Погибли многие старшие офицеры штаба. Корейский принц РиГу и его прекрасный белый жеребец просто испарились. Погиб (также вместе с конем) полковник Катаяма. Его обязанности принял на себя серьезно раненый полковник Кумао Имото — старший из уцелевших офицеров штаба.
Первая помощь извне пришла в Хиросиму от гарнизона порта Удзина, находившегося более чем в двух милях от эпицентра взрыва, а потому мало пострадавшего. Моряки вывели из пещер-укрытий наполненные взрывчаткой катера, создали некое подобие плотов-катамаранов. На этих импровизированных плотах они медленно плыли по реками и протокам Хиросимы, вытаскивая из воды раненых и доставляя из в Удзину. Страшным косяком по реке плыли мертвецы. Их несло течением к морю, но прилив упорно возвращал погибших в реку.
Судьба американских военнопленных так и осталась до конца неясной. Были сообщения, что двоих из них под конвоем отправили в Удзину. Они были ранены, но могли идти. Одного из них, видимо, умирающего, видели под мостом, лежащим в нижнем белье. Говорили еще о двоих, которые были забиты насмерть конвоирами в подвале Замка.
Начальник конвоя старшина Хироси Янагита, который мирно спал на расстоянии менее полумили от эпицентра взрыва, успел выпрыгнуть в окно второго этажа, когда здание уже рушилось. Завернувшись в какую-то простыню, старшина сумел пешком добраться до Удзины. Раздобыв там какую-то одежду и прихватив десяток солдат, Янагита вернулся в Хиросиму и добрался до своего боевого поста в подвале замка. Он не видел американских пленных, но когда старшине удалось добраться до управления тайной полиции в западной части города, кто-то из его подчиненных доложил, что пытался привести сюда двух пленных. Но это оказалось невозможным, и он оставил их со связанными за спиной руками у моста Айои. Там, по другим показаниям, их видели забитыми насмерть камнями. (Послевоенные документы, однако, утверждают, что экипаж «Одинокой Леди», по крайней мере, летчик Картрайт и хвостовой стрелок Уильям Абель остались в живых. Оба были награждены медалью «Пурпурное сердце». Картрайт уволился из армии в 1953 году, Абель — в 1968 году, не исключено, что они, а возможно, и некоторые другие пленные, были вывезены из Хиросимы еще до взрыва атомной бомбы).
На Тиниане на следующий день после сброса атомной бомбы на Хиросиму, некоторые бомбардировщики 509-го полка, включая и «Энолу Гей», которой теперь командовал капитан Люис, летали на бомбежку Японии обычными бомбами. (Последняя запись в дневнике Люиса была: «Господи, что мы наделали!»). Тиббетс улетел на Гуам, где провел краткую пресс-конференцию, на которой откровенно рассказал обо всех основных фактах, связанных с атомной бомбардировкой.
Президент Трумэн предупредил правительство Японии, что если оно не примет американские требования, на страну Восходящего Солнца обрушится такой смертоносный огонь с небес, какого мир еще никогда не видел.
Японское правительство начало опасаться, что сброшенная на Хиросиму бомба только усилит волю японцев к сопротивлению, считая атомную бомбежку «неповторимым феноменом». Поэтому было решено сбросить на Японию вторую атомную бомбу — плутониевую — единственную, что пока оставалась в распоряжении Соединенных Штатов. Американцы надеялись таким образом убедить японское руководство в том, что их атомный потенциал гораздо больше, чем был на самом деле.
Генерал Ле Мэй спросил Тиббетса, не хочет ли тот слетать на вторую атомную бомбежку?
— Нет, — ответил полковник. — С меня достаточно. Есть другие ребята, которые прекрасно подготовлены и сделают это не хуже меня.
Командовать бомбардировщиком, предназначенным для второго атомного удара, был назначен майор Чарлз Суини. В его экипаж в качестве радиолокационного офицера был включен лейтенант Безер, ставший таким образом единственным человеком, участвовавшим в обеих атомных бомбежках.
Англичане Чешир и Пенни были распределены по двум самолетам-наблюдателям. Оставались лишь две потенциальные цели: город Кокура в качестве основной и Нагасаки — в качестве альтернативной. Оба города находились на острове Кюсю, юго-западнее Хиросимы.
Подготовка ко второму атомному удару по Японии как-то сразу попала в полосу плохих примет. Во-первых, погода над целью на этот раз не сулила ничего хорошего. Во-вторых, старый бомбардировщик Суини «Великий Артист», набитый ручной аппаратурой, использовался во время удара по Хиросиме в качестве самолета-наблюдателя. На этот раз его решили использовать в той же роли. В качестве носителя плутониевой бомбы экипажу Суини предоставили новый самолет — бомбардировщик B-29 под названием «Бок’с Кар» (Автомобиль Бока).
