Главы правительств назначили комиссию в составе Идена, Гусева и Вайнанта для изучения соответствующих модальностей. 9 марта Иден предложил своим коллегам рассмотреть, «каким образом Германия должна быть разделена, на какие части, в каких границах и каковы должны быть взаимоотношения между частями». 26 марта Гусев направил Идену следующий ответ: «Советское правительство понимает решение Крымской конференции о расчленении Германии не как обязательный план расчленения Германии, а как возможную перспективу для нажима на Германию с целью обезопасить ее в случае, если другие средства окажутся недостаточными»[907]. Советский делегат позаботился о том, чтобы принятое в Ялте дополнение к статье 12 (о расчленении Германии) не доводилось до сведения французской стороны и не содержалось в официально утвержденном тремя державами и принятом Францией тексте документа о безоговорочной капитуляции[908].
Для цельности картины надо прибавить следующее. Советская позиция в отношении будущего государственного устройства Германии познала несколько зигзагов. В декабре 1941 года Сталин подверг сомнению правильность сохранения единой Германии. Пару месяцев спустя он же выдвинул известную формулу – «Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, государство германское остается». В начале сентября 1943 года при Наркоминдел СССР были созданы комиссия по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства под председательством М. Литвинова и комиссия по вопросам перемирия во главе с К. Ворошиловым. Последняя позднее была реорганизована в комиссию по перемирию с Германией, и отдельно возникла комиссия по перемирию с Финляндией, Венгрией, Румынией. После Тегеранской конференции в комиссии по вопросам мирных договоров обсуждались варианты возможного расчленения Германии, которые за подписью авторов (М. Литвинов, Е. Тарле и другие) докладывались Сталину и Молотову, а также посылались «для личного сведения» Гусеву в Лондон.
В марте 1945 года, когда Ф. Гусев получил указания де-факто снять вопрос о расчленении Германии с повестки дня, Сталин пришел к решению, что советским интересам, не без учета известных Москве планов США на послевоенный период, больше отвечало бы существование единого, демократического немецкого государства с социально-экономическим строем типа Веймарской республики. В архиве МИД СССР хранились материалы о встрече Сталина с членами комиссии Литвинова, где это было соответственно отражено.
Обратимся к дискуссиям в ЕКК по другим вопросам. Первый проект установления зон оккупации Германии был подготовлен англичанами в августе 1943 года. 15 января 1944 года британский делегат Стрэнг реализовал его в ЕКК как предложение о создании трех оккупационных зон. Советская сторона 18 февраля без торга согласилась с этим планом. Вайнант пребывал в ожидании инструкций до марта 1944 года. Наконец, к нему поступило указание комитета начальников штабов США отвести Советскому Союзу зону вдвое урезанную по сравнению с английским предложением и в три раза меньшую той, на которую претендовали сами американцы.
Дж. Вайнант обратился к президенту за разъяснением. Ф. Рузвельт отменил указание КНШ как неверно истолковывавшее «черновой набросок» хозяина Белого дома (декабрь 1943 года), не предназначавшийся для оглашения. Послу поручалось принципиально одобрить зональные границы, как они проектировались Лондоном, при условии, что американцы займут северо-западную часть Германии. Эту оговорку Вашингтон отозвал лишь в сентябре 1944 года, когда стало ясно, что советские войска первыми войдут в Германию и что не только не удастся задержать их «подальше на востоке», но Красная армия может овладеть большей частью территории рейха[909].
Нередко встречается мнение, что ЕКК не справилась с возложенной на нее задачей и не сумела выработать согласованного текста условий капитуляции Германии. Подобные утверждения неверны. 25 июля 1944 года Европейская консультативная комиссия приняла соответствующий проект. 9 августа он был одобрен правительством США, 21 августа – СССР, 31 августа – (с оговорками) Англией[910]. Документ ЕКК, санкционированный по всей форме в Ялте, обрел статус договоренности на высшем уровне. Францию пригласили войти в состав комиссии и присоединиться к условиям капитуляции для Германии тоже на Крымской конференции с неохотного согласия Рузвельта. Но США не сразу позволили решению «большой тройки» касательно приглашения французов войти в силу. В итоге Франция смогла стать участником соглашения об условиях безоговорочной капитуляции Германии и контрольном механизме только 1 мая 1945 года.
К концу июля 1945 года ЕКК подготовила по инициативе советской стороны соглашение о некоторых дополнительных требованиях к Германии. В нем регулировались вопросы разоружения и демилитаризации Германии; возвращения на родину военнопленных, интернированных и насильственно угнанных граждан Объединенных Наций; ликвидации нацистского режима и выдачи военных преступников; контроля над экономикой Германии.
