XIВ. ПаладиниИнтеллектуальное восстание
Коммунистическая революция должна быть синтезом двух революций (всеобъемлющее дело полного обновления). Одна – экономико-политическая (вся власть советам рабочих-солдат), другая – духовная.
Нельзя допустить, чтобы пролетарский дух продолжал пребывать в теперешнем состоянии идеальной туманности либо оказался в ещё более опасном состоянии мелкобуржуазной ясности, которую культура в лице происходящих из другого класса профессоров пытается привить ему в качестве противоядия нашему будущему разрушению в этой сфере.
Мы должны помешать тому, чтобы мелкобуржуазная интеллигенция завтра завладела умами освобожденного класса, чтобы эти интеллектуалы занялись просвещением (тогда при новом режиме это слово перестанет быть насмешкой для детей нового народа) в старом понимании их узкого и скудного ума.
Из самих масс, пахнущих дёгтем, смазкой, землёй и кровью, должна подняться та интеллектуальная аристократия, которая очень скоро трансформирует взгляды и идеальные устремления человека в коммунистическом мире.
Нельзя допустить, чтобы за экономической революцией, огромной и радикальной, не последовало её столь же всеобъемлющего дополнения. Что не оправдывает свою необходимость для Советов – так это передача высокой задачи образования в руки профессоров, писателей и художников, вышедших из буржуазной грязи.
Нам нужен новый мир, а не переходная стадия. Переход всегда вызывает отвращение, он есть дегенерация и вырождение. Разрушить всё – или продолжать гнить в подлости церебральных миазмов капитализма.
То, что составляет сегодня гордость господствующего класса, ту среду, в которой вращается его ум, мы должны будем отбросить, как разложившийся труп.
Мы должны будем разрушить вершины славы официального искусства, если хотим, чтобы на земле появилась новая аристократичная и благородная порода людей, которую должен породить коммунизм.
У искусства в настоящее время вульгарный, литературный, фотографический национальный (я бы сказал, провинциальный) характер, оно создаёт трафаретность ощущений.
Наше искусство будет международным, высоким, новым, интерпретативным, аналитическим, синтетически и мощно конструктивным.
Произведения, которыми сейчас наслаждаются лишь господа, предстанут нашим глазам, но в своём поверхностном нигилизме там и останутся; наши же произведения западут в души, приведут их в божественный и сладострастный трепет – отнюдь не вопреки, а благодаря тому, что они не будут иметь по форме ничего общего с тем, что нас окружает.
Они [произведения прошлого] базируются на душе художника (преимущественно убогой, бедной и изгаженной душе, какую только может породить необходимость творить для буржуазного круга). Мы будем полагаться на душу (которая станет чувствовать более пространно, гуманно и абстрактно) и на ум художника – анализатора и строителя гармоничной и новой архитектуры на земле.
Я преимущественно занимаюсь живописью – это удивительное дело есть энергия, целительная и преобразующая нас, утомлённых неистовой и динамичной пульсацией современной жизни. Новая техника основана на движении тел и на игре, которую линии, объёмы, цвета, созданные этим движением, производят в уме художника.
Источник вдохновения коммунистического искусства тоже должен быть новым. На заводах, в полях и в механических орудиях производства черпаем мы (примитивы новой чувствительности) формы, которые творят новую пластическую драму.
Зубцы и сцепления, зубчатые колёса и динамо-машина, великолепная архитектура кранов и железных мостов, дымовые трубы, газогенераторы и вихревые токарные станки заменят древний млечный и грязный пейзаж и романтический сюжет лунного света старой и прогнившей шайки буржуазных писак.
Фернан Леже, великий французский кубист, пишет:
«Я люблю порождённые современной промышленностью формы и пользуюсь ими. Сталь обладает тысячей цветных рефлексов, более точных и тонких, чем так называемые классические сюжеты. Я считаю пулемёт или затвор 75 более подходящими сюжетами для живописи, чем четыре яблока на столе или пейзаж Сен-Клод»[101].
Точная, решительная и аристократичная линия вместо всякой туманности импрессионистов.
Чистая сталь и скульптурные болты с фабрики – источник нашей современной жизни и нашего великого восстания.
Мы любим спокойные маховики и локомотивы со всей нашей безграничной страстью, как их станет любить пролетариат, когда не будет капиталистической собственности и средств эксплуатации, а удивительные машины будут работать для материального благосостояния нового человечества.
Мы разрушаем, разрушаем всё буржуазное со всей нашей необычайной ненавистью.
Из смазки, угля, железа и огня рождается всё то, что есть восстание, и мы очистимся в вое сирен и дыме фабричных труб, занятых красными флагами Советов.
