Громадина Кудряш сидел перед покрытой фиалковым лаком деревянной дверью. Странно, но в лапе он держал лисий хвост, – наверное, для устрашения непрошеных гостей. Я скользнула по нему взглядом, раздумывая, как же получается, что я могу всё это видеть, ведь я всего лишь ветерок, а у ветра, как известно, глаз нет. Они были совершенно лишними в моём нынешнем положении (не глаза, а такие мысли конечно же), потому что – бряк! – я тут же снова почувствовала силу притяжения и хлопнулась на пол. Но это было уже не важно, главное – я знала, что мне это под силу, и я собой несказанно гордилась. Если Генри сейчас появится, я тут же продемонстрирую ему свои новые навыки.
И куда это он снова запропастился?
Надеюсь, никто не мешает ему спать. Кажется, в его семье, как только возникала малейшая проблема, все тут же принимались выкрикивать его имя. Проблемы, как назло, постоянно обрушивались в те моменты, когда мы с Генри начинали какой-нибудь откровенный разговор. Я потянулась и принялась точить когти об его дверь.
Когда Спот так себя вёл, его скорей прогоняли из комнаты.
На этой неделе Генри стал для меня большим утешением. И, честно говоря, единственным.
Все остальные отшатывались от нас с Мией, как от прокажённых, от меня немного сильнее, чем от Мии, потому что я, по мнению мамы и Лотти, «как старшая и разумная, не должна была этого допустить».
Мия утверждала, что она бы всё равно это провернула, со мной или без меня, и я готова была ей поверить. Но, несмотря на это, мама и Лотти конечно же были правы. Тем временем в школе шумиха вокруг Господина Исполина немного приутихла, но и Мию, и меня до сих пор повсюду сопровождали озлобленные взгляды. Незнакомцы с укором повторяли своё я знаком с Господином Исполином с незапамятных времён и тому подобные истории. К счастью, Леди Тайна переключилась на другие скандальные истории, и Генри утверждал, что скоро все об этом забудут.
Все, кроме Флоранс.
Она отказалась сидеть со мной за одним столом и демонстративно подыскала себе место в другом конце столовой. Эмили, естественно, перекочевала вместе с ней. Честно говоря, я вовсе не почувствовала, что мне это мешает, даже наоборот – наконец-то можно было от них передохнуть. Жаль только, что Грейсон тоже не сидел больше вместе с нами.
Персефона, в свою очередь, никак не могла для себя решить, является ли общение со мной для неё привилегией или позором, поэтому она тоже предпочла покинуть этот столик. Поначалу мы с Генри наслаждались тем, что нас осталось только двое. Правда, уже в среду к нам подсели двое парней из баскетбольной команды Генри.
И Артур.
– Кто бы мог подумать о нашей Лив, что она окажется профессиональной садово-парковой убийцей! – сказал он и широко мне улыбнулся.
– Если тебе интересно моё мнение, то я скажу, что в Англии слишком преувеличивают значение самшитового дерева. Что скажешь, если мы присядем? (Это был риторический вопрос, потому что парни уже давно сидели.) Мы тут как раз поссорились с одной магнолией, было бы неплохо, если бы кто-нибудь взялся её проучить…
Я ни на минуту не забывала, что передо мной представитель вражеского лагеря, опаснейший интриган, но тем не менее я была отчего-то благодарна ему за этот жест. Даже Генри, которому нисколько не мешало общество изгоя школы, был, казалось, рад компании. Я была уверена, что Генри не простил своему бывшему лучшему другу его вранья, не говоря уже о жуткой истории со склепом, но, когда он улыбнулся Артуру, я поняла, что сейчас Генри, так же как и я, почувствовал, что со стороны Артура это был очень милый поступок. Мы больше не сможем быть друзьями, но при этом мы как будто подписали что-то вроде пакта о ненападении.
Двум другим парням, Габриэлю и Эрику, было совершенно всё равно, что я там такого натворила, они не имели ни малейшего понятия, кто такой Господин Исполин, не интересовались растениями и не читали блог Леди Тайны, считая всё, что там написано, девчачьими глупостями. Чрезвычайно симпатичные ребята. Персефона, которая обожествляла абсолютно всех мальчишек, играющих в баскетбольной команде школы, тут же снова пересела к нам. (И Джаспер в далёкой Франции на полчаса был совершенно забыт.) Честно говоря, теперь обеды в столовой стали гораздо веселее, чем раньше, с Флоранс и Эмили.
Вот только Грейсона мне очень не хватало. Не только за столиком в столовой.
Я скучала по нашим коротким утренним беседам возле кофе-машины и по вечерним ссорам, когда мы решали, кто первый попадёт в душ. Теперь же он меня старательно избегал. Если Грейсон и обращался ко мне, то лишь по необходимости. Но каждый раз, когда мы сталкивались лицом к лицу, он глядел на меня так озабоченно, словно не мог подобрать нужных слов.
Дома дело обстояло хуже всего. Флоранс, естественно, и тут не собиралась сидеть со мной и Мией за одним столом. Когда кто-нибудь из нас появлялся в дверях, она молча вставала и покидала комнату. Мама, Эрнест и Лотти тяжело вздыхали каждый раз, когда это происходило. Они очень хорошо понимали, почему мы так противны Флоранс, зато причин, по которым случилась вся эта история в саду Рыси, они предпочитали не замечать.
