У шибирганцев были чеки и пока они грузили муку я заслал молодого караульного в магазин, чтобы подсластить жизнь губарей югославскими карамельками. Можно было бы отвести их и в баню, но Малек нипочем не разрешит…
Служба четко расставляет каждого на свое место: и солдата, и офицера. Если пацан внутри с гнильцой — то быть ему в чмырях. Рано или поздно, как рассвет после полярной ночи, но он обретет свой настоящий, заслуженный всей своей тухлой жизнью статус. Если офицер — Офицер, то это тоже не скроешь. Такой не будет копаться в солдатском белье, лазить по карманам и ворошить личные вещи. Офицер будет заниматься боевой подготовкой подчиненных и ему по фигу какого цвета у них подворотнички, если подразделением перекрываются все нормативы. Если подчиненные заросли жирком, то офицер будет гонять их до полного изнеможения, выжимая из них как сок из лимона лень и робость. А если подразделение образцово несет службу, солдаты и сержанты знают свои обязанности и владеют воинской специальностью, командиру до фонаря чем бойцы образцового подразделения занимаются во внеурочное время.
Шакал всегда найдет к чему придраться. На него не угодишь.
В прошлый караул Малек нарвался по-серьезному.
Чтобы не гонять караул по тревоге в наше дежурство, Шкарупу из парка убрали. На его место поставили духа. Чем хороши духи? Тем, что они добросовестно, как студенты до первой сессии, относятся к своим служебным обязанностям. Чем плохи духи? Все тем же — излишней добросовестностью. Пока я мылся под душем, пока освежался после жаркого дня, пока пристраивался с книжечкой под фонарем, этот дух, охранявший стоянку полковых служб, обнаружил в "Урале" спящего водилу. У того ноги не поместились в кабине, он открыл одну дверцу и выставил их наружу. Часовой сначала увидел непорядок в виде кабины с открытой дверцей Потом увидел торчащие из кабины сапоги и, наконец, всего нарушителя, спящего под "баранкой". Ну спит человек и пусть себе спит дальше! Какое твое собачье дело почему он спит тут, а не в палатке или модуле? Пусть за него у командира роты душа болит. Такой же солдат как ты устал, не нашел в себе сил дойти до дома и встать на вечернюю поверку, поэтому решил заночевать прямо на рабочем месте. Оставь его в покое! Не тронь!
Нет!
Этот дух, не просто выучивший обязанности часового, но и чрезмерно близко принявший их к сердцу, стал действовать по уставу. Он подошел к караульному грибку, по телефону связался с караулкой и сообщил что на его посту обнаружен нарушитель. Начкаром как обычно стоял Малек и он рванул на шестой пост во главе тревожной группы. Прибежавшая тревожная группа, поняв, что в кабине спит не простой водитель, а его величество дембель Сухопутных войск, отошла и закурила в сторонке, ожидая от Малька команды возвращаться обратно в караулку. Малек такой команды не отдал, а вступил в пререкания с вышестоящим по сроку службы. Была уже глубокая ночь, воздух охладел и сгустился, и мне со своего поста даже за сто метров было слышно о чем они говорят, благо говорили они на повышенных тонах:
— Товарищ солдат! Прошу вас следовать за мной в караульное помещение! — предлагал глупости Малек.
— Тащ лейтенант, я лучше домой.
— Товарищ солдат! Вы пререкаетесь со старшим по званию, вдобавок — начальником караула! Прошу вас следовать за мной!
— Тащ лейтенант, давайте я лучше в роту пойду?
— Товарищ солдат!..
"Дурак этот Малек", — подумал я, — "нашел с кем связываться — с дембелем! Плехова, что ли, не слушал, когда тот доводил до личного состава жуткую историю о том, что три дембеля в Джелалабаде завалили замполита-старлея за то, что он им что-то поперек сказал? Никто из офицеров дембелей не трогает. Все понимают — психика на взводе. А этот дурак с огнем вздумал играть".
В подтверждение моих мыслей дембель, которому надоело пререкаться с глупым летехой, полез в кабину, достал из бардачка гранату, спокойно ввернул запал и с криком:
— Держи!
бросил его в ноги лейтенанту Тутвасину.
Не верил я, что такое может произойти — солдат в офицера метнет боевую гранату. Думал, постращает Малька, чтоб тот отцепился да и разойдутся с миром. Утром малек доложит командиру саперной роты, что один из его водителей пьяный ночевал в парке, ротный дознается кто именно и накажет виновного своей властью. Когда водила ввинчивал запал, я еще был уверен, что ничего страшного не произойдет, и потому спокойно наблюдал происходящее со своего поста, положив руки на автомат. Когда я увидел, что граната с выдернутой чекой полетела летехе под ноги, мир вокруг меня остановился и замер, а все дальнейшее происходит как при замедленной прокрутке киноленты.
Раз!
Граната полетела в ноги Мальку. Малек смотрит на гранату, видит торчащую из нее палочку запала без предохранительной чеки, оценивает опасность и успевает осмотреться вокруг себя.
Два!
Водила подныривает под "Урал" и оказывается с другой стороны.
Заваривший всю эту кашу часовой дух, стоявший во время разговора возле заднего борта машины, делает шаг в сторону и заходит за Урал, прикрывая себя от осколков кузовом и колесами двух задних мостов.
