Самый простой способ прямо в строю унизить впередиидущего — это наступать ему на пятки. Получается больно и обидно. Впередиидущий не может развернуться в строю, чтобы выразить свое возмущение и вынужден продолжать движение с оттоптанными пятками. Для унижения способ эффективный, но тупой, потому что это слишком просто — топтать пятки. Во время хождения строем одна нога остается на земле неподвижной добрую секунду и для того, чтобы наступить на нее большого ума не требуется. Есть менее болезненный, но более обидный способ указать солдату его место. Когда при ходьбе опорная нога перестает быть опорной и в свой черед переносится вперед, первым делом от земли отрывается пятка, нога ставится сначала на носок, а потом в том же положении — носком к земле — переносится вперед. Подошва, таким образом, передвигается почти вертикально к линии горизонта. И если в тот краткий миг, пока нога уже оторвалась от земли, но еще не поставлена обратно, наподдать сапогом по подошве, то расслабленная стопа вылетает вперед почти как при строевом шаге.
Согласен, попасть точнёхонько по подошве идущего человека непросто. Но в больших городах, я слышал, есть такие специалисты, которые на ходу подметки срезают. Солдат же, не первый год шагающий в строю, становится просто профессионалом строевого шага и может попасть не просто по подметке, а точно в любой гвоздь на ней, по желанию.
Я понял, что меня хотят приземлить и указать мне, что я всего-навсего только черпак, а не дед или дембель. Становиться "на свой уровень" я не хотел, а наоборот, раз я с самого начала занял место в престижном конце строя, то теперь мне необходимо поставить себя так, чтобы в дальнейшем занимать это место уже безо всяких вопросов. Есть в армии простейший способ "поставить себя", отлично мне знакомый — я развернулся и наотмашь хлестнул пощечину шедшему позади меня чурбану. От неожиданности предпоследняя шеренга встала и замыкающие наткнулись на своих земляков, один из которых неожиданно получил от черпака по морде. Я этого не видел, но понял по отсутствию шагов у меня за спиной. Через несколько секунд чурки опомнились, догнали ротную колонну и один из них прошептал мне в спину:
— Тоска тебе, млядщи сирьжан. Тоска, да? После атбой модул лючче не прихайды. Вешайс. Поняль, да?
Я его понял.
Я его хорошо понял.
Я его понял настолько хорошо, насколько он и в детстве мечтать не мог, чтобы его узбекский язык мог понять славянин.
Я в армии служил второй год и способы решения конфликтов знал очень хорошо, а один из них опробовал совсем недавно в столовой на замкИ хозвзвода Коле Воропаеве. Конфликт надо гасить в самом зародыше, не позволяя врагу получить хоть краешек морального преимущества и не давая ему даже просто поверить в свое превосходство. Мысленно я отпустил чурбанам пятой роты полчаса жизни после обеда. Через полчаса после обеда я стану их убивать, иначе они меня станут убивать после отбоя.
Так зачем откладывать чью-то неминучую смерть?
Обед прошел спокойно и так же спокойно рота пришла в свое расположение… без меня. Я метнулся в палатку второго взвода связи, обрисовал ситуацию своему призыву, который тут же выразил готовность встать на мою сторону. По дороге к модулю пятой роты мы зашли в разведвзвод и прихватили Рыжего, а возле самого модуля к нам присоединился Аскер.
Я, Нурик, Женек, Тихон, Рыжий, Аскер — всего шесть человек против восьми чурбанов.
Силы равны
Держать речь, как зачинщику, предстояло мне. Остальные черпаки молча, без слов, одним своим видом показали, что поддержат меня в любой ситуации, как сильно я бы ни обострил саму ситуацию.
Давешние чурбаны, так ловко попадавшие мне по подметкам, сидели в модуле в проходе между кроватями.
Все восемь.
Четверо на одной кровати, четверо — на другой. В промежутке между кроватями были поставлены две табуретки, на которых лежали пачки печенья "Принц Альберт" и по кружкам был разлит чай. Видно было, что они пребывают в расслабленном, даже благодушном состоянии — только что хорошо поели, сейчас попьют чайку с вкусными хрустящими печенюшками, а после отбоя их всех ждет презабавное зрелище корриды, когда восемь дедов будут убивать одного потерявшего нюх черпака. По случаю теплой погоды и горячего чая ремней и хэбэшек на них не было и по их лицам было видно, что меня они не ждали, тем более не ждали меня во главе такой представительной делегации.
Я встал возле прохода и посмотрел на чурбанов сверху вниз.
Черпаки встали за моей спиной, контролируя фланги.
Чурбаны поставили кружки с чаем на стол и выжидающе посмотрели на меня — "Ну, пришел ты. И что дальше?"
Что дальше — я не знал. Заготовленные заранее слова усвистели из головы и знал я теперь только одно — я знал что готов и буду сейчас месить эти глупые, наглые, смуглые чурбанские хари во всю крепость своих кулаков, а потом пройдусь по ним сапогами. Я буду вышибать из них сгустки соплей и крови, как волк рвет клыками аорты могучих буйволов, но быть им в роте выше меня не дам!
Для начала, для завязки разговора, я двинул ногой по ближней табуретке — проливая чай на колени чурбанов и на застеленные одеялами кровати, кружки полетели на пол и посыпалось печенье.
