создание Организации Объединенных Наций, освящавшее конструктивный опыт антигитлеровской коалиции и призывавшее обратить его на пользу мира. Если в первые сорок лет своего существования Организация не зарекомендовала себя особой результативностью, так это потому, что ООН учреждалась как добровольное сообщество сотрудничества и вовсе не как арена конфронтаций. С небольшими дополнениями Устав ООН мог бы стать в свое время хартией мира и безопасности, договором над договорами. К сожалению, не стал.
Вернемся, однако, в год 1944. Отвечая на послание премьера от 2 января, Рузвельт писал: «По моему мнению, в настоящее время лучше, чтобы наше понимание безоговорочной капитуляции осталось таким, как оно есть». То есть самым общим и расплывчатым. Эту же мысль президент повторил Хэллу[895], который, со своей стороны, инструктируя Вайнанта, посла США в Лондоне и представителя американского правительства в ЕКК, предписывал ограничивать круг занятий комиссии сугубо техническими рамками и не втягиваться без специального разрешения в общеполитические дискуссии.
В момент конституирования ЕКК американцы неуклюже попытались приладить к ней опекунов в виде Объединенного комитета начальников штабов США и Англии: рекомендации комиссии должны были, по их замыслу, направляться трем правительствам лишь с санкции западных военных. А. Иден отвел этот проект за явной одиозностью и как провокационный по отношению к СССР.
Характерен в данном контексте также посланный Вайнанту военными руководителями США список вопросов, подлежавших обсуждению в ЕКК (перечислялись в порядке важности):
(1) директивы касательно гражданской администрации во Франции;
(2) директивы касательно гражданской администрации в Бельгии, Голландии, Дании и Норвегии;
(3) «военное перемирие» с Германией;
(4) военное управление Германией;
(5) «исчерпывающие условия капитуляции для Германии»;
(6) условия капитуляции для малых вражеских стран[896].
Не без сочувствия и соучастия чиновников госдепартамента американские военные своевольно истолковывали политические решения, а также договоренности трех держав. Освобождавшиеся от нацистского ига страны подстерегала новая оккупация. Вместо акта безоговорочной капитуляции агрессоров – «перемирие», причем его конкретная проблематика назначалась к рассмотрению в последнюю очередь. Макклой, участвовавший в создании сего уникума, комментировал пункт 5 так: «В природе незаполненного бланка есть что-то значительно более ценное, нежели в документе, который заранее фиксировал бы и определял все наши права»[897].
За линию на принижение роли и значения ЕКК американская администрация и ее ведомства цеплялись до конца 1944 года. В октябре Рузвельт писал Хэллу: «Мы должны подчеркивать, что Европейская консультативная комиссия является „консультативным“ органом и что ни Вы, ни я не связаны ее советами. Именно это положение временами упускается из виду, и, если мы не будем помнить это слово „консультативная“, можно будет зайти слишком далеко и осуществить некоторые советы, которые, когда настанет пора, нам могут быть совсем не по нраву»[898].
Не следует искать здесь единственный – антисоветский знаменатель. По крайней мере, в отдельные моменты антибританский угол в позиции США был не менее острым. К примеру, генерал Эйзенхауэр и начальник его штаба Беделл Смит настаивали на создании единой англо-американской зоны оккупации Германии, предполагая, что ее военную администрацию будет возглавлять американец.
Объективно позиции СССР и Англии, особенно в начальный период деятельности ЕКК, оказывались по различным причинам ближе друг к другу. Нежелание Лондона перенимать подходы американского партнера усугубило неприязнь президента лично к А. Идену.
Британский министр был заподозрен в излишнем расположении к аргументам СССР.
Смущала ли Ф. Рузвельта в такой же степени тенденция англичан процеживать лексикон комиссии сквозь имперский фильтр довоенного пошиба? Вашингтон могло наводить на раздумья упрямое стремление, правда, больше проступавшее у Черчилля, чем у Идена, распространить на Германию итальянский опыт применения безоговорочной капитуляции.
15 января 1944 года британская сторона внесла в ЕКК проект «Военная оккупация Германии». Он предусматривал поэтапные (в течение двух лет) демобилизацию и разоружение германских вооруженных сил. Мотив – забота об «упорядоченном переходе» в новое состояние и предотвращении «внутренних беспорядков» – никого не обманывал. Рузвельт в это время придерживался по отношению к германскому милитаризму почти противоположного взгляда: не заигрывать, а показать всем и каждому в Германии, что «германский народ – побежденная нация»[899].
