х заданной высоты, а затем бросала их вниз. Летчиков начало мутить от дошедшего до них тошнотворно-сладкого запаха тысяч горящих человеческих тел В эту ночь в огне горящего Токио погибли около ста тысяч человек. Почти полмиллиона получили ожоги различной тяжести. Пламя уничтожило двести пятьдесят тысяч зданий на площади около шестнадцати квадратных миль. Температура воздуха в Токио достигла тысячи градусов по Цельсию. Охваченные паникой люди бросались в реку Сумида и погибали там. Паника охватила пожарных и полицию. Поток беженцев хлынул из города.
Из трехсот двадцати пяти бомбардировщиков были потеряны только четырнадцать. Генерал Ле Мэй выиграл.
Он немедленно приказал совершить такие же налеты на другие японские города: Нагойю, Осаку, Кобе и Йокогаму.
Пока генерал Ле Мэй работал над дальнейшим развитием тактики бомбежек с малых высот зажигательными бомбами, у него просто не было времени оценить постоянно циркулирующий слух о том, что на Марианские острова перебрасывается какое-то новое подразделение. Но именно сейчас, в момент полного успеха Операции «Митингхаус» (условное наименование бомбежек японских городов), этот слух стал реальностью. Генералу было указано, что по приказу из Вашингтона, он должен предоставить часть тинианского аэродрома Норт-Филд в качестве стоянки «Особой бомбардировочной группе».
Ле Мэй пожал плечами: пусть поскорее прилетают, а то им уже не останется, что бомбить.
В Вендовере, готовясь к перебазированию полка, Тиббетс был раздражен, как никогда. Третий раз за последнюю неделю имело место грубейшее нарушение дисциплины, а вместе с тем и правил безопасности. Тиббетс, не веря своим ушам, слушал, как подполковник Юанна допрашивает одного из лучших и наиболее надежных, как казалось Тиббетсу, его офицеров, тоже, кстати говоря, имевшего чин подполковника.
— Вы признаете, — задал вопрос подполковник Юанна, — что, взяв без разрешения самолет B-29, улетели домой, чтобы провести там уикэнд?
Летчик вел себя агрессивно:
— Я имею право брать свой самолет, когда хочу!
— И двое суток вы держали бомбардировщик без охраны на гражданском аэродроме? — продолжал допрос начальник службы безопасности.
— Да. Но самолет был закрыт, — ответил пилот.
— Так. А затем вы «катали» своего отца на самолете и позволили местным механикам осмотреть машину?
— Мой отец обожает полеты.
Не выдержав, Тиббетс взорвался:
— Что еще, черт возьми, обожает ваш папаша?!
— Полковник, я готов принести свои извинения…
— Извинения!? Вы считаете, что что этого достаточно?
Не тратя более времени, Тиббетс объявил свое решение, — Даю вам час на сборы. Вас ждет самолет на Аляску!
— Полковник…
— Еще слово, и я отдам вас под суд, — зло сказал Тиббетс. — Можете идти.
Но не только подобные случаи выводили полковника Тиббетса из равновесия. Во время своего последнего прилета в Вендовер капитан 1 ранга Пэрсонс показал Тиббетсу эскиз урановой бомбы. Бомба была длиной более трех метров, диаметров семьдесят сантиметров и весила более двух тонн. Но главное было не в этом. Урановая «начинка» бомбы должна была состоять из двух неравных полусфер, расположенных в двух метрах друг от друга внутри подобия орудийного ствола, вмонтированного в бомбу. Между этими полусферами урана-235 находилась «переборка», выполненная из сплава высокой плотности, не пропускающего нейтроны. Этот своего рода «щит» предохранял от произвольного вхождения урана в критическую массу, что могло вызвать преждевременный взрыв атомной бомбы. Меньшая сфера урана-235 весила два килограмма. Она являлась своего рода «атомной пулей». Под воздействием взрывателя эта полусфера «выстреливалась» через переборку-щит в цель — вторую полусферу урана, весившую четыре килограмма.
Пэрсонс признался Тиббетсу, что никто до реального использования бомбы не может гарантировать, сработает такой механизм или нет, риск «осечки» невелик, но он существует.
А между тем, уже по всей базе ходили разговоры, что 509-й полк вскоре сбросит на Японию «большую бомбу». Тиббетс понимал, что рано или поздно это приведет к очень крупной утечке информации.
Лейтенант Безер, подобно всем другим в 509-м полку, узнал новость о смерти Президента Рузвельта по радио. Это произошло 12 апреля 1945 года.
Офицеру стало так страшно, что он выключил радио. «Мне казалось, — позднее вспоминал он, — что если я выключу радио, то все останется, как прежде. Рузвельт слишком долго руководил страной, и невозможно было представить себе, что его не стало».
Многим было трудно представить себе Америку без Рузвельта в Белом Доме. Офицеры и солдаты 509-го полка были настолько молоды, что и не помнили те времена, когда Рузвельт не был президентом Соединенных Штатов. Постепенно пошли разговоры о новом Президенте Гарри Трумэне. Почти всех беспокоила позиция нового президента относительно продолжения войны. Мнение покойного Рузвельта по этому вопросу было хорошо известно: война будет продолжаться до безоговорочной капитуляции противника. Рузвельт почти дожил до взятия Берлина.
