Жизнь в этой дружной трудовой семье с мужем, который любил ее по-прежнему и был уважаем и молод, — Татьяна должна была считать счастьем. Она так и считала, но все же в глубине души чувствовала, что ей чего-то не хватает. А чего именно — она и сама не знала…
Наркомат танковой промышленности переехал на Урал, но Парышев с той поры, как утвердил проект сооружения фундамента под большой молот, не появлялся на танковом.
Тяжелые танки КВ делали только здесь, в Зеленогорске, средние танки — «тридцатьчетверки» — на нескольких крупных заводах, переоборудованных за месяцы войны в танковые. Эти заводы находились друг от друга на сотни, даже тысячи километров, и ему, как наркому, всюду нужно было успевать — производство только налаживалось…
Как раз в то время, когда в Зеленогорске заканчивалось сооружение фундамента под большой молот, Парышев снова появился на заводе. Видимо, извещенный заранее, он прошел прямо во вторую кузницу, где около бетонного куба высотой более человеческого роста собралось почти все заводское начальство.
Бетонщики ломали и пешнями отдирали последние доски от бетонной глыбы, строители и шахтеры готовились к последнему опусканию фундамента.
Парышев, поздоровавшись за руку со всеми руководителями, подошел вплотную к Махову, спросил громко, так как из-за грохота молотов трудно было расслышать:
— Заканчиваете фундамент?
— Да, Алексей Петрович. Вон брусья привезли.
Парышев знал, что на фундаменты должны укладываться в два слоя толстые дубовые брусья и уже на них устанавливаться шабот — наковальня. Он подошел к штабелю брусьев, посмотрел, потрогал рукой, сухие ли, и спросил Махова:
— Где взяли?
— С Украины привезли, — сказал Махов и кивнул на усатого человека в очках — главного инженера дизельного завода Кандыбу. — Вон, Петр Осипович их спас.
— Да, эти брусья выдержанные, были под молотом. Мы с собой привезли.
— Как у вас? Смонтировали завод?
— Да, смонтировали. Уже начали делать моторы.
— Где берете коленчатые валы?
— Привезли с собой. Был запас. Но они уже на исходе… Ждем большой молот.
— Когда это будет? — спросил Парышев Махова.
— Теперь уже скоро. Дадим окрепнуть бетону и начнем монтаж.
Ударили в колокол. От штольни быстрыми шагами отошел инженер в брезентовой спецовке, перепачканной глиной.
— Все ли готово? — крикнул бригадиру бетонщиков.
— Порядок!
— Прошу отойти, товарищи. Сейчас начнем спуск! — опять крикнул инженер и, когда все отошли, махнул рукавицей дежурившему у штольни. Тот подал сигнал в штольню.
Все смотрели на бетонную глыбу. Она стояла неколебимо, как постамент для величественного памятника. Но вдруг вздрогнула и медленно, с глухим шумом начала оседать, проваливаться в землю.
— Пошла! Пошла! — радостно закричали бетонщики.
Кузнецы, побросав работу, прибежали взглянуть.
Тяжело ухнув, глыба провалилась, образовав квадратную яму. Туда прыгнули бетонщики и, отплясывая, закричали:
— Ура!
— Ура! — громко подхватили все, кто был у ямы…
Парышев увидел радость и ликование на лицах собравшихся. И на его лице озабоченность сменилась улыбкой.
Раздвинув толпу, к яме протиснулся Васин.
— А, Александр Борисович! Здравствуйте! — приветствовал его Парышев. — С большой победой вас!
— Здравствуйте! Спасибо, Алексей Петрович! Теперь мы развернемся!
— А где Бусов? — спросил Парышев, словно не слыша последних слов Васина.
— Был здесь, — сказал Махов. — А как спустили фундамент — ушел в штольню.
— Бусова представить к награде! — сказал Парышев, смотря прямо в глаза Васину. — И выдать денежную премию.
— Будет сделано, Алексей Петрович, — ответил Васин, слегка поморщившись.
Кузнецы и строители стали расходиться.
— Ну-с, пройдемтесь по цехам, — позвал Парышев и, шагнув к Махову, взял его под руку. — Покажите, Сергей Тихонович, как вы осваиваете серийность. — Васин пошел по левую руку от Парышева, норовя несколько выдвинуться вперед…
Из второго кузнечного цеха они прошли в новую, или третью литейную (так называли литейный цех, отгороженный от соседнего завода).
Эта новая литейная находилась в старом, требующем ремонта, помещении и была оснащена электропечами средней емкости. Это была та самая литейная, начальник которой Зинченко был отправлен Васиным под конвоем в земляной карьер. В ней отливали ведущие колеса для танков.
Тут работа велась организованно: все были поглощены своим делом, и Васин поспешил увести Парышева в соседний корпус, чтоб не обнаружилось, что Зинченко отправлен на карьер, да еще таким необычным способом.
Соседний корпус, примыкавший к новой литейной, не был достроен, но там уже разместилась третья кузница.
Парышев, войдя, зажмурился: после темноты литейного цеха в глаза ударил дневной свет. Оказалось, что над корпусом установлена лишь половина крыши, а над остальной половиной цеха зияло небо и сыпал снег.
Вошедших сразу оглушил стук молотов. Они стояли прямо под открытым небом и около них копошились люди, отковывая массивные поковки.