В своем доме в Токио секретарь кабинета министров Сакомицу еще толком не проснулся, когда раздался телефонный звонок из агентства новостей «Домей», сообщивший ему о первом заявлении президента Трумэна. От слов «атомная бомба» секретарь кабинета полностью проснулся. Он был ошеломлен, но понял, что «предоставляется великолепная возможность закончить войну». Ни одно государство не имеет защиты от атомной бомбы. Форс мажор! Теперь уже нет необходимости обвинять военную верхушку и производителей оружия в том, что именно из-за них война проиграна. Сакомицу снял телефонную трубку и позвонил премьер-министру…
А в Хиросиме с утра 7 августа начали проявляться таинственные и зловещие признаки радиации. Шого Нагаока, бывший геолог из местного университета, пытался через развалины и руины пробраться на территорию бывшего университетского городка. Недавно призванный в армию Нагаока дезертировал из своей части, чтобы лично убедиться, какая судьба постигла его любимое учебное заведение.
Много часов он брел через бесконечные развалины. У храма Гококу, вблизи эпицентра взрыва, измученный геолог присел отдохнуть у подножия каменного светильника. Он почувствовал ощущение жгучей боли — это была радиация — и вскочил на ноги. Он заметил странную форму светильника. Тот был оплавлен. Страшная догадка пришла ему в голову — атомная бомба!
Япония доигралась, не желая капитулировать.
На пунктах первой помощи медицинский персонал был сбит с толку.
У пострадавших проявлялись такие странные симптомы, что врачи стали подозревать использование против горожан сильнейшего ядовитого газа — возбудителя инфекционной дизентерии. Некоторые уцелевшие имели ожоги лишь на одной стороне лица. Некоторые имели какие-то странные тени на носу, ухе или щеке, как будто их лица были раскрашены по какому-то трафарету.
Доктор Сигето из госпиталя Красного Креста. как и геолог Нагаока, слышал об атомной энергии и предположил, что его пациенты стали жертвами проникающей радиации. Простым индикатором рентгеновских лучей врач проверил стены больницы. Однако замеренный фон был настолько низким, что не мог представить какой-либо серьезной опасности.
Некоторые эффекты были совершенно неожиданными. Рядовой Симояма, находившийся достаточно близко от эпицентра, был близоруким. После взрыва он обнаружил, что очень плохо видит через очки, и стал опасаться, что слепнет. Догадавшись снять очки, солдат с изумлением понял, что у него полностью восстановилось зрение. Но у него стали выпадать волосы и охватывали, как и тысячи других, приступы болезненной слабости. Все вначале чувствовали тошноту и позывы к рвоте, затем начинались понос и лихорадка.
У некоторых на теле появилась яркая сыпь — красная, желто-зеленая и черная. Но они выживали. Другие, на чьих телах не было ни сыпи, ни ожогов, внезапно умирали. Один мужчина отделался легким ожогом руки и вначале вообще не обратил на это внимания. Внезапно его стало рвать кровью. Он опустил обожженную руку в воду, и что-то странное, синеватое, появилось из воды, похожее на дым. Ужас от непонимания произошедшего эпидемией охватил уцелевших…
В Токио многие твердолобые военные отказывались верить, что крупный современный город мог быть уничтожен одной бомбой. Они не желали слушать доводы министра иностранных дел Того, указавшего, что «атомная бомба коренным образом изменила всю военную обстановку и значительно упростила для руководства вооруженными силами решение об окончании войны».
— Это совершенно невозможно, — ответил военный министр Анами. — Кроме того, нам толком неизвестно, была ли эта бомба атомной. Так говорил Трумэн, но это могло быть и трюком.
Было решено направить в Хиросиму ведущего японского ученого-атомщика, доктора Есио Нисина, чтобы он все расследовал на месте.
Когда доктор Нисина и начальник военной разведки генерал Арисуе готовились сесть в самолет на авиабазе Тачикава, завыли сирены воздушной тревоги. Арисуе велел ученому подождать до отбоя тревоги, но сам с несколькими подчиненными немедленно вылетел в Хиросиму. Еще до наступления темноты их самолет появился над Хиросимой. Генералу Арисуе приходилось видеть немало городов после ковровых бомбежек зажигательными бомбами. Обычно с воздуха были видны дымящиеся развалины, смешанные с дымом полевых кухонь и других следов жизнедеятельности человека. Но теперь под самолетом лежала абсолютно безжизненная пустыня: не было ни дыма, ни огня, ничего. Не было даже улиц.
Летчик повернулся к генералу и крикнул:
— Кажется, мы над Хиросимой. Что будем делать?
— Садитесь! — приказал Арисуе.
Самолет совершил посадку на дерновую полосу вблизи порта. Когда генерал вылез из самолета, он обратил внимание на то, что трава, странного пепельного цвета, вся наклонена в сторону моря. Было впечатление, что по ней прошлись каким-то гигантских утюгом. Группу Арисуе встретил какой-то подполковник, лихо отдавший честь. Левая сторона его лица была сильно обожжена, правая — осталась не тронутой.
Арисуе на катере переехал на другую сторону бухты. Там его встретил давнишний знакомый еще по военному училищу генерал-лейтенант Хидео Баба, сообщивший, что в Хиросиме нет ни воды, ни электроэнергии.
Генералы уселись за длинный деревянный стол, освещенный свечками. Баба с большим трудом сдерживал волнение. Он рассказал, как его дочь погибла по пути в школу.