Мы изо всех сил пытались объяснить свой поступок и оправдаться, перечисляя все подлые и непростительные замечания Рыси. Тогда они согласились, что она вела себя не самым подобающим образом, но затем встал вопрос: почему пострадал именно он, невинный Господин Исполин? Самым идиотским во всей этой истории было то, что я уже и сама не понимала, как я вообще решилась на такое преступление.
Но вот Мия думала совершенно иначе. Ей до сих пор казалось, что мы провернули отличную штуку, и всё прошло бы на ура, если бы нас не обнаружили. И тут мы снова подобрались к самому загадочному и тёмному пункту: откуда, чёрт возьми, у этой Леди Тайны вся информация? Ни у меня, ни у Мии просто не было времени, чтобы с кем-нибудь поделиться – и вот обо всём уже написано в её блоге.
Только Генри знал об этом. Но ведь я призналась ему во сне, где никто не мог нас подслушать. Или всё-таки мог? Может, кто-нибудь проскользнул в сон вместе с Генри, превратившись в лёгкий ветерок? Или амёбу?
Мысль о том, что информатором Леди Тайны мог стать Генри, конечно, тоже приходила мне в голову, но я довольно быстро её отбросила. Если я не смогу доверять Генри, то кому же тогда? Нет, так он со мной не поступил бы. В худшем случае он мог выдать мой секрет, не подозревая, что информация попадёт к Леди Тайне. Но когда я попыталась с ним об этом поговорить, он вовсе не был в своём обычном благодушном настроении и даже немного обиделся. Затем он поклялся, что никому, даже случайно, не рассказывал об этой истории.
Я ему верила.
В задумчивости я почёсывала за ухом задней лапой. Конечно же я ему верила, ведь я его любила!
Без Генри вся прошлая неделя была бы просто невыносимой.
Разочарованные взгляды мамы («я-то думала, ты поняла, насколько мне важна наша новая жизнь»), растерянный вид Лотти («такими я вас не припомню – вы ведь и мухи не обидите!»), беспомощность Грейсона («у меня в голове не укладывается, зачем вы это сделали!»), презрение Флоранс (без слов) и попытки Эрнеста списать всё случившееся на наше половое созревание («они ведь всего лишь дети; я как раз недавно прочитал, что во время полового созревания в мозгу случаются короткие замыкания») – всё это ранило гораздо больше, чем утешало. Если бы я могла пожертвовать какой-нибудь частью своего тела, чтобы повернуть время вспять, я бы обязательно это сделала.
Когда я рассказала об этом Мие, она посмотрела на меня в ужасе:
– Ты это серьёзно? Ты бы действительно смогла принести в жертву, например, палец на ноге, чтобы только отменить случившееся?
Я кивнула:
– И даже почку. Или ухо.
– Ты совсем с ума сошла! – сказала Мия. – Мы хотели разозлить Рысю, и нам это удалось. Если бы не эта идиотская Леди Тайна, мы бы чувствовали себя сейчас настоящими героями. Мне плевать на дурацкое дерево. И я преподам этой Леди Тайне хороший урок. Рано или поздно она себя выдаст, и тогда-то я её сцапаю.
Но пока что, к сожалению, мы были далеки от этого – Леди Тайна не жила на нашей улице, как я предполагала. Да и вообще в этом районе больше не было ни одного ученика из «Академии Джабс», в чём мы удостоверились, пересмотрев довольно много адресов.
Мама считала, что наказания, которое на нас свалилось, недостаточно, поэтому она настояла на том, чтобы мы с Мией извинились перед миссис Спенсер и попросили её принять финансовую компенсацию.
Жуткое было зрелище, когда мы стояли перед ней, бормоча: «Нам очень жаль», а сзади на нас пристально смотрела мама. Меня радовало лишь то, что Грейсон и Флоранс при этом не присутствовали, иначе я, наверное, провалилась бы сквозь землю от стыда.
Рыся не приняла наших извинений, но вот от денежной компенсации не отказалась. «Конечно, – сказала она, – цена Господина Исполина неизмеримо высока, и наши сбережения, к сожалению, не смогут его вернуть», но из педагогических соображений она считала необходимым шагом отобрать у нас деньги. Чтобы мы ощутили – неподобающие поступки не остаются безнаказанными. Материальные потери мы перенесли довольно тяжело: впервые мы с Мией были близки к тому, чтобы купить вскладчину наш первый смартфон, но об этом нам конечно же пришлось забыть.
Что касается педагогического влияния, оно ограничилось несколькими новыми словами в нашем лексиконе, такими как «инсубординация» и «побочный ущерб» (которые мы почерпнули из доклада Рыси на тему «Современная молодёжь»).
– Если уж я чем-то и горжусь в этой жизни, так это своей тягой к инсубординации, – заявила Мия на обратном пути.
Я же, напротив, чувствовала себя как живой пример побочного ущерба. Но как там звучит эта знаменитая фраза? «Что нас не убивает, делает нас сильнее». Или, как любил говорить мистер Ву, «Пролитую воду уже не собрать». Другими словами, что случилось, то случилось, и жизнь продолжалась.
Нужно было лишь видеть её светлую сторону. Кроме того, что я расширила свой словарный запас, я ещё и вполне преуспела во всякого рода превращениях. Только представив перед собой лицо Рыси, я мигом превращалась из ягуара в сову. А из совы – в Спота, толстого кота Спенсеров. Немного сосредоточиться – и вот я уже становилась Кнопкой. А теперь японской фарфоровой кошечкой. Бутылкой минеральной воды. Стрекозой с дрожащими крылышками. Снова ягуаром. Лёгким ветерком. Самой собой в костюме женщины-кошки. Великолепно!