Малек начинает движение в сторону вкопанной неподалеку цистерны для технической воды. До цистерны метров двадцать и это — единственное укрытие для лейтенанта. Он не успеет забежать за машины, потому, что уже начал движение и резкая смена направления приведет к потери скорости и времени — граната рванет.
Три!
Водила вскакивает на ноги и бежит к забору, чтобы скрыться из парка.
Малек успевает преодолеть две трети расстояния до спасительной цистерны.
Мои глаза, кажется, сейчас лопнут от изумления.
Четыре!
Гулкий хлопок, хорошо слышный в густом ночном воздухе. За мгновение до хлопка Малек делает какой-то немыслимый кульбит и падает на брюхо позади цистерны, закрывая голову руками.
— Тук-тук-тук-тук-тук, — брызнули осколки по стальным бочкам наливников РМО.
— Тук-тук, — пара осколков выбили искры из цистерны, за которой залег лейтенант Тутвасин.
Меня парализовало.
Я стоял как истукан, не веря собственным глазам и ошарашенный происшедшим. Судя по звуку и стуку осколков, водила метнул в Малька эргэдэшку. Эфка, пожалуй, и до меня бы добила осколками.
Через минуту, разбуженные своими дежурными, перед ближайшими к парку модулями стали строиться саперы и разведрота. Еще через минуту рядом с ними встала четвертая рота. Через пять минут из своих модулей прибежали офицеры. Мне было невидно из-за забора, но я догадывался, что возбужденный Малек сейчас машет кулаками и что-то пытается сбивчиво объяснить. Еще через пять минут Роты образовали три цепи: Четвертая рота и саперы стали охватывать парк по периметру, а разведрота двинула на прочесывание парка. Всё как учили на занятиях по тактике. Еще через пятнадцать минут протрезвевший несчастный водитель был обнаружен в каком-то закутке и под охраной тревожной группы был препровожден в караульное помещение. Несколько шакалов двинулись в ту же сторону.
Увлеченный взрывом и ночной облавой я не заметил, что перестоял на посту лишних сорок минут. Вернувшись с поста и разряжая автомат на стеллаже, я через раскрытую дверь во дворик губы увидел приличную лужу крови возле крыльца. Мартын, стоявший выводным, вполголоса рассказал, что шакалы оторвались на пойманном водиле не по-людски, заперли его одного в камеру для подследственных и отобрали у него все ключи от камер, чтоб не дай бог выводной воды бедняге не подал.
Я подумал, что гранатами бросаться в офицеров — это, конечно, лишнее, но и Малек виноват. Зачем, спрашивается, полез к пьяному дембелю права качать? Кому и чего хотел этим доказать? Пересказать в сто первый раз гражданскому человеку воинский устав?
На фиг дембелю тот устав?
Доказать, что лейтенант по званию стоит выше рядового?
Так в том никто и не сомневается. В армии — лейтенант стоит выше рядового, а на гражданке лейтенант — никто. И капитан — никто. И майор.
После Приказа министра обороны дембеля начинают примерять на себя гражданскую жизнь и к пьяному дембелю подошел с вопросами именно "никто".
Дурак этот Малек и своей смертью он не умрет — или в бане запарится, или подавится.
С чего начался конфликт Малька с шибирганцами я не уследил. Что-то лейтенант Тутвасин сказал рядовым-губарям, что-то рядовые-губари ответили лейтенанту Тутвасину. Судя по всему, оторванные от цивилизации шибирганцы смотрели на вопросы субординации несколько иначе, чем это было принято в полку. Хотя, Малек и мертвого доймет…
— Выводной! — позвал меня взвинченный голос летехи, донесшийся из помещения губы, — Выводной, твою мать!
Я как раз обыгрывал Мартына в нарды и тому светил скорый и неизбежный "марс". Бросив зарики я удовлетворенно увидел "три-четыре", которых мне как раз не хватало для того, чтобы перекрыть кислород его шашкам
— Се-сад, — указал я Мартыну, — вернусь — доиграем. Мой ход.
Ну губе колотился мелкой дрожью Малек, глядя на троих притихших губарей и потрясая кулаками.
Губари стояли в глубине открытой камеры и мрачно исподлобья смотрели на начальника караула.
— Принеси хлорки, — скомандовал мне Малек, — Живо!
"Нормально он придумал", — усмехнулся я про себя, — "сегодня хлорки — им, завтра хлорки — мне. Так мы и будем ради шакальской прихоти морить друг друга как тараканов".
— Я сказал, принеси сюда ведро хлорки! — свирепел Малек.
Хлорка была в бумажных мешках во дворике губы возле сортирного скворечника. Там же стояло и ведро, в которое насыпали хлорку. Но морить хлоркой своих пацанов? Таких же срочников, как я сам?!
"Губа — не пыточная, а я — не палач".
— Никак нет, — отказался я выполнять глупый и бесчеловечный приказ опьяненного властью и злобой шакала.
— Ты что? Не понял? — тутвасинский кулак прилетел мне в скулу.
— Никак нет, товарищ лейтенант.
"Ох, не следовало бы вам меня кулаками угощать, товарищ лейтенант. Ну, ничего, доживем до операции…"