чной смены. Оппенгеймер молча встал позади стула, и они вместе уставились на доску, на которой было написано какое-то сложное уравнение. Оппенгеймер подошел к доске, стер часть уравнения и написал несколько новых символов. Сидевший на стуле человек не шевельнулся.
Оппенгеймер написал последний символ.
Небритый в сильном возбуждении поднялся со стула и закричал:
— Я искал эту ошибку два дня!
Это был Энрико Ферми, величайший из гениев мировой физики.
Оппенгеймер улыбнулся и вышел из помещения.
Лейтенант Безер посчитал этот день «наиболее фантастическим в своей жизни». Он встретился и беседовал примерно с десятком прославленных ученых, которые были кумирами его юности. Профессор Рамсей объяснил Безеру, какова будет его роль при выполнении задачи, связанной с атомной бомбардировкой. Безер должен был научиться перехватывать работу радиолокаторов противника, если будет сделана попытка вывести из строя сложный механизм бомбы или вызвать ее преждевременный взрыв. Чтобы понять, что подобное может случиться, Безер должен был узнать то, о чем знали всего несколько специалистов: о крошечной детали в боевом механизме бомбы, встроенном в сердце системы — миниатюрном радиолокаторе. Никого, казалось, не беспокоило, что лейтенант Безер узнает слишком много. На него обрушился буквально поток информации и он почувствовал, что тонет «в этом научном водовороте».
В конце дня Тиббетс признался Оппенгеймеру, что за сегодняшний день получил больше научных знаний, чем за все годы обучения в школе и училище.
Оппенгеймер задал летчику еще несколько вопросов. Если не считать противодействия противника, какие еще могут случиться непредвиденные неожиданности? Тиббетс ответил, что всегда существует шанс, что бомбу заклинит в бомболюках или бракованный взрыватель вызовет преждевременный взрыв. Оппенгеймер уверил полковника, что в случае с атомной бомбой подобный риск исключен.
Затем Оппенгеймер внимательно посмотрел на Тиббетса и произнес:
— Полковник, я хочу вас честно предупредить — самое страшное может случиться после того, как вы сбросите бомбу. Ударная волна от взрыва может уничтожить ваш самолет. Боюсь, что я не могу гарантировать вам, что вы все не погибнете.
В наушниках внутрисамолетной связи тяжелого бомбардировщика B-29 раздался голос командира экипажа капитана Роберта Люиса:
— Делать все, как положено по наставлениям. За нами будут внимательно наблюдать.
Бортинженер Уайт Дазенбери и хвостовой стрелок Боб Кэрон, летавшие с капитаном Люисом много раз, не могли сегодня узнать своего командира. Обычно веселый и разговорчивый, относившийся не очень трепетно к различным уставам и наставлениям, он был сегодня необычайно серьезным, как будто, по словам сержанта Кэрона, на борту их самолета находился сам Президент Соединенных Штатов и члены его кабинета.
Сидя в кабине бомбардировщика и окидывая взглядом подсвеченную ультрафиолетом приборную доску, капитан Люис испытывал то комфортное ощущение, которое охватывало его только в самолете. В детские годы, проведенные им на улицах Бруклина, внушили Люису, что иметь пару крепких кулаков гораздо лучше, чем светлую голову. Однако, он изменил свое мнение, попав в летное училище. Пока он перестраивался, у него была масса неприятностей, но в итоге даже самые требовательные инструкторы признали, что Люис очень одаренный пилот.
Люис никогда не мог забыть той гордости, которой сияли глаза его родителей, когда он впервые появился перед ними в офицерской форме, и того чувства собственного достоинства, когда он шел в этой форме по улицам Бруклина, приветствуя старых знакомых. А затем наступил день, когда Люис взял на борт своего бомбардировщика B-29 легендарного Чарлза Линдберга, который потом заметил, что был бы счастлив иметь Люиса рядом с собой в своем знаменитом полете через Атлантику.
Вызов на авиабазу Вендовер не удивил Люиса. Именно Тиббетс сделал из него наиболее опытного пилота тяжелых бомбардировщиков в авиации США. Люис написал своему отцу: «Пол нуждается во мне, потому что я хорошо знаю свою работу». Скромность, как Люис вынужден был признать сам, не входила в число основных качество его характера. Но он умел ладить с экипажем и пользовался большим авторитетом, особенно у рядовых и сержантов.
Когда первый B-29 прибыл в Вендовер, командовать им был назначен Люис, испытавший чисто мальчишеское возбуждение от того, что из нескольких летчиков выбрали именно его. В его лексиконе сразу же появились выражения «моя машина», «мой экипаж».
В первый полет с Люисом должны были лететь майоры ван Кирк и Фирби в качестве обычных шгурмана-навигатора и штурмана-бомбардира.
