Пока мы с Рыжим заводили молодых в модуль, Панов и Рахимов пошли в столовую на заготовку — получать сахар и мясо на сто сорок человек… В спальном помещении стоял веселый шум: самые расторопные спешно занимали нижний ярус кроватей, менее шустрые заправляли постели на втором. Мы с Рыжим переглянулись — пора было вести карантин на обед.
— Выходи строиться! — подал команду Вовка.
Его услышали только с третьего раза и лениво поодиночке побрели на выход. Мне это не понравилось:
— Вован, — предложил я Рыжему, — давай я поведу?
— Веди, — пожав плечами, согласился однопризывник.
Молодняк толпился на улице и эта толпа очень мало походила на строй. Мы с Рыжим вышли на крыльцо и сверху наблюдали как резвятся молодые. Кто-то курил, кто-то боролся, кто-то травил анекдот, но никто не сделал даже попытки образовать строй. На двух младших сержантов просто не обращали внимания. Мне это не понравилось еще больше. Мы старше их и по званию и по сроку службы, а это пушечное мясо нас в упор видеть не желает.
"Придется наказать".
— Рота, — себе под нос, негромко скомандовал я, — Становись.
Никто меня не услышал. Ничего другого я и не ждал. Можно было крикнуть во все горло, но тогда все две недели команду на каждое построение пришлось бы орать, а голосовые связки у меня не казенные.
"Будем приучать к нормальному голосу. Чтоб по шевелению губ догадывались какую именно команду я подал".
— Рота, — все также негромко повторил я команду, — становись.
Никакой реакции не последовало, никто никуда не встал, но несколько человек прекратили разговоры и посмотрели в мою сторону.
— Рота, — теперь уже все смолкли, а особо разговорчивых толкали их соседи и показывали глазами на меня, — становись.
Я с тихой грустью наблюдал как карантин начал строиться в три шеренги и выравнивать носки. Парни еще не знали то, что знал я и о чем догадывался Рыжий. От модуля до столовой было метров сто, но я решил, что за свое плохое поведение карантин раньше, чем через полчаса туда не попадет. Время — час, на развод мне роту нужно вывести в два. У меня есть час времени на занятие по строевой подготовке, а сколько они там поедят и поедят ли вообще меня не волнует. Сам-то я точно без обеда не останусь.
Бедные, бедные, глупые парни!
Смешные.
Ну что они видели за три месяца в своих учебках для рядовых? Разве они знают какие иезуитские методы воздействия на коллектив преподают в сержантских учебках? Что такое три месяца? Месяц на комплектование, месяц на кроссы, и последний месяц — на подготовку к отправке. А тут за плечами целых полгода полноценной круглосуточной задрочки. Уж как мы в учебке строевую песню пели! Уж как мы печатали шаг! И все равно с первого раза в столовую попадали далеко не всегда.
"Ну, что же, юноши? Займемся вашим воспитанием".
— Рота, становись, — я сделал голос совсем тихим.
Веселый гомон стих. Последние еще подравнивали носки, но строй уже был.
— Равняйсь.
Все, кроме трех правофланговых, повернули головы вправо.
— Отставить. Равняйсь.
Снова поворот голов, на этот раз более синхронный.
— Отставить. Разойдись.
Молодые нерешительно посмотрели на меня, переглянулись между собой и, наконец, сломали строй.
— Рота, становись.
Строй образовался гораздо быстрее, чем в первый раз. Отдельные военные уже знали свое место в строю.
— Отставить. Разойдись.
Не успел строй рассыпаться, как я подал команду:
— Рота, становись.
Три ровных шеренги были построены почти так быстро, как я этого хотел. Теперь голос можно понизить до шепота. Заняв господствующую высоту на крыльце модуля я с этой высоты осматривал строй. Сто тридцать шесть человек стояли, готовые выполнять мои команды.
"Вас, парни, еще пару дней назад гоняли сержанты. Еще пару дней назад вы не смели и слова пикнуть против такого же сержанта, как мы. Если вы думаете, что прибыв в полк вы сможете положить на кого-то прибор, то вы жестоко ошибаетесь. Я вам даже шанса не дам. А еще я знаю, что все вы сейчас очень хотите жрать. Я знаю это потому, что полгода назад, когда меня самого гоняли в ашхабадской учебке, я тоже очень хотел жрать. И полгода назад голод, сворачивая кишки, заставлял нас, забитых и бесправных курсантов, орать песню и отбивать подошвы об асфальт, печатая строевой шаг. Стекла в казармах дрожали, когда мимо на обед шла вторая учебная рота связи. И вы у меня сейчас поймете, что такое строевой шаг и как надо ходить в столовую".
— Равняйсь. Оставить. По команде равняйсь голова поворачивается вправо так, чтобы была видна грудь четвертого человека от вас. Равняйсь. Смирно. Оставить. Подбородки выше. Равняйсь. Смирно. Нале-во! Отставить: не одновременно.
Я повернулся к Рыжему:
— Вован, иди в столовую, отложи мне там… Эта бодяга надолго. Ребята еще не поняли куда попали.
Рыжий кивнул и сбежав с крыльца налегке пошел в столовую. Я посмотрел на часы: на все про все, включая прием пищи, у меня есть пятьдесят одна минута. Можно резвиться и дальше.
