Все расселись быстро, не прекращая начатого разговора.
— Вон у меня сын, — подвигаясь ближе к Гавриле Никоновичу, продолжал Илья Нилович, — тоже не доучился. С первого курса института ушел на фронт добровольцем. А мало ли таких?
— У нашей соседки и сродственницы Ефимовны сын из десятого класса ушел, — сказала Варвара Семеновна. — Дай бог, чтобы война побыстрей кончилась, тогда доучатся и малые и большие.
— Кончится война — опять будет некогда, — заметила Татьяна. — Что-нибудь экстренное начнется…
— Это в мой огород камешек, — усмехнулся Егор.
— В тебя надо не камешек, а здоровую булыгу бросить, — сердито сказал Максим, — тогда, может, ты раскачаешься.
Вошли с закусками и сели за стол Полина Андреевна и Поля.
— Это правильно замечено! — поддержал Илья Нилович. — Я еще в Северограде говорил Егору, чтоб поступал на вечерний. С его опытом и настойчивостью, да знания — наркомом бы был!
— Я и собирался поступать, да война помешала, — сказал Егор.
— Сейчас тяжело с программой, а как полегчает — сразу берись за книги, — сказал отец. — Без знаний теперь никуда — заруби себе на носу. А ты, Татьянушка, — кивнул он невестке, — бери его в руки!
— Это моя мечта, чтоб Егор учился, — обрадованно воскликнула Татьяна.
— Егор нашего отца спас от смерти! — неожиданно для всех, смело заговорила Поля. — А вы на него — учиться, учиться! Он, пока папа болел, мастером был на самом ответственном участке. Егора весь завод знает, а дома на него напали… Это несправедливо.
— Ишь какая защитница у тебя, Егорша, — усмехнулся Гаврила Никонович. — Теперь тебя пальцем не тронь!
Все заулыбались, а Поля вдруг покраснела и притихла…
— Ну, ладно. Мы немного уклонились от главного, — поднял Гаврила Никонович рюмку. — За знакомство, за первые успехи на фронте!
Все чокнулись, выпили и стали закусывать. Разговор сразу перешел на военную тему.
— Слыхал, Илья Нилыч, сколько городов-то наши освободили? — спросил хозяин.
— Как не слыхать. Радуюсь всей душой. А только я не помню, чтобы сообщали, что их занимал немец.
— Раз занимал — стало быть, сообщали…
Быстро вошла Зинаида в накинутом на плечи платке.
— А, доченька! Ты что припозднилась? — спросила мать. — А где же Никита?
Зинаида, увидев чужих, остановилась, потупилась.
— Что случилось, Зинуха? — повернулся к ней Гаврила Никонович. — Говори, тут наши друзья.
— Полчаса назад Никиту арестовали и увели в милицию.
— Это за что? Подрался, что ли? — спросил отец, отодвинув тарелку.
— Он избил помощника директора Оптиму. Что теперь будет — не знаю…
— За что избил?
Зинаида взглянула на Татьяну и, помедлив, сказала:
— Не знаю, он не говорит…
— За дело избил. Я знаю! — крикнул Максим.
— Расскажи! — потребовал отец. — Почему молчал до сих пор?
— Я сам не видел драки, а если б видел, еще от себя бы добавил этому типу. А не сказал потому, что это касается нашей семьи.
Татьяна умоляюще взглянула на Максима, но тот, словно не видя этого взгляда, продолжал:
— Это было вчера вечером. Если я что не так скажу — меня поправят…
— Да не тяни ты, чай, Никита нам зять! — прикрикнул отец.
— Погоди, отец. Надо же по порядку… Шли рабочие с завода. Впереди других шла наша Татьяна с подругой. Вдруг около них останавливается машина, Оптима распахивает дверцу и кричит: «Девушки, садись, я вас подвезу». Татьяна решительно отказалась, и они пошли дальше. Оптима выскочил и пошел рядом, а когда подруга свернула, преследовал Татьяну до самого дома. Когда она вбежала в подъезд, он вскочил и пытался обнять. А тут как раз Никита. Ну и отполировал его по-рабочему…
— И поделом подлецу! — сказал Илья Нилович. — Я этого Оптиму знаю по Северограду. Хлыщ.
— Почему не сказал мне? — взъерошился Егор на брата.
— Потому и не сказал, что знаю тебя. Ты бы этого хлыща до смерти ухлопал… И Татьяне дал слово, что не скажу.
Татьяна взглянула с благодарностью. Она даже не знала, что эта история известна Максиму.
Егор крякнул.
— Что же теперь будет-то? — спросила Зинаида. — Ведь засудят Никиту?
— Садись ужинать с нами, — спокойно сказал отец. — Через полчаса он прибежит.
— Не прибежит… Дело на него заводят.
— Кто сказал?
— Братан, Олег Митрофанович. Он звонил в милицию. Там сказали, что вмешался сам Васин. Прокуратуре района предложено завести дело.
— Вон оно что, — вздохнул Гаврила Никонович. — Если Васин встрял — хорошего мало. Могут упечь парня.
— Неужели ничего нельзя сделать, папа?
— Не знаю, дочка, не знаю… Никита на хорошем счету на заводе. Может, рабочие за него заступятся… А ты еще раз поговори с Кирпичниковым, он все-таки власть…
Гости, почувствовав, что хозяева взволнованы, стали собираться домой. Все же их напоили чаем и, чтоб смягчить впечатление о неприятном, Егор и Гаврила Никонович пошли их провожать…
Максима Клейменова Ухов направил в группу старшего конструктора Шахурина, который получил задание разработать новую коробку скоростей для танка КВ. Новая коробка скоростей должна была обладать надежностью и безотказностью работы.