XIIЭ. Прамполини, И. Паннаджи, В. ПаладиниМеханическое искусство. Футуристический манифест
Механическое искусство, названное нами так из-за преклонения перед Машиной, символом, источником и наставницей новой художественной чувствительности, родилось в 1909 году, с «Первым манифестом футуризма», в самом механическом городе Италии – Милане[102]. Этот первый манифест, опубликованный в «Фигаро», переведённый на все языки и разошедшийся тиражом в сотни тысяч экземпляров, содержал идеи, которые перевернули души художников во всем мире, навсегда изменив их:
«Мы объявляем, что великолепие мира обогатилось новой красотой: красотой скорости. Беговой автомобиль с его кузовом, украшенным большими трубами, напоминающими змей с взрывчатым дыханием… ревущий автомобиль, который точно мчится против картечи, – прекраснее, чем Победа Самофракии.
Мы будем воспевать огромные толпы… ночную вибрацию арсеналов… фабрики, мосты… предприимчивые пакетботы, обыскивающие горизонт, широкогрудые локомотивы, скользящий полёт аэропланов…»[103].
Маринетти вскоре развивает свою мысль в манифесте «Убьём лунный свет» и в книге «Футуризм» (Париж, 1911), которая прославляет Умноженного человека и царство Машины[104]. В 1911–1912 появляется сборник свободных стихов «Аэропланы» Паоло Буцци[105]. В 1911–1912 по всему миру проходят футуристические выставки, являющие новую чувствительность проникновения планов, симультанности и пластического динамизма, сформированную пламенным увлечением Машиной[106]. К инициаторам движения Боччони, Балла, Руссоло, Карра, Северини примыкают Деперо, Прамполини, Фуни, Дюдревиль, Сант Элиа, Соффичи, Сирони, Галли, Балдессари, Мараско[107]. В октябре 1911 Маринетти создаёт слово-свободную поэму «Битва Вес+запах», свободную экзальтацию механических сил войны[108]. Затем следуют «Занг Тум Туум», «Адрианополь Осада-Оркестр» и «Технический манифест футуристической литературы» (1912) со следующими заявлениями Маринетти:
«Нас интересует твёрдость стальной пластинки сама по себе, то есть непонятный и нечеловеческий союз её молекул и электронов, которые противятся, например, прониканию ядра. Теплота куска железа или дерева отныне более волнует нас, чем улыбка или слёзы женщины.
Мы желаем дать в литературе жизнь мотора, этого нового инстинктивного зверя, общий инстинкт которого мы узнаем не прежде, чем постигнем инстинкты различных сил, составляющих его.
Нет ничего интереснее для футуристского поэта, чем движение клавиатуры в механическом пианино. Кинематограф показывает нам танец предмета, который делится и снова составляется без вмешательства человека»[109].
В 1912 музыкант-футурист Балилла Прателла сочиняет первую футуристическую оперу «Авиатор Дро», прославление аэроплана и воздушного героизма[110].
В 1913 в своём манифесте «Искусство шумов» Луиджи Руссоло после описания механизма своих электрических шумоинтонаторов пишет:
«Мы находим бесконечно больше удовольствия в идеальном комбинировании шумов трамваев, автомобилей, экипажей и кричащей толпы, чем в слушании, например, «Героической симфонии» или «Пасторали»…
Пройдёмся по большой современной столице, не столько присматриваясь, сколько прислушиваясь, и мы получим разнообразные приятнейшие ощущения, различая журчание воды, воздуха и газа в металлических трубах, ворчание и хрипение моторов, дышащих с неоспоримой животностью, трепетанье клапанов, хождение взад и вперёд поршней, визг механических пил, звучные прыжки трамваев по рельсам …»[111].
В 1914 Боччони запускает в оборот волшебное слово «модернолатрия», развив его значение в своей книге «Футуристическая живопись и скульптура»[112]. В том же году выходит нашумевший сборник Лучано Фолгоре «Пение моторов», вдохновлённый заводом[113].
18 марта 1914 Маринетти определяет новую эстетику футуризма в манифесте «Геометрическое и механическое великолепие и числовое восприятие», за которым последовал манифест «Новая религия-мораль скорости»[114].
29 марта 1914 в римской галерее футуристов Маринетти реализует свой манифест «Динамическая и синоптическая декламация»[115]. При декламации словосвободных поэм необходимо механической жестикуляцией имитировать ритм моторов. Динамико-синоптической декламацией была представлена словосвободная поэма Канджулло «Пьедигротта»