— Разойдись…
— Становись…
— Равняйсь…
— Отставить…
— Равняйсь…
— Смирно!
Мой голос звучал тихо и монотонно, даже лениво, но глаза внимательно следили и отмечали насколько быстро и правильно выполняются мои команды. О строевой подготовке в учебках для рядовых, как видно, дают самое поверхностное представление, поэтому, сейчас мы будем доводить слаженность действий до совершенства.
— На ле-… Отставить. На ле-во! Шаго-ом…
Вместо команды "марш!" я сделал паузу и осмотрел строй. Рано им еще в столовую.
— Отставить. По команде "Шагом" корпус военнослужащего чуть наклоняется вперед. Попробуем еще раз: шаго-ом…
На этот раз строй чуть наклонился в сторону движения, будто колосья пригнул летний ветерок. Я оценил насколько параллельно они подали свои туловища вперед и решил, что пожалуй, можно начинать движение:
— …Марш!
Строй недружно и вразнобой затопал в столовую. Я дал ему пройти метров сорок и остановил:
— Ну кто так ходит? Горох! А должен быть один шаг. Стой — раз, два. Кругом. На исходную бегом…
Я посмотрел на строй:
"Нет. Они и в самом деле ходить не умеют. Их не учили. Значит, будем тренироваться".
— По команде бегом корпус наклоняется вперед, руки согнуты в локтевом суставе. Военнослужащий готов начать движение бегом. Рота, на исходную — бегом марш.
Двести семьдесят два сапога загромыхали по бетонке обратно к модулю. Я снова посмотрел на часы: в моем распоряжении оставалось сорок девять минут. За это время я должен завести роту в столовую, а поедят они или нет — для меня это не важно. Если мы в учебке плохо спели песню или не достаточно громко печатали шаг, сержанты оставляли нас без обеда. И с этими ничего не случиться, если денек поголодают.
— Стой. Кругом.
Карантин остановился и развернулся. Молодые стали нервничать.
"Нервничаете?", — у меня улучшилось настроение, — "Теперь, ребята, посмотрим чей характер крепче. Это только начало. Вы еще не знаете что я для вас приготовил на сладкое".
— Шагом марш.
Карантин с левой ноги начал движение и на этот раз топот ног был более менее слаженный. Молодые то и дело посматривали на меня недобрым взглядом. Я снова дал им пройти сорок метров, остановил и во второй раз вернул их к модулю.
Учить так учить.
— На исходную.
Карантин остановился, постоял немного, а потом послушно развернулся и пошел на исходную.
"А куда вы денетесь с подводной-то лодки?", — удовлетворенно подметил я.
— Равняйсь.
— Смирно.
— Шагом — марш!
Рота дружно шагнула, вымещая сапогами по бетону свою злость на меня. Я опять посмотрел на часы: много, еще очень много времени оставалось до развода. Сорок минут с копейками.
На этот раз я позволил карантину дойти до столовой. Из дверей вышли пообедавшие Панов и Рахимов. Мне оставалось подать команду, которую от меня ждали: "налево, справа в колонну по одному в столовую шагом марш".
— Там тебя Рыжий дожидается, — вытирая рот сообщил мне Серега.
— Некогда, Серый, — с напускной грустью в голосе пожаловался я на жизнь, — молодые совсем ходить строем не умеют.
— Как — не умеют? — подыграл мне Панов, — Не умеют, значит будут тренироваться.
— Рота, кругом, — печально скомандовал я, — на исходную бегом. Марш!
Карантин стоял, не веря такой жестокости: их практически гнали от накрытых столов.
— Кому стоим?! — пришел мне на помощь Рахимов, — Команду не слушаль? Бегом на исходний!
Вид у Рахима был злой. Никаких сомнений не возникало, что сейчас он кого-нибудь, того кто поближе, двинет в ухо. Хорошо, если сам двинет, а то еще позовет своих земляков, которых у него половина полка и тогда уж полковое чурбаньё…
Карантин развернулся и потрусил обратно к модулю ремроты. Сержантский состав не спеша пошел следом.
И снова, как по прописи:
— Равняйсь
— Отставить
— Равняйсь.
— Отставить.
— Равняйсь.
— Смирно
— Отставить.
Меня перебили:
— Ну, хватит уже, товарищ сержант. Мы так в столовую опоздаем, — я не успел заметить кто это сказал из глубины строя.
Да мне и не интересно было кто именно вякнул "из толпы". Меня перебили! Перебили меня! Без пяти минут черпака Советской Армии. Меня, целого младшего сержанта Сухопутных войск перебивает какой-то сопливый салабон, который еще не успел выкакать мамины пирожки! Какой-то урод, чье дело только молчать, слушать и исполнять, осмелился подать голос. Да откуда? Из строя! Из строя, где нельзя даже перешептываться, какой-то козел, стоящий на ступени эволюции между сперматозоидом и улиткой, решился пойти поперек Господа Бога своего.
Трудно подобрать стихийное бедствие, страшнее разгневанного сержанта!
— Рота! Вспышка слева!
Никто не шелохнулся.
— По команде вспышка слева, военнослужащий ложится на землю ногами к эпицентру взрыва и прикрывает голову руками, — пояснил я.