20 июня 1942 года Гопкинс передал Маршаллу и Кингу указание президента – исходя из предположения, что в августе вооруженные силы Германии создадут серьезную угрозу Ленинграду и Москве, прорвут Южный фронт, угрожая Кавказу, подготовиться к обсуждению в Белом доме следующих вопросов:
«(а) в каком пункте или пунктах американские сухопутные войска могут до 15 сентября 1942 года запланировать и осуществить такой удар по германским войскам или в районах, контролируемых ими, который вынудит немцев перебрасывать свои силы с русского фронта;
(б) в какой степени английские вооруженные силы, находящиеся в этом или другом районах, смогут содействовать достижению поставленной задачи»[589].
Впервые допускается возможность принятия на себя Соединенными Штатами Америки в военном выступлении главной ответственности. Англичанам отводится роль ассистента, и даже не в одном с американцами месте и не обязательно в боевых действиях. С другой стороны, остается дискуссионным вопрос, где наносить удар, если вообще наносить: Европа, Африка и даже Средний Восток (не зря упомянут Кавказ) – диспозиция необъятная.
Военное министерство и штаб армии рекомендовали держаться ранее принятых решений, предусматривавших совместную англо-американскую десантную операцию через Ла-Манш. США могли выделить для нее четыре пехотных и одну танковую дивизию, а также значительные силы воздушной поддержки. Эвентуальный вклад Англии – «без особого риска для безопасности Соединенного Королевства» – оценивался минимум в пять дивизий и большую часть британских ВВС. Военные возражали против британского требования о гарантиях успеха операции как идущего вразрез с первоначальным соглашением. Далее обращалось внимание на то, что возможность организовать мощную авиационную поддержку и прикрытие «компенсирует нехватку других средств». Третий довод сводился к тому, что воздушное наступление на континенте и крупные рейды через Ла-Манш окажут большую помощь России, чем наступление в любом другом месте. По поводу плана «Джимнаст» было сказано: «Основной недостаток этого плана заключается в том, что даже его успешное выполнение не побудит немцев перебросить с русского фронта ни одного немецкого солдата, танка или самолета»[590].
Американские военные специалисты не питали иллюзий: решение в пользу «Джимнаста» означало бы отказ от вторжения на континент также весной 1943 года. Еще категоричнее звучал меморандум начальника штаба армии президенту. В нем указывалось на то, что англичане возвращаются к изначальной концепции, все подчинявшей задаче «сохранения целостности Британской империи», и давался совет действовать сообразно «разумному риску и трезвым стратегическим расчетам»[591].
Американские военачальники подумывали даже о предъявлении англичанам ультиматума: или активные совместные действия против немцев, или основная масса сухопутных сил США будет послана против Японии. Рузвельт отверг эту «мистификацию».
Вашингтонская встреча президента и премьера завершилась принятием совместного заявления, «отличавшегося, по выражению Р. Шервуда, бессодержательностью». О втором фронте ни слова. Отмечалось лишь, что «предстоящие операции… отвлекут силы немцев от нападения на Россию» и что «общее положение больше благоприятствует победе»[592].
Формально планы «Болеро» и «Следжхэммер» не отменялись. Их положили в долгий ящик. Маршалл, Исмэй и другие генералы хлопотали вокруг формулировок, которые могли примирить внешнее с сущим, создать видимость согласия по делу, какое-то время, приличествующее неписаной традиции, держать идею форсирования проливов Ла-Манш и Па-де-Кале в поле видимости. А Черчилль уже жил другими заботами. Он придумывал способы, как отказаться еще от «Юпитера», которым сбивал с толку своих критиков в Лондоне и Вашингтоне. Точнее, снять его после того, как пожонглирует мнимыми преимуществами «Юпитера» в Москве.
Обнародованное заявление по итогам встречи в Вашингтоне и секретная запись, сделанная генералом Немеем, не были, однако, столь уже стерильными. Они отражали сдвиг в сторону британских взглядов на войну или, как скажут издатели «Секретной переписки», замаскированную победу английской позиции[593]. Это бы полбеды. Хуже другое. Элементарное сравнение текстов сообщений по итогам визитов В. Молотова в Лондон и Вашингтон с англо-американским заявлением подводило нацистское руководство к твердому выводу: в 1942 году никакого второго фронта в Европе не будет и ничто не мешает дальше перебрасывать максимум боеспособных соединений на Восточный фронт.
Заявление Рузвельта и Черчилля подтверждало ориентировки немецкой агентуры, располагавшей источниками информации, в частности в окружении премьера. Вместо единения действий с СССР и союзнической поддержки ему – западные державы сбавляли нажим на Германию. Вместо наращивания помощи Восточному фронту поставками вооружений – США и Англия под разговоры о втором фронте, который создавать не намеревались, сначала вдвое урезали эти поставки, а потом на месяцы полностью прекратили их. (Предлог – разгром конвоя PQ-17, учиненный немцами при бездействии английских кораблей прикрытия[594].).
