— И что же теперь с той миной делать?
— Там наш ротный остался.
— Один?
— Зачем — один? С ним командир второго взвода еще.
— А вы? Вы почему уехали? — легкое подозрение в трусости шевельнулось во мне.
— Ротный нас отослал. Он даже своего заместителя прогнал, только взводного при себе оставил. Сказала, что если он ее не сможет обезвредить, чтоб рота не осталась без командира.
— И вы уехали? Командира своего бросили?!
— Не "бросили", а выполнили приказ, — строго поправил меня Резван, — мы им плащ-палатки свои оставили, от ветра. А десять человек возле одной мины… Только мешать будут.
— А разведка? С ними?
— С ними. Только ротный приказал им на пятьсот метров отъехать.
Я представил как сейчас где-то в предгорьях, укрываясь от ветра за плащ-палатками, колдуют над неизвлекаемой миной два офицера… и поблагодарил Бога за то, что он не сделал меня ни сапером, ни офицером.
— Это еще что! — вспомнил Резван, — я когда еще духом был, у нас в роте случай вышел… Ездили разминировать Хайратон.
— А он что? Был заминирован?! — я удивился тому, что какой-то сумасшедший душман рискнет ставить мину возле самой советской границы.
— Ну да, был. Еще при вводе войск. Наша же рота и минировала. Только это было года четыре назад и все, кто минировал давно уже ушли на дембель или заменились, а карту минных полей в штабе потеряли. Вот и работали щупами и миноискателями.
— Как это можно потерять документ из штаба? — не поверил я.
— Ты что? Первый год служишь? Ты нашей армии не знаешь?
Я служил не первый год, нашу армию знал как раз очень хорошо и поэтому сразу поверил. В штабе — могут. Если писарюга Певцов потерял совесть, то уж карту его приятель-писарчук потеряет непременно.
— Что там вышло, в Хайратоне-то? — подвел я Резвана ближе к теме.
— А-а… В Хайратоне-то? Да дедушка там наш один подорвался.
— Насмерть? — ужаснулся я такой глупой смерти.
— Зачем — насмерть? Руки оторвало. Обе. Вот так — повыше локтя, — Резван показал как саперу оторвало руки и мне стало нехорошо.
— Так он на своей же мине подорвался?! — меня передернуло от внезапного озноба.
— А какая разница? Мина — она мина и есть. Не разбирает кого взрывать.
Нехороший какой-то разговор вышел. Безрадостный. Вообще день получился неудачный. Если уж с утра не задалось, то к вечеру нечего ждать хорошего. К ужину саперы с разведчиками не вернулись. Наоборот, после обеда от разведки на Мазари ушло еще три бэрээмки и я видел, как экипажи заливали воду в термосы и получали сухпаи на складе перед выездом. Значит, там дело серьезное и разведка будет охранять саперов всю ночь и дальше — сколько потребуется. Но с другой стороны, раз выслали усиление на ночь, то все пока живы — мина еще не взорвалась.
Командир инженерно-саперной роты сумел снять мину и обезвредить фугас.
На следующий день часам к одиннадцати утра семь машин вернулись с выезда в полк…
Небольшую колонну из шести бэрээмок и одного бэтээра мы заметили издалека, еще до того как она свернула с бетонки к полку. Доехав до ворот КПП, все, кроме одной БРМ, повернули в парк, а экипаж оставшейся бэрээмки с такой яростью стал открывать ворота, что чуть не сорвал их с петель. Едва распахнулась только одна створка ворот, как механик дал газу и бэрээмка, дернув носом, понеслась к модулю полкового медпункта.
Мне было интересно узнать подробности разминирования: дело нерядовое — снять мину, поставленную на неизвлекаемость. Мне хотелось расспросить пацанов: как там дело обошлось? что они видели? Хотя за пятьсот метров от самой мины, конечно, видеть они могли немногое. За последними новостями к ПМП стягивались полковые пацаны. Заодно еще и поглазеть: кого там сегодня ранило.
Механик остановил БРМ возле входа в медпункт. Разведчики отворили двери десантного отделения и стало видно две пары ног. Тела лежали на сиденьях вдоль бортов, ногами к выходу из десантного отделения. Одна пара ног в неновых ботинках была забрызгана кровью, вторая, в солдатских сапогах, была в чистом хэбэ. Разведчики взялись за эти ноги и стали вытягивать тела наружу. Двое залезли в десантное и подавали.
— Хрена встал?! — огрызнулся на меня один, — Помогай!
Я принял убитого пацана подмышки и тут же по локоть перепачкался в его крови: у убитого не было головы и белая обломанная кость позвоночника торчала из хлюпающей бордовой жижи в воротнике.
Пацаны, окружившие бэрээмку, увидев тела убитых, стали стаскивать шапки. Желая как и я узнать подробности про выезд и про разминирование, они увидели смерть и замолкли, только широко распахнутыми от волнения глазами молча провожали убитых, пока их заносили в ПМП.
— Сюда, сюда несите, — показывал дорогу капитан медицинской службы, медик полка.
Его белый халат, накинутый поверх хэбэшки, тоже испачкался кровью.