Поведет ли Трумэн свои войска на Токио?
В первый день своего президентства Трумэн, как обычно, проснулся в 06:30. Была пятница 13 апреля 1945 года. День обещал быть душным и влажным.
Утром новый президент США решал разные вопросы внутренней политики и совещался с членами кабинета, затем, в 14:30, он принял Джеймса Бирнса, который при Рузвельте возглавлял управление, ведающее мобилизационными вопросами.
Трумэн напомнил Бирнсу, что он уже президент, а не вице-президент. Если же он, Трумэн, умрет или серьезно заболеет, что президентский пост должен будет занять Государственный секретарь, не хочет ли Бирнс стать госсекретарем? Это было удивительно предложение, принимая во внимание их предыдущие весьма прохладные отношения. Но Трумэн хотел, чтобы Бирнс был на его стороне, и снова продемонстрировал свое политическое искусство, которое было главной составляющей его силы и влияния.
Бирнс принял предложение.
Затем, говоря, как показалось Трумэну, «с большой напыщенностью и торжественностью», Бирнс сделал сенсационное и таинственное заявление:
«Господин Президент, мы обладаем сейчас взрывным устройством, достаточно мощным, чтобы уничтожить весь мир. Оно даст нам возможность диктовать свои условия в послевоенном мире».
Когда известие о смерти президента Рузвельта достигло начальника японской военной разведки генерал-майора Сейце Арисуе, он немедленно, собрав все нужные материалы, стал составлять психологический портрет Трумэна. В итоге Арисуе пришел к весьма неожиданному выводу: Трумэн как политик был даже гораздо жестче Рузвельта. И конечно, понял генерал, «нашему старику» будет очень трудно тягаться с новым американским президентом. Под «нашим стариком» Арисуе имел в виду адмирала Кантаро Судзуки, недавно назначенного премьер-министром Японии.
За неделю до кончины Рузвельта в Японии разразился серьезный политический кризис. «Компромиссный» премьер, генерал Куниаки Койсо, пытался оспорить у высшего командования право принимать важнейшие решения и, естественно, получил отказ. Койсо подал в отставку. Он был заменен адмиралом Судзуки, героем русско-японской войны, чье старческое тело хранило отметины от трех пуль — память об одном из путчей правых экстремистов в армии.
Генерал Арисуе был бы ошеломлен, узнай он о том, что Император возложил на престарелого адмирала задачу: найти способ закончить войну, не принимая безоговорочной капитуляции.
Однако, едва заняв свой новый кабинет, адмирал. Судзуки получил тревожную новость. Японский посол в Москве докладывал, что Советский Союз не намерен продлевать пакт о нейтралитете с Японией. Это означало, что найти способ закончить войну станет еще труднее.
Перспектива мирных переговоров беспокоила и генерала Арисуе. В день похорон президента Рузвельта он узнал, что его главный соперник, начальник разведки Императорского флота пытался вступить в контакт с Алленом Даллесом, главой европейского отдела Управления Стратегических Служб США. Прощупывание контакта имело место в швейцарском городе Берне. Даллеса просили передать сообщение о японских намерениях в Вашингтон. Арисуе вынужден был признать правоту своего флотского коллеги. С таким политиком, как Трумэн лучше договориться прямо сейчас, когда у Японии еще было достаточно сил, чтобы оказывать какое-то сопротивление валу американского наступления.
Удары американской стратегической авиации по Японии, морская блокада и ожесточенные наземные бои уже на самых подступах к островам японской метрополии — все это говорило о том, что Япония вскоре будет настолько ослаблена, что никаких альтернатив, кроме принятия безоговорочной капитуляции у нее не останется.
Условия, которые хотели выторговать генерал Арисуе и его единомышленники, заключались в гарантировании безопасности Императора и продолжении его правления.
Генерал Арисуе не очень верил в то, что представителям военно-морской разведки удастся добиться от союзников выполнения этого фундаментального требования. Арисуе направил шифровку в Берн японскому военному атташе генерал-лейтенанту Сейго Окамото, приказав ему вступить в контакт с Даллесом.
На столе президента Трумэна лежало письмо от военного министра Генри Стимсона. Оно прибыло накануне, 24 апреля, с сопроводительной запиской: «Необходимо, чтобы Вы приняли меня как можно быстрее для весьма секретного разговора».
Трумэн назначит встречу военному министру на середину дня.
Стимсон прибыл ровно в полдень, а через пять минут в кабинете президента появился генерал Гровс. Генерал прошел через заднюю дверь, чтобы избежать журналистов, постоянно толпившихся у главного входа в Белый Дом.
Стимсон заявил, что хочет обсудить с президентом вопрос о бомбе, равной по мощности всей артиллерии, используемой в обеих мировых войнах. Он зачитал Трумэну заранее подготовленный меморандум: