– Не волнуйтесь, это обычно происходит в самом конце, когда все уже порядочно выпьют апельсинового пунша, – добавил Грейсон, но на самом деле ничуть нас не успокоил.
Если бы я знала об этом заранее, я бы хоть поискала текст гимна в интернете. Сейчас же, в спешке, я не могла вспомнить ни строчки, а в голове крутилось только начало гимна Нидерландов – «Я, Вильгельм ван Нассау, голландских принц кровей...»[12] – но заработать на этом очки я могла, только если ВВЖ пригласила голландцев.
Я потратила впустую целый час в поисках костюма, который бы одобрила Лотти, и в попытках отразить ее атаку на мои волосы – напрасно. В конце концов я сдалась и позволила Лотти заплести мне невероятно сложные косы. Хотя она и утверждала, что Скарлетт Йоханссон была на церемонии вручения Оскара с такой же прической, мне казалось, что моя голова похожа на корзину для фруктов, только без фруктов. Неудивительно, что этот павлин смотрел на меня так насмешливо.
– О, скажи, видишь ты в первых солнца лучах...[13] – пропела Миа рядом со мной. – Что, фальшиво?
– Еще как. Лучше не пой!
Миа усмехнулась.
– Я чувствую себя как в «Гордости и предубеждении». Первый визит к леди Кэтрин де Бер... де ВВЖ, – прошептала она.
Несмотря на свои ночные похождения, она выглядела румяной и свежей – эффект альпийской девочки еще держался. Ее гладкие белокурые волосы рассыпались по плечам, Лотти только зачесала назад челку, закрепив ее на макушке маленьким плетеным веночком. Я бы охотно поменялась с моей сестренкой. А еще лучше с Флоренс. Она надела платье, которое было признано леди де ВВЖ и ее подругами «совершенно очаровательным».
Миссис Спенсер, открыв нам дверь, глубоко вздохнула.
– О, вы все пришли, – сказала она с плохо скрываемым разочарованием в голосе. – Ну, по крайней мере, вы оставили дома эту вашу невоспитанную дворняжку...
– Лютик не... – начала Миа, но тычок маминого локтя под ребра заставил ее замолчать.
– Мы, конечно же, никак не могли пропустить крещенское чаепитие, – сказала мама. – Мы так рады быть здесь.
Точно. Даже прослезились от радости.
Внутри дом оказался соответствующим наружному фасаду – солидным, целиком заставленным антиквариатом. В нем были и украшенный к Рождеству камин, и спинет (в точности как в «Гордости и предубеждении»!), и внушительный стол, заставленный пирожными, булочками и сэндвичами. Анонсированного Грейсоном апельсинового пунша нигде не обнаружилось, зато нашему взору предстало множество букетов цветов, чая в пузатых банках и дружелюбно улыбающихся пожилых дам с губами, накрашенными коралловой помадой. И – о нет! – Эмили, промурлыкавшая: «Сюрприз!» – когда Грейсон озадаченно на нее уставился. Можно ли хоть где-то избавиться от компании мисс Зануды?
Очевидно, нет, раз она пришла к Ведьме-в-Желтом – сегодня, кстати, в сдержанном бежевом – на чаепитие. Как выяснилось, та пригласила Эмили, чтобы доставить Грейсону удовольствие и потому что «она же тоже почти член семьи».
Ни Эмили, ни Грейсон ничего на это не возразили, и я снова закатила глаза и оглянулась – где-то же должен стоять этот апельсиновый пунш. Мне все больше и больше хотелось его найти.
Смысл и цель этой «вечеринки» были очевидны – поддерживать светскую беседу с другими гостями, время от времени делать глоток из чашечки чаю и улыбаться. Наиболее продвинутым удавалось даже поесть. С остальным я легко справлялась.
Только вот Эмили мне было трудно улыбаться, особенно когда она ткнула указательным пальцем в мою прическу и заявила, с сожалением качая головой:
– Знаешь, Лив, в вопросах стиля иногда лучше меньше, да лучше.
На языке у меня крутилось по меньшей мере четыре колких ответа[14], но мое остроумие было бы потрачено на Эмили впустую. Поэтому я охотно повернулась к другим гостям. Правда, этих гостей было не так уж и много. Дамы с помадой кораллового цвета оказались партнершами миссис Спенсер по бриджу, с которыми она приятельствовала еще со школьных времен, и, если я правильно поняла, звали их Битси Би, Типси и Черри. (Надеюсь, не по-настоящему.) С Черри пришла ее внучка, молодая женщина по имени Ребекка, которая выглядела так, будто тоже втайне скучает по пуншу. И неудивительно, ведь Черри (Шерри? Шери́?) рассказала всем, что Ребекка недавно развелась и находится в отчаянном поиске нового мужчины, но на этот раз такого, который бы понравился бабушке и ее подругам. Например, стоматолога.
Вообще все пожилые дамы были одиноки, кроме Типси, которая еще не стала вдовой и находилась здесь в компании супруга, угрюмого немолодого джентльмена, который как раз общался с другим пожилым джентльменом, представленным нам ВВЖ как «Адмирал». Адмирал являлся обладателем белоснежной бороды, устрашающих густых бровей и очень прямой военной выправки. Он выглядел так, словно в любой момент готов был отдать честь портрету королевы и спеть гимн.