Когда мы положили убитых на носилки и вышли, пацаны еще не расходились. Несколько десятков человек стояли перед дверьми, в которые только что занесли двух убитых. Бэрээмка взревела и, развернувшись на месте тронулась на стоянку в парк. Разведчики, опустив головы, побрели к себе в роту сдавать оружие. Было понятно, что они злы и опечалены. Любой, кто случайно зазевавшись попался бы у них сейчас на пути, принял бы на себя весь взрыв бессилия и стыда, накипевший в них. Бессилия, что не уберегли, не предупредили, не опередили смерть и стыда за то, что сами остались живы, хотя ни в чем и не виноваты.
Я осмотрелся: живот и рукава были в крови и нужно было срочно стираться. Я двинул за разведчиками и догнал Вадима.
— Кто? — я дотронулся до него.
Вадим нес автомат на плече, держа его за ствол, а другой рукой волочил по земле свой броник. В нем ничего не напоминало того бравого вояку, который попался мне навстречу вчера утром перед выездом.
— Замполит и дух, — буркнул он.
— Нормальный у вас был замполит?
— Душа-человек, — кивнул Вадим, — поэтому и жалко. Новый неизвестно какой будет.
— Как их?.. — у меня не выговорилось слово "убили".
Вадим ответил, продолжая идти, глядя себе под ноги:
— Уже за Мазарями. До Фрезы было рукой подать. Козёл из сухого арыка вынырнул, дал один только выстрел и снова нырнул. Мы и не увидели его и не поняли сначала что произошло. Стрелять… А куда стрелять? Нет никого. Ушел. Граната попала под башню. Башня цела, бэрээмка цела, а замполит и механик… Механику вообще голову оторвало.
Я представил себе как пацаны возвращались в полк. Высунув голову из люка механик ведет бэрээмку. Рядом сидит на броне замполит. Позади башни также на броне сидят разведчики. Настроение у всех приподнятое. Мину сняли. В полку обед и баня. День без занятий. Вечером — фильм.
И тут между замполитом и механиком влетает кумулятивная противотанковая граната.
Мы подошли к модулям. Вадиму нужно направо, мне налево.
— Ты это… — Вадим остановился, — механик был из вашего карантина. Тот самый, помнишь?
Я помнил.
На третий день существования карантина вечером в расположение зашел веселый старший лейтенант: замполит разведроты. Он поздоровался со всеми, отсыпал пару шуток и спросил:
— Механики-водители в карантине есть? Кому надоело сидеть в карантине, шаг вперед.
Ему ответили не сразу и он добавил:
— Ну, кто хочет служить в полковой разведке? Если есть механик — сегодня же зачислю в роту.
Вышел какой-то паренек, тихо мяукнул, что он-то как раз и есть механик, а на гражданке был трактористом в колхозе. Старший лейтенант отобрал у него военник, ушел в штаб, а через двадцать минут пришел обратно, вернул военный билет владельцу и позвал:
— Забирай вещи и пошли в роту.
Механик, счастливый и довольный, показывал товарищам свой военник, в котором черной тушью на пятнадцатой странице было проставлено, что он не какой-то там "рядовой Пупкин", а самый настоящий механик-водитель разведроты Н-ского полка в/ч п/п. Духи, которые оставались в карантине тогда очень завидовали механику: еще бы — он уже в своем подразделении. Теперь будет спокойно заниматься своим делом и ему не надо бегать на тактике, стрелять и окапываться. Провожая его, наверняка каждый из них думал: "скорей бы эта мура кончились — задолбали сержанты". А теперь…
Убитый дух пробыл в полку две недели. Это был его первый выезд. Обидней всего было то, что его убили под Мазарями.
Под Мазарями!
Рядом с полком!
До Мазари-Шарифа было меньше двадцати километров и выезд туда никогда не считался за боевой выход. Офицеры и прапорщики после получки совершенно спокойно ездили туда отовариваться в дуканах. Между полком и Мазарями еще стояли городок комендачей и блок-пост Фреза. Местность вправо и влево от дороги ровная как стол. Кто мог подумать что возле Мазарей, считай у нас под носом, могут обстрелять?
Я подумал, что Мазари-Шариф — самый северный город Афганистана. От Союза его отделяет восемьдесят километров ровной и безжизненной пустыни. Со сторожевой вышки глухой тихой ночью видно зарево на севере — огни Термеза. И если возле самой советской границы гибнут люди…
По рассказам дедов, последний раз полк обстреливали давно. Год назад. Какой-то сумасшедший на пикапе "Тойота" скинул с кузова брезент и выпустил по полку коробку патронов из ДШК. Прямо с дороги. Но, если бы он даже решился подъехать к полку в плотную и расстрелять КПП, то скорее всего он смог бы уйти безнаказанно: полк с северной стороны не охранялся. Позиции огибали полк подковой с запада, юга и востока. С севера полк позициями прикрыт не был и пока по тревоге поднимался бы личный состав, водители выгоняли из парка машины, экипажи занимали места — рисковый басмач на своей "Тойоте" успел бы доехать до Айбака.
И замполита было жалко: сразу видно — хороший был мужик. Пришел в карантин с шутками, прибаутками. Командира из себя не корчил, а нужного человека сразу нашел. Нашел и сразу же без волокиты уладил дела в штабе и перевел его к себе в роту. Повезло разведке с замполитом…