунду мы услышали душераздирающий вопль, донесшийся из лесной чащи. И вопить мог только наш бедовый торговец. Бедолага не только умудрился приударить за Лилией, этой дьяволицей в юбке, вернее в доспехах, но и вляпался в какие‑то новые неприятности.
Отреагировал я мгновенно. Распрямился. С ходу перепрыгнул через ствол дерева, у которого сидел, и метнулся в чащу. Откуда‑то я знал, куда нужно бежать, чувствовал, где именно кричал Митрий. И мог с невероятной скоростью передвигаться по ночному лесу.
Краем глаза я отметил, что Лилия бежала следом. Сильно отставала, но сдаваться не собиралась. Девушка действительно была готова прийти на помощь всем и каждому. Я, конечно, тоже бросился на помощь, но вынужденно, с неохотой, потому что не мог иначе поступить.
Перепрыгнув через куст, я вылетел на поляну, где и увидел торговца. И не только его. В нескольких метрах от прижавшегося к стволу дерева Митрия мохнатой горой стоял крупный бурый медведь и недовольно, даже угрожающе, рычал.
Что он сделал, чтобы растревожить и разозлить животное, я не мог и представить. Смог лишь предположить.
«Неужели додумался опорожниться прямо в берлогу?»
Независимо от причины неприятностей нерадивого торговца нужно было спасать, причем незамедлительно. После встречи с когтями и клыками зверя он бы не смог больше рассказывать про свои планы и хвастаться привилегиями перед деревенскими барышнями. Если бы вообще выжил.
Неожиданно для самого себя я вдруг принялся прогнозировать, смоделировав за доли секунды в уме сотни, если не тысячи разных планов действий, вот только почти все они заканчивались неминуемой гибелью Митрия.
Возможно, мой мозг в тот момент перегрелся, а мысли просто свернулись в узел. Не зная, за какой из вариантов ухватиться, я просто начал действовать, и не нашел ничего умнее, чем подойти к медведю сзади и поддать ему ногой.
Нет, мне никогда не понять, зачем я тогда совершил такую глупость. Быть может, меня заставил тот невидимый великан, который иногда брал мое тело под свой контроль. Но безумный трюк удался, медведь понял, как сильно его унизили, повернулся и поднялся на задние лапы, став выше меня раза в два.
Я почувствовал его зловонное дыхание и робко попятился назад. Подсознательно я понимал, что так нельзя поступать, знал, что на действия людей животные реагируют не так, как мы надеемся, но все равно развернулся и побежал. Медведь немедленно бросился за мной. Не требовалось напрягать мозги, чтобы понять, что так я отводил беду от Митрия, но ставил на кон собственную жизнь.
Сердце забилось чаще. Появляющиеся из темноты ветки больно хлестали по лицу, я не успевал отвести их руками или просто не замечал. Ноги поскальзывались на влажной траве, цеплялись за корни и лежащие на земле ветки, но неведомо как удерживали меня от падения. Но медведь упорно преследовал меня, я чувствовал это, и постепенно нагонял.
Мне нужен был план, нужен был способ от него избавиться: задержать, прогнать, даже убить. Пальцы сами потянулись к рукояти меча на поясе.
Нет. Бесполезно. Для такого огромного зверя мой короткий меч был не опаснее ложки или вилки. Даже воткнув его на всю длину лезвия, я не смог бы достать жизненно важных точек, а увяз бы в мехе, шкуре, жире и мясе. Мне нужна была поддержка того, кто в разы сильнее, страшнее и опаснее разъяренного медведя. Я решил попросить о помощи демона по имени Эфир.
Я не знал, откликнется ли он на мой зов, не думал, что произойдет со мной после, не представлял, как он попытается помочь, если вообще согласится защитить меня. Но все же рискнул.