Последующие за московским землетрясением события – владивостокское землетрясение и официальная реакция властей на него, арест американского научно-исследовательского судна, а в особенности то, как этот арест был преподнесён общественному мнению – убедили Александра Ивановича, что тут скорее можно расшибить себе лоб, чем добиться адекватной реакции руководства. Тогда Александр Иванович попытался действовать на свой страх и риск, чтобы постараться раздобыть побольше информации. Он встретился с одним из коллег и друзей эмигрировавшего учёного, остававшимся здесь, и попытался выяснить, что ему известно. Александр Иванович ранее никогда не занимался подобной персональной разработкой, не его это был профиль. Он не сумел найти общего языка с учёным, спровоцировал его недоверие. Спугнул его, что называется. Учёный вскоре уволился из института и исчез в неизвестном направлении. А так как Александр Иванович предпринимал операцию самостоятельно, без санкции руководства, то отыскать залегшего на дно потенциального информатора он не мог. Ну а совсем скоро, на фоне масштабных стихийных катаклизмов, начались политические события глобального значения, коренным образом изменившие весь облик цивилизации.
И вот сейчас Александр Иванович анализировал только что полученную информацию из Северной Америки, где рядом с самим логовом Мирового правительства вёл борьбу его старый американский знакомый. Последние известия не оставляли сомнений по меньшей мере в трёх фактах. Первый – то, что привыкли называть Мировым правительством, олигархия из нескольких сот публичных фигур и, наверное, примерно такого же количества тайных членов – перебазировалась на Луну, считая, что будет там в безопасности от любых неприятных случайностей, которые может преподнести Земля. Второй – командор Франко овладел каким-то количеством ядерных боеприпасов, и Мировое правительство, таким образом, впервые с начала войны утратило монополию на это оружие. Третий – командор Франко не спешит применять атомное оружие для ответных ударов по врагу, хотя бы демонстрационных.
Из всех этих фактов логически вытекали вопросы, требовавшие скорейшего ответа, хотя бы на уровне рабочей версии, пока их не удастся чем-то подтвердить или опровергнуть. Первый – то, что до сих пор пережила наша планета в течение последних нескольких лет, это пустяки по сравнению с тем, что ещё предстоит пережить. Весьма вероятно, что человечеству грозит полная гибель от каких-то ещё неведомых природных катаклизмов. Желательно было бы знать, что это за напасть ожидается. Второй – успех рейда Франко на стратегический объект показывал потенциальную возможность таких же рейдов других повстанческих группировок. Требовалось рассмотреть вопрос о проведении аналогичной операции здесь, так сказать, в своей «зоне ответственности». Сам факт успеха говорил о некоей деморализации правительственных сил – вероятно, в связи с бегством их начальников с Земли. Третий факт сразу порождал вопрос: почему? Командор бережёт ядерные боеприпасы и, наверное, прежде чем их расходовать, хочет поживиться ими ещё. Преследует ли он какую-то конкретную цель в их накоплении и использовании?
Александр Иванович позвал одного из своих адъютантов. Молодой майор, из вступивших в армию уже после начала войны, откозырял и встал позади генерала, сидевшего за компьютером. Генерал между тем нашёл давно сохранённую веб-страницу с личными данными сотрудников бывшего Геологического института бывшей РАН, увеличил изображение Фёдора Кириллова.
– Вот, Алексей, – обратился он к адъютанту, не оборачиваясь, – я скину тебе этот файл. На ближайшее время твоё особое задание – найти этого человека и доставить ко мне. Тут вот все доступные в настоящее время данные о нём. Данные, естественно, довоенные. Где он сейчас, что с ним – мне неведомо, а необходимо разузнать. Вероятность процентов восемьдесят, что он где-то на нашей стороне. Может статься, конечно, что он погиб, как уже многие. Отнимем ещё процентов двадцать пять от этих восьмидесяти. У нас остаётся процентов шестьдесят за то, что он жив и в пределах нашей досягаемости. Даже если бы вероятность была равна одному проценту, и то следовало бы предпринять его поиски. Это крупный учёный, очень ценный в нашем нынешнем положении. При поисках надо учесть, что сейчас он постарел лет на двенадцать по сравнению с тем временем, когда он тут был изображён, а принимая во внимание прошедшие события, то реально он может теперь выглядеть и на все двадцать лет старше. Никакими другими делами не занимаешься, пока не найдёшь его.
– Есть! – отозвался майор.
– Погоди, не спеши, я тебе ещё не всё сказал, – молвил генерал. – Найдя, сообщишь сначала мне, я тебе скажу, как действовать дальше. Но в любом случае никакого принуждения, ничего такого, что могло бы его спугнуть. Ясно?
– Так точно!
– Ну давай, с Богом.