США встретили в штыки английский вариант условий капитуляции. Они высказывались категорически против детального кодифицирования того, что, как и кем должно было делаться в момент признания Германией своего поражения. Если бы англичане в каждой из семидесяти статей своего проекта повторяли слова «безоговорочная капитуляция» – в действительности понятие «безоговорочная капитуляция» не фигурировало ни разу, – это, с точки зрения Вашингтона, ничего не изменило бы. Рузвельт 29 февраля 1944 года обратился к Черчиллю с просьбой-требованием снять английский проект с рассмотрения. Он подчеркнул целесообразность иметь «документ, в котором утверждались бы общие принципы»[900].
В одном из госдеповских проектов (25 января 1944 года) давалась следующая дефиниция термину «безоговорочная капитуляция»: «Безоговорочная капитуляция есть признание Германией того, что а) ее вооруженные силы потерпели полное поражение и не способны сопротивляться достижению военных целей противников; б) ее ресурсы и народ истощены до такой степени, что дальнейшее сопротивление бесполезно; в) она готова повиноваться беспрекословно любым условиям военного, политического, экономического и территориального характера, которые могут быть названы ей победителями». Вместе с тем проект США допускал сохранение части нацистских организаций, «которые окажутся желательными», а демобилизацию вермахта, как и англичане, предлагал осуществлять «с максимальным учетом внутреннего порядка и социальной устойчивости»[901]. Комитет начальников штабов США отклонил разработку дипломатов, поскольку она излишне связывала американскую сторону. Посол Вайнант получил указания опустить конкретику, а акту капитуляции придать самый общий вид[902].
Внесенные Вайнантом 15 февраля, 6 и 25 марта 1944 года в ЕКК предложения предусматривали, что «права, полномочия и привилегии верховного командующего союзными экспедиционными силами и главнокомандующего вооруженными силами СССР… не будут иметь ограничений какого бы то ни было характера». «Строгую форму военного управления» предполагалось ввести «на значительный период времени». Риторические, подчеркнуто жесткие формулировки и освящение загодя непоследовательности в обращении с поверженным противником. Полная свобода – так полная, вплоть… до сохранения институтов и кадров, что сгодятся, когда сочтут целесообразным перекрашивать противника в союзники, а союзника – во враги.
Советский проект порядка объявления и осуществления Германией безоговорочной капитуляции (15 февраля 1944 года) Дж. Вайнант воспринял как документ преимущественно военного характера, «призванный обеспечить, прежде всего, незамедлительно и эффективно, чтобы германские вооруженные силы не могли продолжать военные действия». Заметим: как на Западе, так и на Востоке одновременно. «Наше первое общее впечатление об этом документе, кратком, деловом и широком по своим рамкам, таково, – докладывал посол Хэллу, – что он обнадеживающе близок к нашим собственным идеям»[903]. Позднее Вайнант добавит в депеше госдепартаменту, что он «лично согласен с обоснованностью предложенной русскими очередности принятия, прежде всего, военных условий капитуляции с последующим опубликованием прокламаций и приказов в порядке их важности»[904].
Наивный посол. Он воевал не с ветряными мельницами, а с соединенной реакцией, окопавшейся в госдепартаменте и Пентагоне. Она домогалась свободы рук в отношении не столько побежденных, сколько союзников. Сотрудничество с СССР в деле управления Германией заранее считалось нереальным, а согласование общих программ ее денацификации и демократизации «по соображениям общего свойства» (Дж. Кеннан) – неподходящим.
В ходе острых дебатов в ЕКК американская сторона настаивала на отражении в проекте положений, которые бы «резервировали абсолютную власть без каких-либо ограничений и условий любого характера над германским правительством, народом, территорией и ресурсами». Англичане и американцы добивались в это же время учреждения при ЕКК специального комитета для подготовки предложений о расчленении Германии[905].
Советский представитель Ф. Гусев, сославшись на занятость делегации «вопросом об условиях капитуляции Германии» и отсутствие у него «достаточных материалов и экспертов», уклонился от участия в рассмотрении британского проекта положения о названном комитете. Он отказался также выделить кого-либо из членов своей делегации для изучения этого проекта.
Тема расчленения Германии в комиссии в 1944 году больше не всплывала. К ней вернулись на конференции в Крыму после того, как Сталин 5 февраля 1945 года спросил у партнеров, предполагают ли они расчленить Германию после ее военного поражения? Черчилль и Рузвельт выступили за разделение рейха на несколько государственных единиц. Президент настаивал на том, чтобы принципиальное решение на сей предмет было принято в Ялте. Сталин поддержал идею «решения в принципе». Оно было отражено в дополнении к статье 12 акта о безоговорочной капитуляции