Однако мы забежали вперед. Конференция в Крыму вроде бы все основное расставила по местам. Черчилль переживал неудачу: президент больше поглядывал в сторону СССР, чем Великобритании. Из суфлера стать статистом? Смирить гордыню? И это после стольких трудов, в пяти минутах от звездного часа, когда должны были восторжествовать его напор, хватка, преданность своей идефикс?
В послании президенту США от 8 января 1945 года Черчилль требовал, рекомендовал, умолял: нужна жесткая линия в отношении СССР, ибо «конец войны может оказаться более разочаровывающим, чем конец прошлой»[911]. Ч. Моран, не чуждый премьеру человек, напишет позднее: с некоторых пор Черчилль «больше не говорит о Гитлере, он толкует об опасности коммунизма»[912].
Шарль Луи Монтескье заметил в своих «Персидских письмах»: «Государь утешается в потере одной крепости тем, что берет другую». Британские монархи царствуют, но не управляют. Премьер не царствует, но управляет, и брать крепости – его удел. Имелись ли еще в запасе крепости, желавшие вручить ключи именно Черчиллю? Мир так велик, что нет такого, чего не было бы, гласит китайская мудрость. Не случайно на январь-май 1945 года падает такое количество тайных контактов с рейхом, которого с лихвой достало бы на все годы войны.
Помимо моделей «почетного» мира, составлявшихся в ряде случаев под диктовку Гитлера («меморандум Риббентропа» от 19 января 1945 года, телеграфное указание Риббентропа от 16 февраля 1945 года немецким диппредставителям в Ирландии, Португалии, Италии и Ватикане[913]), западным державам был известен ряд планов, авторами которых выступали имперские министры и видные деятели национал-социалистской партии – НСДАП. «Генеральный план на 1945 год» А. Шпеера включал следующий пункт: «Полный роспуск Западного фронта даст нам исключительную возможность не только помешать крушению, но и откроет невиданные возможности на будущее». Показательно, что даже «уравновешенный» Шпеер заявлял претензии на Австрию, Венгрию, часть Югославии, а Советскому Союзу отводил роль поставщика сырья.
30 января 1945 года Шпеер направил Гитлеру меморандум, в котором доказывал абсолютную бесперспективность войны, невозможность с утратой Силезии удовлетворять минимальные потребности фронта в боеприпасах, оружии и танках. Министр призывал подумать о людях[914].
Свою точку зрения – «экономически» война безвозвратно проиграна, и из этого должны незамедлительно делаться радикальные выводы – Шпеер довел до сведения трехсот крупнейших предпринимателей, поощряя их к действию. Эти и последующие шаги Шпеера предполагали незаурядное мужество, особенно после предупреждения фюрера 27 января 1945 года, сделанного в ответ на «пораженческий» доклад Гудериана: «Кто в разговорах с другими станет утверждать, что война проиграна, будет обвинен в измене со всеми последствиями для него самого и его семьи. Я позабочусь о том, чтобы это применялось без скидок на ранг и авторитет»[915].
Герделер не прекращал попыток свести вместе Германию и западные державы, даже находясь в заключении. В письме «шведскому другу» (Я. Валленбергу) 8 ноября 1944 года он отмечал: «Поскольку Англия не может рассчитывать на крах национал-социализма, она должна заключить перемирие с нынешней Германией. Иначе борьба с национал-социализмом будет стоить ей будущего… Общая катастрофа при продолжении борьбы неизбежна. Таким образом, Англии придется терпеть национал-социализм; тогда она сможет решить польский вопрос. У меня есть готовый спасительный для Европы и удовлетворяющий Англию и США мирный план… Я знаю, что нацисты под моим влиянием, оказываемым из тюрьмы, ограничили свои военные цели и будут сотрудничать; необходимость внутренних реформ придет автоматически, если я и мои друзья останемся живы. Поскольку мы приговорены к казни, надо действовать быстро… Сначала все должно делаться закулисно, скрытно от России. Я заклинаю Вас проявить инициативу»[916].
Бывший обер-бургомистр изъявил готовность принять предложение Гиммлера, чтобы использовать свои связи с шведским королем, а также при посредничестве сионистского лидера Вейцмана с Черчиллем для быстрого окончания войны на сносных условиях. Но в плату за услуги он запросил свободы. Гиммлер на это не пошел. Герделер попытался заинтересовать своей персоной Гитлера. Без успеха.
Известно, что Кальтенбруннер систематически информировал Гитлера обо всем, чем занимался заключенный. Впечатление таково, что некоторые из соображений Герделера преломились в диктовке фюрера, обретшей вид «меморандума Риббентропа». Во всяком случае, созвучия заметны, акценты расставлены примерно одинаково, смысловой строй близок: «дальнейшее ослабление Германии является для англичан и американцев самоубийством»; необходимость заменить политику «баланса сил» внутри Европы новым балансом – «Германия, Европа, Англия против мощного Сов