Кстати о портрете – а где он вообще? Над камином висел только написанный маслом натюрморт с мертвыми фазанами, изящно украшенными кистью винограда. Пока я рассматривала картину – фазаны действительно выглядели совсем мертвыми – из кухни вышел Чарльз. Я попыталась посмотреть на него глазами Лотти: широкие плечи, сияющий взгляд, ослепительно-белые зубы, складки вокруг рта от частых улыбок, оттопыренные уши имени принца Чарльза, лысина уже к середине четвертого десятка, ужасный жилет в ромбиках... Ну ладно, ладно, с этим взглядом глазами Лотти мне следует еще попрактиковаться.
Чарльз нес к столу большой кувшин, и, глядя на его уши, я вспомнила, что до сих пор прятала в своей комнате его ужасную охотничью шапку. На короткое мгновение я ощутила укол совести.
– Это пунш? – спросила я, чтобы отвлечься от этих мыслей.
Чарльз кивнул.
– Знаменитый мамин горячий специальный крещенский пунш. Хочешь бокальчик?
Я быстро взглянула на Эрнеста и маму, но они были заняты разговором с Битси Би, так что я попросила Чарльза налить мне. Мама бы в любом случае не возражала. Вкус у пунша оказался замечательный – апельсин, корица и легкая нотка гвоздики. Алкоголя совсем не чувствовалось. Зато взгляды, которые бросали на Чарльза стоящие у спинета и уже изрядно захмелевшие ВВЖ, Черри и ее свежеразведенная внучка, трудно было не заметить. От Чарльза также не укрылось это внимание, он, улыбнувшись, махнул рукой, отчего все, кроме внучки, захихикали.
Я кашлянула, и Чарльз повернулся ко мне.
– Как дела у Лотти? – спросил он. – Жаль, что она не пришла.
Жаль? А что случилось с женщиной в кафе, с которой он почти держался за руки? А с внучкой Черри, на которую он смотрел всего секунду назад?
Не-е-ет, на этот раз Чарльз не отделается сломанной пожарной сигнализацией.
Я сделала еще глоток пунша.
– У Лотти все отлично, – сказала я и присела рядом. – Она с другом в кино.
– О! – Чарльз прикусил нижнюю губу. – Как... мило.
– Да, я тоже так думаю. Джонатан – такой милый парень.
– Какой еще Джонатан? – поинтересовалась Миа, возникшая рядом, словно чертенок из табакерки.
Джонатан, которого я только что придумала, дурочка.
– Джонатан Лотти, – объяснила я, наблюдая за тем, как к нам приближаются Эмили и Грейсон. Сразу за ВВЖ и разведенной внучкой.
– Ах, этот Джонатан! Да, он очень милый. – Миа схватила сразу два очень тоненьких сэндвича. – И такой романтичный, – продолжила она с набитым ртом. – Он подарил Лотти на Рождество одну из этих японских улыбающихся кошек счастья.
Я послала в ее сторону мрачный взгляд.
– Пластиковая кошка? – презрительно спросила Эмили. – Что, скажи на милость, в этом романтичного?
– Это... это может быть очень романтично, – пробормотала я.
Боже, мне срочно требуется еще один бокал пунша. Без дальнейших церемоний и несмотря на то, что над нами уже нависла ВВЖ, я взяла бокал Чарльза и осушила его.
– Пластиковая кошка – это не романтично, а просто дешево, – заявила Эмили.
Ничего подобного! Это символ! Не любви, а, скорее, счастья, традиционный символ, который произошел от знаменитого культа Манэки-нэко. Я смотрела в википедии. И как раз размышляла, должна ли я выложить это Эмили. Но такая заучка, как она, наверняка тоже читала википедию и знала, что создатели «Хелло, Китти» также вдохновлялись этим культом.
– А что Грейсон тебе подарил, Эмили? – спросила Миа.
Очень хороший вопрос.
Эмили указала на свою шею:
– Эту замечательную подвеску.
– Перевернутая восьмерка – символ бесконечности, – растроганно улыбнулась ВВЖ. – Непередаваемо мило.
Символ бесконечности? Это все еще Грейсон? Пытаясь пробить его саркастическим взглядом, я одним глотком опустошила свой бокал.
– Да, у моего внука есть стиль. – Миссис Спенсер клюнула Грейсона в щеку, отчего он слегка покраснел. – Даже в том, что касается выбора подруги. Хотела бы я сказать то же самое о своих сыновьях.
С глубоким вздохом она отошла от Грейсона и положила руку на плечо Чарльзу.
– Чарльз, дорогой, не мог бы ты показать Ребекке сад, пока еще светло? Ребекка очень интересуется растениями, она дипломированный биолог. И еще она играет в гольф, не так ли, Ребеккушка? Чарльз тоже любит гольф. Вы могли бы играть вместе. А теперь в сад! И улыбнись, Ребекка, пусть Чарльз увидит твои прекрасные зубы.
Ребекка выдавила мужественную улыбку. Мне было ее даже жаль, тем более что Чарльзу не было никакого дела до ее прекрасных зубов.
– Мама, сегодня целый день пасмурно, – сказал он. – А зимой в саду не на что смотреть. Так на какой фильм они пошли? – пристально поглядел он на меня. – Она не любит боевики, надеюсь, Джонатан в курсе.
Пунш. Где же кувшин? Как прекрасно пахнет. Наконец я его нашла и налила заодно стаканчик и Ребекке. Она ответила мне благодарной улыбкой.
– Кто не любит боевики? – спросила миссис Спенсер-старшая и оскорбленно добавила: – Мой сад стоит того, чтобы на него смотрели в любое время года.