— Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, — продолжали считать.
— Нет, — усомнились в толпе, — до тридцати семи не дотянет: сдохнет.
— Амин сдохнет? — переспросил весь Северный Кавказ, — спорим?
Пошли моментальные ставки на печенье, Si-Si и конфеты.
— Тридцать три, тридцать четыре, — напряжение нарастало, тем более, что были сделаны ставки.
— Шестьдесят один, шестьдесят два, шестьдесят три…
— Слезай, — сказал Оладушкин, когда восхищенный хор досчитал до ста пяти, — в столовую опоздаешь.
Амин повис на турнике, но не спрыгнул. Вместо этого он выкинул ноги далеко вперед, качнулся по широкой амплитуде назад и… три раза сделал "солнышко", после чего соскочил на обе ноги.
Кавказ ликовал.
После обеда состоялось объявление победителей и торжественное вручение призов: замечательной апельсиновой газировки Si-Si, французского хрустящего печенья "Принц Альберт", сгущенки и югославских конфет.
Посреди плаца стояли Сафронов и Оладушкин. Начфиз зачитывал список победителей и призеров, а начальник штаба щедрой рукой отсыпал вкуснятину.
— Жалко, что мы за карантин выступали, — шепнул мне Рыжий в строю.
— То так, — согласился я, — наши результаты пошли бы в зачет второму батальону.
— Вот и хрен-то.
Плащов чуть в пляс не пустился когда подвели итоги: по числу первых мест карантин переплюнул управление полка. Штабные были первыми в стрельбе из автомата, кроссе на три километра и волейболе. А карантин взял одно первое место по боксу, первое место в броске гранаты, первое место на полосе препятствий и… в шахматах. Наш меланхоличный и какой-то прибабахнутый Коваленко, который не блистал ни на тактике, ни на огневой, обштопал всех полковых мыслителей. Пять побед в пяти партиях. Мы, разумеется к нему с расспросами, чуть не с кулаками: "а ну, рассказывай, как у тебя получилось всех обыграть?!". Оказалось, что рядовой Коваленко с шести лет посещал шахсекцию одесского дворца пионеров, был чемпионом Украины среди школьников и к моменту призыва на службу уже успел выполнить кандидатский норматив по шахматам.
А то, что я всех в полку сделал на полосе, то в том заслуга не моя, а моего взводного из учебки — Микилы. Это лейтенант Микильченко полгода гонял меня как помойного кота по этой чертовой полосе. Я по ней до тошноты набегался еще в Ашхабаде.
На перекуре общим решением сержантского состава рядовые Виталик Коваленко и Рафик Гафуров завоевавшие первые места в шахматах и боксе, а также проявленные при этом мужество и героизм, были освобождены от всех нарядов до конца карантина.
В этот же день у доблестного старшего сержанта Певцова появились первые синяки и шишки. Его били, не оглядываясь на шакалов.
13. Старый Капитан
На ужин, на который и в обычные-то дни ходила только половина полка, сегодня пришел только карантин и несколько полковых духов. Остальные жарили картошку и пекли блинчики по каптеркам, водилы скучковались в парке, а для офицеров был накрыт праздничный стол в офицерской столовой, и в полку их не было видно. Между палаток и за углами модулей время от времени вспухали синие дымки и несло коноплей, а в самих палатках и модулях стальные цинкорезы сноровисто вгрызались в крышки консервных банок: праздник — он для всех праздник. Кто-то вовремя подсуетился на хлебозаводе и теперь пробовал душистую брагу из термоса, кто-то накануне из дукана привез шароп и уже разливал самогонку по кружкам, но везде на столах, застеленных газетами, было гражданское угощение. Вытаскивали все, что было куплено в полковом магазине и соседних дуканах, только чтобы это не напоминало ежедневный однообразный солдатский рацион.
Во всей атмосфере, установившейся в полку после обеда, чувствовалось ленивое расслабление и неторопливость. Вон, дюжина дедов в палатке шестой роты не торопясь накрыли стол, ни от кого не срываясь забили пару косяков, вышли на воздух, чтоб не заванивать помещение, курнули ни от кого не прячась, и так же спокойно и чинно вернулись в палатку. Торопиться некуда: до фильма несколько еще часов, а до отбоя и того больше.
Офицерский состав, собравшись у себя за столом, оставил героический полчок без своего отеческого пригляда. Нигде, куда ни посмотри, не было видно ни одного офицера. Только грустный дежурный по полку в портупее и при кобуре, одиноко курил на крыльце штаба, поглядывая в сторону офицерской столовой.
Патриархальный пейзаж деревенского уклада.
Царство тишины и лени.
Спокойная размеренность даже в употреблении наркотиков и спиртного.
Динамики с клуба наполняли отдыхающий и разомлевший полк звонкими голосами любимых Сябров:
"Вы шумiце шумiце
Нада мною, бярозы,
Калышыце-люляйце
Свой напе`у векавы,
А я лягу-прылягу
Край гасцiнца старога
На духмяным пакосе
Недаспелай травы…".
Лепота.
Сержантский состав карантина поддался общему умиротворенному настроению полной гармонии с окружающим миром и решил дать духам передохнуть.
Заслужили.