Прошло несколько дней. От майора пришло донесение, что человек, похожий на Фёдора Кириллова, по довоенной специальности геолог, несёт сейчас службу в 25-м секторе Среднерусского командного округа в звании старшего лейтенанта и зовётся Иваном Корзухиным. На следующий день была осуществлена точная идентификация: Корзухин и Кириллов – один и тот же человек. Александр Иванович отдал приказ непосредственному начальству Корзухина командировать того в его непосредственное распоряжение и в сопровождении телохранителей, которые любой ценой, включая собственные жизни, должны были обеспечить прибытие Корзухина в генеральскую ставку.
У Кириллова, представшего перед Александром Ивановичем, смешивались противоречивые чувства. Когда его с почётом сопровождали до ставки, то уверяли, что его берут на повышение. Самому Кириллову не казалось, что он совершил нечто такое, заслуживавшее бурного карьерного взлёта на чуждом ему, вообще-то, военном поприще (сейчас, конечно, многим, кто никогда этого не хотел, пришлось, так или иначе, стать солдатами). Хотя повышенная забота об его безопасности по пути невольно льстила его самолюбию, но он не без основания подозревал, что всё это может быть как-то связано с его довоенной специальностью. И вот тут в памяти всплывала та встреча с грубоватым генералом из спецслужб, незадолго до войны. Кириллов не желал ввязываться ни в какую такую игру. Он тогда на всякий случай даже уволился из института (всё равно зарплату там не платили уже четвёртый месяц), уехал в глухую провинцию к родственникам и стал подрабатывать там у одного из них помощником в автомастерской. Что тот генерал и «воевода Смертин» это один человек, он понял только сейчас, оказавшись с ним лицом к лицу, так как генерал, в отличие от своего американского коллеги, не был публичным лицом. Он никогда не демонстрировал себя по телевидению повстанцев, и большинство людей, боровшихся в бывшей России с Мировым правительством, знало его только по имени, наводящему трепет. Кириллов признал в нём того генерала и испугался: зачем он его разыскивал? Что у него ещё на уме?
– Ну вот, мы снова встретились, товарищ Кириллов, – произнёс генерал.
Начало было явно неудачным, и каменное выражение лица Кириллова, показывавшее крайнюю степень запирательства и замыкания в себе, яснее всех слов говорило об этом. Генерал не хотел такой реакции, поэтому постарался быть максимально приветливым и обходительным.
– Присаживайтесь, товарищ Кириллов, – улыбаясь, сказал он, придвигая кресло к столику, на котором стояла большая чашка крепкого благоухающего чая и наполненная сахарница. – Вам дали подкрепиться с дороги? Тогда от меня адъютант проводит вас первым делом в офицерскую столовую. Пейте пока чай. Разговор у нас будет обстоятельным. Нам есть о чём поговорить. Столько событий произошло с нашей последней встречи…
– Вы меня с кем-то путаете, господин верховный воевода, – холодно произнёс Кириллов. – Я старший лейтенант Корзухин, вот моё армейское удостоверение.
– Э, ладно, Фёдор, брось, у нас тут было достаточно времени и возможностей, чтобы идентифицировать твою личность, – сказал генерал, перейдя на более фамильярный тон и считая, что таковой больше расположит к нему учёного. – Ну, для своего непосредственного начальства и для сослуживцев ты останешься Корзухиным. А мне важно твоё прошлое, когда ты был Фёдором Кирилловым, старшим научным сотрудником ГИН. Потому что сейчас это прошлое, твои профессиональные знания и контакты становятся как никогда ранее актуальными.
Что-то в тоне генерала действительно послышалось такое тёплое, что лёд недоверия начал потихоньку таять. Кириллов присел на край кресла:
– Я весь внимание, господин верховный воевода, – сказал он, прихлебнув чайку и легко переходя к своему обычному более-менее бесшабашному настроению. И в самом деле, невозможно всегда находиться в страхе. Малейший признак теплоты отношений иногда может резко ослабить нервное напряжение, и человек радостно цепляется за такую возможность.
– Зови меня Александр Иванович, – сказал генерал «волшебную» фразу. – Не при посторонних, правда, – не преминул добавить он.
– Так вот, – продолжил он, – ты же знал Любарского до войны по работе в институте. До какого времени ты поддерживал с ним связь, и что было последнее, что ты от него узнал? Это сейчас очень важно для всех нас. Не только для нас здесь. Для всех оставшихся на Земле людей.
– Знал. Но ведь Любарский, кажется, давно стал работать на наших врагов? Вот с тех пор я и потерял с ним всякий контакт. А последнее, что он мне сообщал, незадолго до начала мировой революции и войны, было что-то относящееся к галопирующему потеплению и к опасности смещения оси вращения Земли.
– Любарский уже не работает на наших врагов. Он перебежал к нашему американскому потенциальному союзнику. Смотри, – «воевода Смертин» повернул монитор, на котором демонстрировалась запись телевизионной трансляции заседания совета у командора Франко, где Любарский и Вальдек были представлены публике как учёные первой величины, сбежавшие от Мирового правительства. – Что ты об этом думаешь? – спросил генерал после просмотра Кирилловым записи.