Пройдя вдоль нагревательных печей, все трое остановились в проходе, наблюдая, как рабочие в намокших телогрейках и шапках работали у паровых молотов.
В провалы окон, где не было не только стекол, но даже и рам, врывались снеговые вихри и сквозь них, словно в тумане, виднелись темные контуры молотов, огненно раскаленные, шипящие под снегом, стальные отливки и освещенные красноватым светом, темные снизу и белые, завьюженные сверху фигуры кузнецов.
Подойдя ближе, Парышев заметил, что от одежды кузнецов поднимался пар. Со стороны молотов телогрейки были сухи, а со спины покрыты ледяной, заснеженной коркой.
Парышев, повернувшись к Васину, строго взглянул из-под черных бровей:
— Почему до сих пор не достроена кузница?
— Не хватает рабочей силы. Плохо с материалами, — выпалил Васин.
Парышев взглянул на Махова, но тот промолчал. У него не повернулся язык сказать, что половина рабочих снята и отправлена на строительство бараков и землянок для эвакуированных.
— Завтра представьте мне докладную с перечнем необходимых материалов и рабочих с учетом покрытия и застекления корпуса в течение десяти дней.
— Будет сделано, Алексей Петрович, — четко ответил Васин…
В механических цехах не сыпал снег, но было холодно и горели костры. Рабочие, останавливая станки, бегали к огню, отогревать коченеющие руки. В длинном пролете у сверлильных и токарных станков, на перевернутых ящиках и грубо сколоченных подставках стояли ремесленники — подростки. Тут же, между станками, ходили бригадиры и мастера. Они доглядывали за работой, часто сами становились к станку, показывали, учили. Большинство ребят были одеты в телогрейки второго срока, в ветхие, заношенные шапчонки казенного образца. На ногах у многих были большие армейские ботинки, некоторые даже перевязанные шнурками. Лица у ребят были исхудавшие, бледные, перепачканные железной пылью.
— Как кормите ребят? — спросил Парышев.
— Обычное трехразовое питание, — ответил Васин, которому уже надоели расспросы.
— Со следующей недели введите за счет подсобного хозяйства дополнительное питание из двух блюд.
— Хорошо, сделаем.
— Обуть всех в валенки. Выдать телогрейки, бушлаты и ватные брюки первого срока. Если не найдете готового — закажите на швейной фабрике. Скажите: для ребят — сделают.
— Сделаем! — уверенно пообещал Васин.
— Берегите ребят, заботьтесь об их здоровье. В них — наше будущее! — сказал Парышев и, нахмурив густые брови, пошел вдоль цеха. Махов заметил, как на глазах его блеснули слезы…
Проходя через термический цех, Парышев остановился, заметив человека в рабочей одежде, сидящего на полу у тыльной стенки нагревательной печи.
— Что такое? Уж не пьяный ли развалился тут?
Васин окликнул мастера:
— Что за разгильдяйство? Почему ночлежку устроили в цеху?
Мастер подошел к сидящему, потянул за рукав:
— А ну, вставай! Чего расселся? Человек, ничего не ответив, качнулся и упал.
— Да, он, кажется, помер, — задрожавшим голосом сказал мастер. — Сердце у него было слабое.
— Узнайте кто и доложите потом. — Парышев тяжело вздохнул.
В инструментальном остановились на участке, где нарезались шестеренки.
— Я приказал вне плана изготовить двести комплектов запасных шестеренок для коробки скоростей, — сказал Васин. — Каждый танк будет снабжен таким комплектом.
— Это хорошо, — одобрил Парышев, — но надо думать о замене всей коробки. Это самое больное место в вашей машине.
— Будем менять. Конструкторы работают над новой коробкой.
Подошел начальник инструментального Буров, которого Парышев знал еще по Северограду. Взглянув на его исхудавшее, с болезненной белизной лицо, Парышев пожал худую, влажную руку:
— Ты что, болен, Валентин Николаевич?
— Немного прихватило… Но ничего, работаю. Сейчас такое время, что нельзя…
— Как успехи?
— Справляемся, Алексей Петрович, но плохо с быстрорезом. Победит на исходе.
— Поможем, Валентин Николаевич. Поможем. А тебе бы надо отдохнуть, подлечиться и подкормиться. Александр Борисович позаботится об этом.
Парышев попрощался с Буровым, пожелав ему здоровья и успехов, а когда отошли, сказал Васину:
— Бурова немедленно в больницу. Создать все условия. Если будет трудно — звоните мне. Таких людей надо беречь как зеницу ока…
Обойдя основные цехи танкового производства, остановились.
— Может, осмотрим дизельный? — спросил Парышев.
— Там — порядок! — сказал Махов. — Они же привезли готовый завод. Все станки расставили так, как было, рабочие стали на свои места — и дело пошло. Заминка вышла только с большим молотом, но теперь и это поправляем.
— Хорошо. Заглянем на дизельный в другой раз, — согласился Парышев. — Пойдемте на хоздвор, я хочу взглянуть на израненные танки…
В хоздворе по обе стороны железнодорожного пути вкривь и вкось стояли обгорелые, подбитые КВ с пробоинами в бортах и в корме, с порванными гусеницами, с перекошенными башнями.