Своим активным участием в спортивном празднике — заслужили. Молодым было объявлено, что у них до ужина — личное время, а после ужина их поведут на фильм. Я деликатно намекнул, что каждому молодому воину неплохо было бы написать письмо на родину и успокоить маму, и пальцем показал, где в модуле находится Ленкомната. В целом же духсоставу была объявлена "вольная" и дан строгий наказ не удаляться от модуля дальше, чем на пять метров.
И чтоб никаких земляков!
Знаем мы этих земляков: от них трезвым еще никто не возвращался. Тем более, что сегодня — праздник и пустым не сидит никто.
В проходе между кроватями, на которых спали мы с Рыжим, были поставлены две табуретки и покрыты "Красной звездой". На "Красную звезду" было вывалено все, чем нас снабдил подполковник Сафронов за выдающиеся показатели в физической подготовке. Рахимову и Панову тоже перепало кое-что от начальника штаба за второе и третье место, хотя и не так щедро, как нам с Вовкой. Посланный молодой принес с чаеварки четыре фляжки горячего чая и теперь четыре сержанта неприкрыто тащились за достарханом.
Лень.
Сладкая как дрёма и тягучая как сгущенка лень. Не тоска, не скука, а именно то состояние покоя, при котором не хочется ни разговаривать, ни прикалываться и даже пальцем пошевелить тяжело. То самое состояние, которое рождается от знания того, что после многих тяжелых дней тебе даются только несколько блаженных часов, чтобы восстановить силы, а завтра карусель закрутится с прежней скоростью и ничего в твоей жизни не изменится.
Хотелось только откинуться на койку поверх одеяла, свесить сапоги в проход, глядеть в потолок и ни о чем не думать. Принесенный Рахимовым кропаль чарса, раскуренный сержантским составом за модулем, настроил меня на созерцание.
— Скорей бы карантин кончился, — простонал Серый, лежавший рядом со мной, — в банду хочу.
— Ну да, — согласился Рахим с соседней койки, — я тоже в рота хотель.
— Потерпите, пацаны, — откликнулся Рыжий, — три дня осталось.
— Обломщики! — я встал, раздосадованный, что пустая болтовня вывела меня из нирваны, — как вам только разговаривать не лень? Я — курить. Кто со мной?
— В ло-о-о-ом, — простонали три сержанта хором.
Я встал и сверху осмотрел местность. На двух табуретках в проходе лежало недоеденное печенье, стояли вскрытые банки сгущенки, были рассыпаны конфеты и в кружках темнел недопитый чай. Нам даже есть было лень.
— Зажрались, уроды, — зловещим голосом проскрежетал я, без аппетита глядя на сладости, — забыли уже как из сухпая кашу таскали? Месяц назад ничем нажраться не могли, а теперь печенье со сгухой за хрен не считаете?
— Уйди, Сэмэн, — Рыжий все так же лежа, приоткрыл на меня один глаз, — не мешай тащиться.
Я вышел на крыльцо и достал сигарету. Аллах уже погасил свой светильник над Афганом и наступила ночь. Из соседней курилки доносились разговоры и смех: кто-то из молодых травил анекдот.
— Оу! — крикнул я, — Один — сюда бегом.
Смех стих, а разговор перешел на шепот: молодые видимо выбирали делегата.
— Звали, товарищ сержант? — передо мной возник Коваленко.
— Где люди? — вместо ответа спросил я.
— В курилке.
— А остальные? В курилку все не влезут.
— Половина за модулем, половина — в Ленкомнате письма пишут.
— Ну, хорошо, — успокоился я, — передай, чтобы готовились к построению на ужин, а после него пойдете на фильм.
Коваленко убежал в темноту.
— Дневальный! — крикнул я за спину и через секунду из модуля вышел дневальный.
— По вашему приказанию…
— Ладно тебе, — перебил я его, — в дальнем проходе господа сержанты изволят чаевничать. Передай им, чтобы вели людей на ужин.
Дневальный ушел и, вернувшись очень скоро, стал мяться передо мной как сыромятный ремень.
— Что ты топчешься как конь? — спросил я дневального недовольным голосом, — передал?
— Так точно, товарищ сержант. Передал.
— А они?
— А они сказали, чтобы вы шли на…
— Передай товарищам сержантам, — перебил я, не желая выслушивать направление движения, — что если они сейчас же не поведут людей в столовую, то я их позагибаю как ржавые гвозди.
Дневальный побежал передавать пожелание, а через минуту вместо него из дверей вышли три сержанта с ремнями в руках.
— Это кто такой у нас грозный? — помахивая бляхой, спросил Панов.
— Надо его учить кАмас, — поддакнул Рахим.
— Пацаны, — предложил Рыжий, — а давай младшего сержанта на место поставим?
— Ага, — обрадовался Серый, — наваляем ему сейчас прямо при молодых.
— Вы обалдели что ли?! — я понял, что они сейчас и в самом деле, пусть в шутку, но начнут меня бить или натрут уши, — Вы совсем метки попутали!
— А чего ты "командира включил"? — предъявил претензию Серый, — тебе надо — ты и веди молодых, а мы хотим тащиться.
Тут уже я возмутился:
— Вы!.. Блин!.. Вы!.. — я не находил слов, — Вам бы только тащиться! Мы с Рыжим сегодня в трех видах участвовали, а вы только в одном! У меня после кросса ноги до сих пор болят, а вам, уродам, лень духов в столовую сводить?!