Общий объем разрушений, причиненный предприятиям всего рейха к концу войны действиями с воздуха и на суше, оценивался в 18–19 процентов от наличных мощностей. Многие промышленные предприятия – особенно в будущих западных зонах оккупации – щадились в расчете на их скорое восстановление по окончании военных действий и чтобы свести к минимуму ущерб, наносимый иностранным собственникам. Комиссией американских экспертов подсчитано, что в 1943 году немецкая промышленность из-за бомбардировок потеряла 9 процентов продукции (в 1940–1942 годах и того меньше), в 1944 году – 17 процентов[779], при непрерывном абсолютном росте объемов производств в сравнении с 1941 годом.
До «Оверлорда», наряду с ковровыми ударами по жилым кварталам городов, наиболее интенсивно обрабатывались с воздуха железнодорожные узлы, склады, другие объекты в Германии, разрушение которых снижало подвижность немецких войск, пропускную способность коммуникаций в западном направлении, эффективность системы ПВО. Налеты на Плоешти и другие центры нефтедобычи, находившиеся в руках немцев, были включены в планы поражения с воздуха только в 1944 году, хотя советская сторона, как отмечалось выше, неоднократно поднимала этот вопрос с 1941 года. Середина 1944 года как момент апогея «стратегического авиационного наступления» на Германию для «ослабления немецких ВВС и подрыва экономической основы сухопутных сил Германии» прямо названа в документе управления авиационного стратегического планирования штаба военного министерства США от 9 сентября 1942 года. Тот же ориентир взят при составлении «плана Икер» (30 апреля 1943 года). Его четвертый этап должен был непосредственно предшествовать «Оверлорду».
Лишь с конца 1943 года США и Англия стали всерьез уговаривать Швецию, Швейцарию, Турцию, Испанию и Португалию урезать поставки стратегического сырья, военных материалов и оружия в Германию. И эта акция синхронизировалась не с потребностями Восточного фронта, но исключительно с подготовкой к «Оверлорду». Удивляться вряд ли приходится, если учесть, что ряд американских фирм не оборвал контактов с врагом даже после форсирования союзническими войсками Ла-Манша.
Подшипники шли к немцам как из Швеции и Швейцарии, так и обходными путями с заводов СКФ в самих США, хотя американские авиационные и другие заводы захлебывались порой от их нехватки. Не бизнес, а твердая рука дирижировала движением жизненно важных для основного военного производства изделий. Шведы и другие поставщики в значительной степени компенсировали выпадение производства на предприятиях в Стасфурте, подвергавшихся американским же бомбардировкам.
Министр иностранных дел Швеции К. Гюнтер в ответ на демарш американского посла Г. Джонсона заявил 13 апреля 1944 года, что «трехстороннее соглашение» между США, Англией и Германией далось ценой неимоверных усилий и, разорви Стокгольм это соглашение, Германия отреагировала бы бурно. Министр предупредил, что нажим западных держав может привести к обнародованию «содержания всей переписки, из которой будет явствовать, что торговля между Швецией и Германией осуществляется на договорной основе, известной союзным правительствам и достигнутой с их предварительного согласия»[780]. Шведы, кроме того, снабжали Берлин собиравшейся их спецслужбами развединформацией о СССР. Именно от них нацистское командование получило данные, в частности, о подготовке Красной армией контрнаступления под Москвой (декабрь 1941 года).
В декабре 1943 года Берн согласился сократить на 45 процентов продажи Германии оружия, боеприпасов и машин и на 40 процентов – прецизионных станков и подшипников. Шведы дали обещание (и в 1944 году не выполнили его) свернуть поставки стратегических материалов немцам. Весьма своеобразно проходили затяжные переговоры с Турцией о прекращении экспорта в Германию хромовой руды, а с Испанией и Португалией – вольфрама. Большая часть переписки Рузвельта и Черчилля по этим вопросам не опубликована. Известно, однако, что особенную «гибкость», стремление «войти в положение» поставщиков Германии выказывал У. Черчилль. Он добивался и добился от президента принятия тактики «малых шагов», дабы не подвергать клиентов рейха нацистскому гневу[781].