— Все будет похоже на то, чем мы занимались в старые времена, Боб, — напутствовал его Тиббетс. Правда, у Тиббетса так и не нашлось времени посидеть с Люисом и повспоминать «старые времена». Более того, как отметил Люис, Тиббетс больше не смеялся, когда он шутил, и не был так терпим к некоторым мелким нарушениям дисциплины, которые позволял себе Люис…
Предполетная подготовка заканчивалась. То, что в его экипаже в качестве штурмана-бомбардира летит майор Фирби, совсем не радовало капитана Люиса, поскольку он невзлюбил Фирби с момента их первой встречи. Ему не нравилось некоторая «высокомерность» бомбардира и даже его манера разговора, напоминавшая разговор «плейбоя из кинофильма о светской жизни»…
Согласно инструкции полковника Тиббетса, Люис должен был вести бомбардировщик на высоте десяти тысяч метров, держа курс на полигон вблизи Сэлтон Си, в Южной Калифорнии. Там майор Фирби должен был сбросить учебную бетонобойпую бомбу весом в одну тонну так, чтобы попасть в двухсотметровый круг на северном конце полигона. Сбросив бомбу, Люис должен был совершить резкий вираж со снижением на сто пятьдесят пять градусов, что грубо выводило его почти на обратный курс, и уходить на полной скорости как можно дальше от цели.
Тиббетс надеялся, что этот маневр позволит экипажу уцелеть, когда самолет накроет ударная волна от взрыва атомной бомбы. По его расчетам, Люис должен будет находиться примерно в семи милях от цели, когда его бомба упадет на землю. Причину всего этого Тиббетс Люису не раскрыл, считая, что еще не настало время ему знать слишком много.
Вскоре после того, как экипаж Люиса занял свои места в самолете, к бомбардировщику прибыл лейтенант Безер примерно со ста килограммами специальной аппаратуры.
— Только не спрашивайте меня, что это такое и зачем, — дружелюбно сказал Безер Люису. — Все секретно.
Люис даже немного обиделся, но не сказал ничего. Безер же со всеми своими приборами и антеннами разместился в хвостовой части бомбардировщика, за туалетом. Безеру предстояло «бороться» с имитацией попыток электронного проникновения противника в схему атомной бомбы. Он должен был распознавать и подавлять радиолокационные лучи «противника».
— Приготовиться к запуску двигателей! — скомандовал капитан Люис.
Бортинженер, старший сержант Дазенбери, взглянул на панель контроля двигателей. Бортинженеру был тридцать один год. По возрасту он был самым старшим в экипаже. Вызванный в Вендовер Дазенбери не задал ни единого вопроса, поскольку считал для себя честью служить под командованием такого «замечательного джентльмена», как полковник Тиббетс.
— Запустить двигатели!
— Есть, сэр!
Один за другим взревели все четыре двигателя «Райт-Циклон». С КДП дали «добро» на взлет. Вырулив в начало взлетной полосы, капитан перевел рукоятки газа на полную мощность и плавно отпустил тормоза. На скорости девяносто пять миль в час, как того требовало наставление по полетам, Люис поднял самый большой в мире бомбардировщик в воздух.
Они достигли цели точно в рассчетное время. Через несколько минут майор Фирби доложил, что он засек цель в бомбоприцеле.
— Бомба сброшена, командир!
Люис заложил крутой вираж вправо со снижением, чтобы достичь максимальной скорости. Удивленный сержант Кэрон, находившийся в хвостовой кабине бомбардировщика, крикнул:
— Что вы делаете, командир? У меня впечатление, что я лечу с «американских горок»!
— Я вот вас накажу за разговорчики! — раздраженно пообещал Люис.
Не менее раздражен был и лейтенант Безер. Два его прибора из-за дефектов в системе питания вышли из строя, и Безер так толком и не мог сказать, удалось ему подавить радиолокаторы «противника» или нет.
Падение бомбы было отснято на кинопленку. Фильм был передан в Лос-Аламос, где кадры были внимательно исследованы учеными, пытавшимися создать оптимальный кожух для атомной бомбы.
Измерительные приборы доказали, что Люис успел улететь на семь миль, когда бомба упала на землю. Тиббетс, наблюдавший за всем этим с земли, почувствовал облегчение. Семь миль, это было, по его мнению, достаточное расстояние, чтобы оказаться в безопасной дальности от ударной волны.
Однако, один из ученых раздраженно охладил радость полковника: «Семь миль, двадцать миль, пятьдесят миль. Никто сейчас не может точно сказать, какое расстояние можно считать безопасным, пока мы не взорвем реальную бомбу».
Подобная неопределенность породила новые проблемы, главной из которых была невозможность послать с бомбардировщиком истребительный эскорт. Если у такого прочного бомбардировщика, как B-29, была возможность уцелеть при воздействии ударной волны от ядерного взрыва, то у истребителей на это не было никаких шансов. Следовательно бомбардировщик должен был лететь на задание в одиночку. А поскольку бомба, естественно, должна была быть сброшенной над территорией противника, существовала большая вероятность попасть под зенитный огонь или подвергнуться атаке вражеских истребителей. Другими словами, самолет мог быть уничтожен еще на подлете к цели.
Тиббетс сам проводил эксперименты в небе штата Нью-Мексико, чтобы определить, сможет ли одиночный B-29 отбиться от атаки истребителей, если те навалятся на него, скажем, звеном, а то и эскадрильей. Испытания показали, что такой бомбардировщик обречен. Тиббетс решил продолжить опыты на другом бомбардировщике — со снятыми огневыми установками.