— Когда вы наказываете свою собаку, — прибег к аллегориям министр, — то не должны гневаться на нее весь день после завершения наказания.
Стимсон намекнул, что можно было слегка облегчить беспрекословные условия Потсдамской декларации.
Но президент Трумэн не был готов к этому, хотя фотографии Хиросимы произвели на него впечатление, и он вынужден был признать, что «на него и на всю Америку ложится ужасная ответственность за содеянное».
Между тем, речь уже шла о применении второй атомной бомбы. Это было решено, и все. Никакого обсуждения на правительственном уровне по этому вопросу не проводилось. Не было проведено никакого анализа для выяснения, насколько первая атомная бомба и вступление России в войну продвинули японцев к пониманию необходимости капитуляции. Если кто и сомневался в нужности применения второй бомбы, то никто, за исключением Стимсона, своего мнения не высказал, да Трумэн никого об этом и не спрашивал. Сам президент был готов сбросить на японцев две бомбы, три и больше, если это поможет спасти жизни американских военнослужащих.
На Гуаме уже были отпечатаны тридцать две копии приказа, касающегося второго атомного удара. Решение «как и когда» использовать следующие атомные бомбы, было передано на усмотрение Объединенного Комитета Начальников Штабов.
Взлет самолета со второй атомной бомбой был назначен на завтра, 9 августа. Первая цель была обозначена «Арсенал города Кокура», вторая — просто «город Нагасаки».
На остров Сайпан были доставлены пятнадцать миллионов экземпляров листовок, отпечатанных в Управлении Военной Информации, побуждающих японцев к капитуляции. Прежние листовки, разбрасываемые над японскими городами, принесли мало пользы, поскольку были выполнены безграмотно. Например, на рисунках японские мужчины изображались в кимоно, застегнутым слева направо, как у женщин, палочки для еды, как нож и вилка, лежали по сторонам тарелки и т. п. Столь же безграмотными были и подписи, где «свобода слова» превратилась в «свободу употребления любых слов» и в «свободу всех желаний».
Сейчас эти ошибки были учтены. В листовках говорилось:
«ЯПОНСКОМУ НАРОДУ.
Америка просит, чтобы вы тщательно усвоили то, о чем говорится в этой листовке.
Мы владеем наиболее разрушительной взрывчаткой, которую когда-либо изобретал человек. Взрывная сила одной единственной атомной бомбы, которую мы недавно изобрели, эквивалентна взрывной силе всех бомб, которые могут быть сброшены с двух тысяч бомбардировщиков B-29. Мы надеемся, что вы правильно поймете этот ужасный факт.
Мы уже начали применение этого оружия против вашей страны. Если у вас на этот счет имеются какие-то сомнения, то поинтересуйтесь, что произошло в Хиросиме, когда на этот город была сброшена только одна атомная бомба. Прежде чем использовать в дальнейшем подобные бомбы, чтобы уничтожить все военные ресурсы Японии для продолжения этой бессмысленной войны, мы просить вас воззвать к Императору, дабы он положил войне конец.
Наш Президент уже отметил тринадцать последствий для японского народа вашей почетной капитуляции. Мы убедительно призываем вас принять эти последствия и начать работу над созданием новой, лучшей и миролюбивой Японии.
Сейчас вы должны предпринять шаги, чтобы прекратить бессмысленное сопротивление. В противном случае мы будем решительно применять эти бомбы и другое наше сокрушительное оружие, чтобы закончить войну силой. Эвакуируйте ваши города!»
С вечера 8 августа майор Чарлз Суини стал готовиться к утреннему вылету со второй атомной бомбой. В отличие от бомбы, сброшенной на Хиросиму, вторая бомба была плутониевой, сферической формы, длиной около четырех метров и диаметров в полтора метра. По меткому выражению Черчилля, эта бомба была названа «Толстяк».
Полковник Тиббетс пожелал Суини и его экипажу удачи, заметив, что «Толстяк» сделает первую атомную бомбу устаревшей.
Капитан Фредерик Бок, чей бомбардировщик «Автомобиль Бока» был выбран как носитель бомбы, должен был командовать одним из самолетов-наблюдателей.
Бомбардировщик «Великий Артист», на котором ранее летал Суини, должен был, как в прошлый раз, сбросить над Японией контейнеры с аппаратурой, регистрирующей различные параметры взрыва. Но на этот раз, кроме измерительной аппаратуры в контейнеры были вложены конверты с письмом, подписанным американскими учеными: Луисом Альваресом, Филиппом Моррисоном и Робертом Сербером. Адресовано письмо было профессору Рюкичи Сагане, японскому атомному физику, которого все подписанты лично знали по совместной работе в Радиационной лаборатории Калифорнийского Университета в 30-х годах.
Письмо гласило:
«Профессору Сагане от трех бывших научных коллег в период его пребывания в Соединенных Штатах.
Мы направляем Вам это письмо в качестве личного послания, чтобы побудить Вас использовать все свое влияние как известного атомного физика для информирования японского Генерального штаба о тех ужасных последствиях, которые обрушатся на народ Японии в случае продолжения войны.
