[133]. Дада, если оно имеет какой-либо смысл, должно означать выражение презрения ко всем идеалам войны. Это – самое большое и самое логичное проявление анархизма в послевоенный период.
Что касается футуризма, то следовало бы также признать, что он нашёл свое логическое место только в одном государстве – в России. Там большевизм и футуризм сформировали счастливый союз. Официальным искусством большевизма стал футуризм. Памятники Революции, её пропагандистские плакаты, даже её книги несут след футуристического искусства и его идей. И это совершенно логично и понятно. Две революции, две антиистории всегда были союзниками. Обе хотят разрушить прошлое и всё перестроить на новом индустриальном фундаменте. Фабрика была неиссякаемым источником политических идей большевиков, но она также была вдохновением футуристического искусства.
Но как футуристическое искусство сможет шагать в ногу с итальянским фашизмом – не вполне ясно. Это было недоразумение, родившееся только из обстоятельств близости людей, из чисто случайных столкновений, из сущего беспорядка различных сил, которые привели Маринетти на сторону Муссолини. Это отлично работало в дни революции, но будет удивительно при нынешнем правительстве.
Итальянский фашизм не может принять разрушительную программу футуризма, напротив, со своей итальянской логикой он должен будет восстановить те самые ценности, которые противоречат футуризму. Дисциплина и иерархия в политике – это также дисциплина и иерархия в литературе. Слова становятся пустыми, когда политические иерархии неэффективны. Если фашизм действительно хочет победить в своём сражении, он должен считать уже усвоенным в футуризме всё, что могло служить стимулом, и подавить в нём всё то революционное, антиклассическое и непокорное, с точки зрения искусства, чем он ещё обладает.
Что я обнаруживаю, например, в «Фильтрованных ночах» футуриста Марио Карли[134]?
Странно! Всё же ясно это был случай, когда мою рубашку привели на виселицу и повесили мухи, решившие, что наконец настал момент испугать привидение в машинке, и пока я считал одно за другим свои рёбра в грудной клетке, не испустившей терпеливо ни содрогания, я заметил, как лягушки окаймляют небо, напоминающее сырную тёрку, а упавшие с него частички пыли превращаются в соловьиные песни. Должно быть, у лиризма есть свои основания позволить фиолетовым осадкам усеять глубины кипарисовых деревьев, так чтобы ночь выпирала из них, серая, жемчужная и лёгкая.
И что я нахожу у итальянского классика Мандзони?
Небо обещало погожий день. Низко стоявшая луна, бледная и тусклая, всё же выделялась на необъятном серовато-лазоревом небосводе, который по направлению к востоку постепенно становился розовато-жёлтым. А ещё дальше, на самом горизонте, длинными неровными полосами вырисовывались небольшие облака лиловатого цвета; те, что пониже, были окаймлены словно огненной полосой, становившейся всё ярче и резче[135].
Итак, я спрашиваю себя: какие страницы здесь иерархические, дисциплинированные и традиционные, где слова занимают подобающие им места, подчиняются правилам, где каждое слово отвечает своей природе, а каждый смысл обладает присущим ему достоинством? Короче говоря, какой способ письма соответствует фашизму, а какой – футуризму? И нет ли чрезвычайной несовместимости между этими отрывками, один из которых демонстрирует волю что-то построить, а другой – желание всё разрушить и смешать? И какой – смею ли я спросить? – действительно итальянский, а какой международный? Какой напоминает в общих чертах нашу литературу, соответствует её характеру, а какой напоминает такого рода литературу, что печатается в космополитичных литературных журналах, многоязычных или даже межъязычных?
На днях кто-то показал мне эскиз футуристического памятника Маринетти. Он имел экстраординарное сходство с футуристическими памятниками, которые русская революция установила на многих городских площадях. Есть только одно ключевое отличие: в Италии он остаётся только эскизом, в то время как в России они уже стали действительностью.
Со своей стороны я убеждён, что футуризм и фашизм не смогут долго жить вместе. Если фашизм хочет оставить свой след в Италии, разве не должен он будет изгнать всё, что имеет привкус футуризма, всё, что является недисциплинированным и антиклассическим? Я адресую этот вопрос одной группе, способной дать на него идеальный ответ, – правительственной комиссии, недавно назначенной для рассмотрения реформы образования. Поскольку определённые футуристические манифесты, как может показаться, находятся в прямой оппозиции к содержанию их обсуждения. Один манифест потребовал ничто иное как «сведение классических предметов к статусу абсолютно факультативных, с изучением их дополнительно или параллельно с основной программой», «отмену учителей» и «увеличение часов физкультуры, которая является главным фактором интеллектуальной жизни человека»[136].