Упоминание президентом в телеграмме премьеру (21 апреля 1944 года) нефтяного рычага[782] может быть истолковано как свидетельство того, что он плоховато ориентировался в ситуации. Западная пропаганда много наговорила о «нефтяной реке», якобы открывшейся после подписания советско-германского договора 23 августа 1939 года. Как обстояло в жизни? В январе 1940 года эксперты комитета начальников штабов Англии докладывали, что нефтепродукты из СССР составляли менее 2 процентов общего объема немецкого импорта[783]. В январе-мае 1941 года из Советского Союза в Германию было поставлено 306 884 тонны нефти, или около половины того, что ежегодно на протяжении почти всей войны перепадало немцам от американских фирм по испанскому каналу. В 1944 году немцы получали через Испанию в среднем по 48 тысяч тонн в месяц бензина и нефти. К этому можно прибавить, что с помощью «Стандарт ойл» немцы в 1943–1944 годах наладили производство в рейхе высокооктанового авиационного горючего[784]. Получается, что чуть ли не всю войну каждые восьмая-седьмая подводная лодка, самолет и танк Германии, использовавшиеся против СССР и самих США, приводились в движение горючим, которое закачивалось из западных бензоколонок.
Экономические связи с врагом, поддерживавшиеся накануне операции в Нормандии и не оборванные в ходе ее, строились в расчете на немедленное возобновление сотрудничества «деловых кругов» по окончании военных действий. Оно должно было составить материальную базу широкого диалога между западными державами и «настоящей» Германией. Условия диалога уточнялись через Банк международных расчетов в Базеле[785] и в ходе специальных мероприятий, проводившихся не без прикрытия американской и британской разведок.
Управление стратегических служб и его резидентуры наделялись широкими полномочиями. Отсутствие полномочий также не очень связывало. Многие инициативы У. Донована предпринимались вопреки отрицательному отношению к ним со стороны президента. В частности, без санкции Ф. Рузвельта проводились встречи агентов Донована и Шелленберга в Швеции, Испании и Швейцарии. «Аллен Даллес, – пишет Ч. Хайэм, – был идеальной фигурой для выполнения этой задачи. И он, и его брат Джон Фостер имели широкие связи с Германией. Последний был убежденным противником коммунизма, и ему предстояло сыграть решающую роль в послевоенной конфронтации, вызвавшей холодную войну».
Во время первой встречи (1942 год) с Гогенлоэ, представлявшим СД и СС, А. Даллес заявил, что «германское государство должно быть сохранено для поддержания порядка и начала переустройства», что чешский вопрос не имеет особой важности, однако необходимо создать санитарный кордон против большевизма и панславизма путем «расширения границ Польши на восток, сохранения Румынии и сильной Венгрии». Ни при каких условиях, подчеркивал Даллес, Россия не должна быть допущена в Румынию и Малую Азию.
Работая сразу на нескольких хозяев, разведка докладывала каждому отдельно взятому предназначенную для него правду. Поскольку президента интересовал успех «Оверлорда» малой кровью, то информация, поступавшая в Белый дом, выпячивала эту сторону. Военной необходимостью оправдывались контакты, которые в иных условиях должны были бы вызывать негодование главы администрации и дисциплинарные меры. Спецификой разведывательной работы обосновывались особая предосторожность, сокрытие от Советского Союза до последнего момента самого факта связей с противником.
Но вот 24 мая 1944 года госдепартамент США передал посольству СССР памятную записку, в которой говорилось:
«…К американским официальным представителям в Швейцарии обратились недавно два эмиссара одной германской группы с предложением попытки свергнуть нацистский режим. Эти эмиссары заявили, что они представляют группу, включающую Лейшнера, лидера социалистов и бывшего министра внутренних дел в Гессене; Остера, генерала, бывшего правой рукой Канариса, арестованного в 1943 году гестапо и который был под надзором и недавно освобожден от официальных обязанностей Кейтелем; Герделера, бывшего мэра Лейпцига; генерала Бека. Другими немецкими генералами, упомянутыми далее в качестве членов этой оппозиционной группы, являются Гальдер, Цейтлер, Хойзингер (начальник штаба Цейтлера), Ольбрихт (начальник германской армейской администрации), Фалькенхаузен и Рундштедт. В отношении Цейтлера было сообщено, что тот был привлечен Хойзингером и Ольбрихтом на основании того, что он должен принимать участие в любом плане для того, чтобы достигнуть упорядоченной ликвидации Восточного фронта и избежать, таким образом, обвинения за военную катастрофу там, чего он очень боится.
В апреле сего года эмиссары обратились к американскому представителю в Швейцарии и выразили от имени группы свое желание и готовность изгнать Гитлера и нацистов. Было заявлено, что группа сможет оказать достаточно влияния на германскую армию для того, чтобы заставить генералов, командующих на Западе, прекратить сопротивление союзным высадкам, как только фашисты будут изгнаны. Условие, при котором эта группа соглашается действовать, выражалось в том, чтобы она имела дело непосредственно с Соединенным Королевством и Соединенными Штатами после свержения фашистского режима. Как прецедент для исключения СССР из всех переговоров она привела недавний пример с Финляндией, которая, по их утверждениям, имела дело исключительно с Москвой»