Шахурин, уже немолодой инженер, видавший всякое, был замкнут и не любил сближаться с людьми.
Максима он принял сухо.
— Сам пришел ко мне или прислали? — спросил он нервно и часто вскидывая густые брови и как бы вздрагивая всем лицом.
— Предложили — вот и пошел. Я в танковом деле новичок.
— Вижу, что новичок. Если б потерся в кругу конструкторов, к нам бы не полез.
— Почему это? — с некоторым вызовом спросил Максим. — Я трудностей не боюсь, был на фронте.
— Знаю, что был, поэтому и говорю с тобой откровенно.
— Но ведь вы и ваши коллеги работают?
— Мы — обреченные… Можно сказать, смертники… Не по своей воле пошли…
— Почему это вы обреченные?
— А потому, что за труднейшее дело взялись. Не создадим в срок хорошей коробки скоростей — каюк…
— А если создадите?
— Попробуй создай ее… Ты, Клейменов, лучше в другую группу попросись, жалко мне тебя… С фронта вернулся чуть живой и, говорят, двое детей…
— Да, двое…
— Так вот, я тебе советую, Клейменов, пока не поздно — откажись.
Максим на мгновение задумался, взглянул в худощавое, умное, вздрагивающее от нервного тика лицо Шахурина, спросил:
— А что же скажу Ухову? Мол, испугался, освободите?.. Нет, к черту!..
— А ты, видать, не из робкого десятка, Клейменов? — изучающе глядя на него, спросил Шахурин. — Я по твоему выступлению так и подумал, но все же решил испытать.
— Нарочно запугивали?
— Пуганого не запугаешь, — поморщился Шахурин. — Просто сказал, что думаю. Другим бы этого не сказал, а с тобой решил начистоту… Вижу, ты парень прямой.
— Спасибо, — кашлянул Максим. — Так что же мне делать?
— Думать… искать… Мы сейчас еще раз тщательно изучаем все танки иностранных марок.
— Это вы, наверное, и так знаете.
— Знаем, верно. А все же лишний раз помозговать не вредно. И ты начинай с этого, если твердо решил остаться.
— Я еще и КВ как следует не изучил…
— Тогда начинай с КВ, — уже более мягко сказал Шахурин. — Пойдем в бюро, я покажу тебе место, где обосноваться.
— Пойдемте.
— То, что я тебе говорил, — запомни, но никому об этом ни слова. Кроме меня и тебя, никто не знает, что нас ждет… Идем!
Прошло дней восемь. Максим освоился в коллективе, где у него оказались знакомые, с которыми работал до войны. Но то, что делали в группе Шахурина, ему было не по душе.
Изучив материалы по различным танкам, он решил откровенно поговорить с Шахуриным и, как-то после обеда, когда Шахурин был в хорошем настроении, заглянул в кабинет:
— Можно, Михаил Васильевич?
— Да, да, заходи, Максим Гаврилович.
Максим вошел, уселся на предложенный стул прочно, готовый к серьезному разговору.
— Ну, что скажешь, Максим Гаврилович? Есть мысли? — как всегда резковато спросил Шахурин.
— Со мной происходит что-то странное, Михаил Васильевич… Меня неотступно преследует одна и та же мысль.
— Какая?
— Не попроситься ли в другую группу?
— Что, испугался?
— Нет, не испугался. Причина глубже… Не могу заниматься компиляцией. Сдирать с чужих танков какие-то детали и компоновать из них… выдавая это «творение» за новую коробку скоростей.
— А немцы, думаешь, не сдирают у нас с новых танков? Теперь война и все стремятся к тому, как сделать быстрей и лучше. Сейчас нужно думать не об оригинальности, а искать самые простые и легкие пути к решению задачи.
— Я не согласен! — воскликнул Максим, краснея сквозь не сошедший загар. — Я считаю, что нужно искать принципиально новое решение в конструкции коробки.
— Какое именно? Есть мысли? — слегка скривив губы, выражая этим и недоверие, и презрение к бахвальству, спросил Шахурин.
— Есть замысел, но пока еще неясный, — ответил Максим, глядя на бледные руки Шахурина.
— Можешь поделиться?
— Могу… Я считаю, что при решении каждой конструкторской задачи надо искать идею. А идея всегда должна подсказываться самой жизнью. Ее не надо выдумывать, а надо находить, отталкиваясь от житейских примеров.
— Смутно говоришь, Максим Гаврилович. В каждом замысле должна быть ясность.
— Сейчас я постараюсь прояснить свою мысль, Михаил Васильевич… По-моему, идею новой коробки надо искать не в чужих танках, а в обычной жизни, в обиходе… Я задавал себе вопрос: почему ломаются шестерни на третьей скорости?
— Ну и что же, определил? — опять усмехнулся Шахурин уголками губ.
— Потому что на них падает наиболее резкий удар в сравнении с мягким, плавным движением на первой и второй скоростях.
— Какой же вывод?
— Я пока еще ничего не предлагаю, а анализирую, обращаясь к житейскому опыту.
— Ну, ну, любопытно, — сказал Шахурин и, поставив локти на стол, оперся подбородком в открытые ладони.
— Вспомните, как штангист устанавливает ре