Было бы слишком нескромно спрашивать моих выдающихся друзей из правительственного комитета, не входит ли всё это в противоречие с их планами и обсуждениями? И было бы неприлично спрашивать моих знакомых внутри футуристического движения, что они на самом деле думают о классицизирующих реформах министра образования Джованни Джен-тиле[137]? Интересно.
XVФ. Т. Маринетти, ТатоФутуристическая фотография
Фотография пейзажа, человека или группы людей, обладающая гармонией, деталировкой и такой характерностью, что можно сказать: «Как картина» – это для нас вещь абсолютно преодолённая.
После фотодинамизма или фотографии движения, созданной Антоном Джулио Брагалья в сотрудничестве с его братом Артуро и представленной мною в 1912 году в римском зале «Пикетти», а затем повторённой фотографами-авангардистами всего мира, нужно реализовать следующие новые фотографические возможности:
1. драма неподвижных и подвижных объектов, драматическое смешение подвижных и неподвижных объектов;
2. драма теней от объектов, оторванных от самих объектов и контрастирующих с ними;
3. драма очеловеченных, окаменённых, кристаллизованных или вегетализованных объектов с помощью маскировок и специального света;
4. спектрализация некоторых частей тела человека или животного, отделённых друг от друга или алогично соединённых;
5. соединение воздушных, морских и земных перспектив;
6. соединение ракурсов снизу вверх и сверху вниз;
7. неподвижные и подвижные наклонения объектов, человеческих тел и животных;
8. подвижное или неподвижное подвешивание объектов и их пребывание в равновесии;
9. драматические несоразмерности подвижных и неподвижных предметов;
10. любовные или насильственные взаимопроникновения подвижных или неподвижных объектов;
11. прозрачное или полупрозрачное наложение людей и конкретных предметов и их полуабстрактных призраков с симультанностью воспоминания сна;
12. безмерное увеличение мельчайшей, почти невидимой в пейзаже вещи;
13. трагическое или сатирическое представление активности с помощью символики скрытых в изображении объектов;
14. композиция совершенно неземных, звёздных или медиумических пейзажей с помощью толщины, эластичности, мутных глубин, чистой прозрачности, алгебраических или геометрических величин в отсутствие чего-либо человеческого, растительного или геологического;
15. органическая композиция разных состояний души человека с помощью интенсивной выразительности самых характерных частей его тела;
16. фотографическое искусство замаскированных объектов, которое должно развивать военное искусство маскировки, имеющее целью обмануть наблюдателей с воздуха[138].
Все эти исследования должны заставить фотографическую науку всё больше вторгаться в чистое искусство и автоматически поддерживать его развитие в области физики, химии и войны.
16 апреля 1930
XVIДж. Балла, Б. Маринетти, Ф. Деперо, Г. Доттори, Филлья, Ф. Т. Маринетти, Э. Прамполини, М. Соменци, ТатоАэроживопись. Футуристический манифест
В 1908 году Ф. Т. Маринетти опубликовал свободные стихи «Аэроплан Папы», первую лирическую экзальтацию полёта и воздушных перспектив нашего полуострова от Этны до Рима, Милана, Триеста[139].
Аэропоэзия развивалась в «Аэропланах» Паоло Буцци, «Мостах через океан» Лучано Фолгоре и «Капрони» Марио Карли[140].
В 1919 музыкант-футурист Балилла Прателла в опере «Авиатор Дро» реализует первую аэромузыку.
В 1926 художник-футурист и авиатор Азари создаёт первое произведение аэроживописи «Перспективы полёта», показанное в большом зале футуристов на Венецианской биеннале.
В 1929 художник Герардо Доттори оформляет аэропорт в Остии монументальной футуристической авиаторской живописью, изображая стремительный разбег аэропланов в небе Рима, синтезируя, сводя к типичным пластическим элементам винты, фюзеляжи и крылья.
Эта работа Герардо Доттори, уже известного своим масштабным «Триптихом скорости», знаменует важный момент в истории новой аэроживописи.
Рассматривая стены и потолок аэропорта в Остии, зрители и критики убеждаются, что традиционные нарисованные орлы, слишком медлительные, чтобы прославлять авиацию, кажутся сегодня жалкими курицами рядом с жарким механическим блеском летящего мотора, который не снизошёл бы даже до того, чтобы изжарить их.
Совместная поездка в кабине пилота вместе с художником Доттори, делающим наброски с высоты, подтолкнула другого художника, Мино Соменци, к ясной концепции Аэроживописи. Среди многих идей, высказанных мною в «Gazzetta del Popolo» 22 сентября 1929 года, отмечу идею худ