Вам уже достаточно давно должно быть известно о том, что существует возможность создания атомной бомбы, если какое-нибудь государство позволит себе те огромные расходы, что требуются на подготовку необходимых материалов.
Теперь Вам уже известно, что вся продукция, полученная благодаря этим мощностям, взорвется над Вашей страной.
Всего в трехнедельный период мы испытали одну бомбу в американской пустыне, сбросили еще одну бомбу на Хиросиму и сегодня утром сбросим на Японию третью, мы умоляем Вас подтвердить эти факты руководящим деятелям японского правительства и сделать все, что в Ваших силах, чтобы остановить дальнейшие разрушения и огромные человеческие жертвы, которые могут привести к полному уничтожению всех японских городов и их населения.
Как ученые мы сожалеем о подобном использовании такого прекрасного изобретения, но как граждане страны, подвергшейся агрессии, можем уверить Вас, что если Япония немедленно не капитулирует, страшный ливень атомных бомб, падающих на ваши города, будет постоянно увеличиваться».
(Профессор Сагане прочел это письмо только после окончания войны. Письмо было перехвачено властями и о нем ничего не сообщили адресату. Сагане заявил, что получи он это послание вовремя, ему был удалось убедить многих влиятельных ученых присоединиться к протесту против продолжения войны. На следующий день после бомбежки Нагасаки один из бывших учеников профессора, морской офицер, информировал его о письме группы американских ученых на его имя, а также о том, что это письмо задержано контрразведкой флота. Сагане пытался разыскать письмо, но во флотской контрразведке ему заявили, что все это «вздорные слухи» и никакого письма не было вообще).
ГЛАВА XVIIIОСТРОВ ТИНИАН — НАГАСАКИ,ЧЕТВЕРГ, 9 АВГУСТА 1945 ГОДА
Майор Чарлз Суини отпустил тормоза, и «Автомобиль Бока», оглушительно ревя всеми четырьмя моторами, стремительно помчался по двухмильной взлетной полосе тинианского аэродрома Норт-Филд.
Было 03:49 по местному времени.
Перегруженный бомбардировщик разбегался мучительно долго, использовав, как говорили очевидцы, взлетно-посадочную полосу до последнего дюйма. Многих уже охватил ужас — им казалось, что самолет Суини никогда не взлетит и разобьется, что сулило ужасающие последствия. Дело в том, что в отличие от первой бомбы, «Толстяк» был полностью собран и поставлен на «боевой взвод» еще накануне взлета.
Наконец нос бомбардировщика задрался, и машина тяжело вышла в воздух, неся пятитонную бомбу, полный запас горючего и тринадцать человек экипажа. Вслед за Суини вылетели два самолета-наблюдателя: «Великий Артист» и еще один бомбардировщик с фотооборудованием на борту.
Плохие приметы, сопровождавшие подготовку к вылету «Автомобиля Бока», стали сбываться с самого начала полета. Бортинженер, сержант Джон Куарек доложил командиру, что вышел из строя насос для подачи горючего из дополнительного бака, установленного в бомболюках самолета, где находилось более двух с половиной тонн бензина.
Майор Суини счел это событие недостаточно серьезным, чтобы возвращаться обратно. В случае необходимости они могли бы на обратном пути совершить посадку на Окинаве. Но бортинженер сильно обеспокоился: произойди еще что-нибудь непредвиденное, и они не дотянут до промежуточной базы. Но Суини решил рискнуть. Полет продолжался. Целью был город Кокура с населением четыреста тысяч человек, где размещался крупнейший комплекс военных заводов Японии.
В 08:09 по Токийскому времени в просвете облаков, прямо по курсу, появился крошечный островок. Это был Якусима, расположенный у южного побережья острова Кюсю, где у Суини было назначено рандеву с самолетами-наблюдателями.
Через три минуты из облаков тяжело выплыл «Великий Артист», но самолет с фотооборудованием не появлялся. Он сбился с курса и бесцельно кружился в нескольких милях от них. Визуально его не было видно, а пользоваться радиосвязью было запрещено. По приказу, Суини имел право ждать пропавший самолет в течение двадцати минут, но он прождал его сорок пять минут, бесцельно кружась вместе с «Великим Артистом» над Якусимой.
— Черт с ним, — сказал, наконец, Суини своему второму пилоту капитану Элбери, взглянув на часы. — Больше ждать мы не можем.
Качнув крыльями, Суини дал понять «Великому Артисту», что направляется к цели.
В 09:50 внизу показались очертания города Кокура. Бомбардировщик шел на высоте десять тысяч метров, с которой и предполагалось сбросить бомбу. Хотя синоптики — самолеты-разведчики погоды обещали, что небо над Кокурой будет чистым, город был почти полностью закрыт облаками. Суини же имел строгий приказ: бомбить только при визуальной видимости ориентиров.
Бомбардир Кермит Бихэн приник к бомбоприцелу, пытаясь определить эти ориентиры. Он так хорошо изучил Кокуру по данным аэрофотосъемки, что знал этот город, как свой родной. Увидев темную ленту реки, Бихэн доложил командиру, что он засек нужные ориентиры.