В Берлине лишний раз убедились: антигитлеровская коалиция полна противоречий, никакой единой стратегии у нее нет, отсутствует простейшая координация усилий. Гитлер не только мог, он должен был предаться размышлениям: если противники не сплотились в самые трудные для них дни и месяцы, то, видно, неспроста, – значит, не все потеряно для рейха. Отсутствие второго фронта в условиях перехода от молниеносной к затяжной войне являлось фактически еще одним приглашением руководству (в широком смысле) Германии спросить себя, что предпочесть: поражение в сражениях в основном с силами Красной армии или почетный мир с Западом, ради чего придется пожертвовать Гитлером, его партией и кое-чем из их наследства?
В материалах не просматривается признаков того, чтобы США взвешивали возможность восстановления объемов военных поставок в СССР, урезанных под обещания «ускорить организацию второго фронта», – восстановления после того, как планы высадки на континент отпали. Об этом, очевидно, не могло быть и речи:
Рузвельт не любил неприятных объяснений и «Джимнаст» требовал втрое больше транспортных средств, чем «Следжхэммер».
Возвратившись из Штатов, Черчилль занялся тем, чтобы отнять последний порыв ветра из парусов второго фронта. 8 июля он написал Рузвельту: «Ни один английский генерал, адмирал или маршал авиации не может рекомендовать „Следжхэммер“ в качестве осуществимой в 1942 году операции». Удержание позиций в случае высадки, пугал премьер, поглотит столько сил, что «сильно урежется возможность организовать крупную операцию в 1943 году». «И я уверен, что „Джимнаст“, – ворковал автор послания, – гораздо более надежный шанс для эффективного облегчения действий на русском фронте в 1942 году. Это всегда соответствовало Вашим намерениям. Фактически это Ваша доминирующая идея. Это – настоящий второй фронт в 1942 году. Это – самый безопасный и в высшей степени полезный удар, который может быть нанесен этой осенью»[595].
В тот же день в Белый дом поступили из Лондона еще две телеграммы, создававшие впечатление, будто Черчилль не устает думать о «Болеро». Он даже предлагал назначить Маршалла командующим операцией. И, не переводя духу, добавлял: «Я надеюсь, г-н президент, Вы обеспечите, чтобы назначение американского командующего „Болеро“ 1943 года не нанесло ущерба операциям, имеющим непосредственное значение, таким, как „Джимнаст“»[596].
Черчилль снова показал, сколь полно он информирован о спорах вокруг второго фронта в самом Вашингтоне. Ему было известно, к примеру, что оперативное управление военного министерства США намеревалось 8 июля запросить инструкции о «досрочных операциях в Европе в 1942 году», ибо решения должны быть приняты не позднее 1 августа. Упреждая, премьер напоминал Рузвельту, что английская точка зрения устоялась и должна быть принята к сведению, безразлично, нравится это американцам или нет.
В послании фельдмаршалу Дж. Диллу, британскому военному представителю в Вашингтоне, Черчилль 8 июля 1942 года сообщал о решении военного кабинета отказаться от операции «Следжхэммер». «Естественно, – писал премьер, – мы пока не говорим русским о невозможности провести операцию „Следжхэммер“». Неверность слову не была для Лондона чем-то необычным, и, пока правда сама не выходила наружу, он строил невинную мину.
14 июля 1942 года «бывший военный моряк» подбросил президенту еще пару фальшаков: «Мне очень хочется, чтобы Вы знали, каково мое мнение в настоящее время. Я не нашел никого, кто считал бы возможной операцию „Следжхэммер“. Мне хотелось бы, чтобы Вы осуществили „Джимнаст“ как можно скорее, а мы согласованно с русскими попытались осуществить „Юпитер“. Тем временем должны проводиться полным ходом все подготовительные меры для осуществления „Раундапа“[597] в 1943 году, сковывая этим максимальные силы врага по ту сторону Ла-Манша. Все это кажется мне ясным как день»[598].
Черчилля насторожили какие-то вести из-за океана. За два дня до своего обращения к Рузвельту он писал Диллу: «Если президент примет решение против „Джимнаста“, то вопрос будет исчерпан. Эта операция может быть выполнена только под американским флагом. Эту возможность надо будет окончательно отбросить. Обе страны тогда ничего не предпримут в 1942 году, и все будет сконцентрировано на „Раундапе“ в 1943 году». Диллу поручалось возражать против переключения усилий США на Тихий океан и настраивать американцев на то, что за «Джимнастом» следующей на очереди должна стать Италия