— Значит так, уроды, — я задыхался от ярости и слова давались мне с трудом, — вас — восемь, я — один. Сейчас идем в парк и с каждым из вас я махаюсь один на один. До последнего. Пацаны не встрянут. Пацаны будут только следить, чтобы все было по-честному — один на один.
Трое чурок вскочили на ноги.
Женек с Нуриком отошли вправо, блокируя отход, Рыжий с Аскером сместились левее меня. Тихон остался стоять рядом со мной. На запястьях у черпаков уже были намотаны ремни и черпаки готовы были тут же пустить их в дело, если чурбаны сделают хоть одно неверное движение.
Трое чурок, правильно оценив обстановку, сели на свои места.
Встали другие двое.
Первый с лицом узбекского бая, уверенного в своей правоте от рождения, с крепкой фигурой молотобойца. Второй — явный казах с торсом-трапецией и узлами мускул на руках и теле.
— Выйдем, — спокойно предложили они мне.
Двое — не восемь. Я пошел за ними на выход из модуля.
— Останьтесь здесь, — первый обернулся на черпаков, — ничего не будет. Мы просто поговорим.
Пока мы шли за угол, я подмечал их нарочито медлительные движения и просчитывал кто из них первым меня ударит. За углом модуля первый сказал:
— Никто тебя в роте не тронет. Нам уже Аскер рассказал про тебя. Уводи своих друзей и больше не вытыривайся. Старший призыв надо уважать. Еще раз на дедов пыркнешься — никакие друзья тебе не помогут. Меня зовут Адам. Я водитель в твоем взводе. На операции будем ходить вместе.
Второй протянул мне руку:
— А я — Леха Адаев. Я — башенный у Адама. Тоже из четвертого взвода.
Адам закончил политико-воспитательную работу:
— То, что ты — мужик, мы и без Аскера знали. Мы видели как ты этого урода из хозвзвода уронил. И раз тебя из связи перевели в пехоту — значит, было за что. Мы — деды пятой роты. Стоять в строю будешь перед нами. До нашего дембеля. Какие вопросы в роте возникнут — обращайся сразу ко мне или к Лехе. Мы тебя поддержим. А теперь — свободен.
В модуль мы вошли втроем так, будто пять минут назад и не собирались биться насмерть. Пацаны моего призыва выжидательно смотрели на меня, изучали мое лицо и лица Адама с Лехой, но синяков ни на ком не увидели. Они молча смотрели на меня и ждали объяснений.
Я не хотел ничего объяснять. Откуда-то вдруг появилась такая усталость, будто я и в самом деле только что отстоял восемь раундов со свежими противниками.
— Пойдемте, пацаны, — сказал я своему призыву, — перекурим это дело.
21. Четвертый Интернационал
Как известно, Первый Интернационал создали Карл Маркс и его верный соратник Фридрих Энгельс. Третий Интернационал был основан лично Вождем мирового пролетариата В.И. Лениным в пику Второму. Четвертый Интернационал сколотил командир пятой роты старший лейтенант Бобыльков ранним апрельским утром 1986 года в северной афганской провинции Саманган на следующий же день после моего перевода в пехоту из взвода связи.
После полкового развода Бобыльков подозвал меня и приказал:
— Назначаю тебе командиром второго отделения четвертого взвода. Принимай машину, знакомься с экипажем, получай в оружейке закрепленный за тобой пулемет.
Я козырнул, — "Есть!", — и отправился принимать машину, знакомиться с экипажем и получать закрепленный за мной пулемет.
Главное, что меня приятно удивило, это слово "пулемет", которое я чутко уловил в приказе ротного. Как ни крути, а ПК таскать все же легче, чем агээс, хотя тоже — "не пряники". В нем поболе десяти кил, в этом пулемете.
Первым делом я отправился в парк принимать свой новый бэтээр под номером 350-2. Мой новый бэтээр, судя по виду, был далеко не нов и намотал на спидометр не меньше трех экваторов. Проще говоря, пробега у него было сильно за сто тысяч километров. Все люки у него были нараспашку, вездесущие мухи залетали в один люк и вылетали через другой, в зёв десантного люка можно было видеть верзилу башенного, неуклюже возившегося под пулеметами, и маленького белобрысого водилу, вольготно разлегшегося на передних сиденьях.
"Штепсель и Тарапунька", — хмыкнул я про себя.
Даже одного бегло брошенного взгляда на эту парочку было достаточно для того, чтобы понять: и водитель, и башенный стрелок — духи. Больше того, духи, которых некому воспитывать, а потому — оборзевшие.
— Оу! — окликнул я их снаружи, — оба ко мне. Бегом!
Духи лениво, как на досадную помеху своей безмятежной праздности, посмотрели на меня и стали выбираться из бэтээра. Такая тягучая манера покидания боевой машины меня устроить никак не могла:
— Отставить. Норматив выполнения команды "к машине" — четыре секунды. Ко мне. Время пошло. Отставить, на исходную. К машине. Отставить. На исходную. К машине. Оставить…
Через пять минут оба духа научились покидать бэтээр по команде старшего начальника именно в тот срок, который отводился им для этого Боевым уставом Сухопутных войск. Но осмысленного взгляда и необходимого блеска глаз на их лицах я еще не увидел. Значит, будем тренироваться.