Да что говорить? Даже фляжка у меня на ремне и та — имущество роты.
Теперь умножьте это на шестьдесят и присовокупите предметы общего пользования, вроде табуретов и столов в ленкомнате и вы поймете, что командование ротой это одна большая и непреходящая головная боль.
Десятки матрасов, сотни простыней и полотенец, оружие, каски, бронежилеты, боевая техника и сотни, сотни других вещей за которые командир роты и никто иной несет ответственность перед партией и правительством.
Юсуп-ака стоял сейчас на крыльце потерянный и разочарованный в жизни. Он не досчитался доброй трети ротного имущества.
Правильно. Он и не должен был ее досчитаться. В роте был недокомплект. Несколько касок было утеряно еще до нас. Несколько бронежилетов вышли из строя. Несколько плащ-палаток сгорели от расхлябанности духов. Я лично сломал три штык-ножа, когда учился их метать.
Один бронежилет стоит девятьсот пятьдесят рэ. Не хватает шести. Ну и по мелочам: плащ-палатки, каски, штык-ножи, простыни, матрасы… Двух лет в Афгане Юсупу точно не хватит, чтобы рассчитаться с государством.
Все ждали, что скажет новый командир и он сказал неожиданное и мудрое:
— Офицеры, прапорщики — на месте. Сержантский состав — в ленкомнату.
Первая шеренга с красными лычками поперек плеч сделала два уставных шага из строя и гуськом потянулась в модуль на разговор с ротным.
— Ну, и как вы это можете объяснить, товарищи сержанты?
Юсуп спросил это без злости и раздражения, но с явной обидой, что его так подло провели и подставили.
А что тут объяснять? Бобыльков с нами по-человечески и мы к нему по-людски. Деды с черпаками бегали по друзьям и землякам из других подразделений и набрали под "честное слово через день вернуть все обратно" барахла даже с избытком.
Что тут объяснять салаге, только что прибывшему из Союза?
Нашему ротному нужно было замениться!
Для того, чтобы ротный заменился, Юсуп-ака должен был расписаться везде, во всех ведомостях, в том, что он роту принял "поштучно, по номерам, по комплектности". Два ротных, новый и старый, вместе со старшинкой ходили и считали. Считали и пересчитывали. Пересчитывали и сверяли. Три дня сверяли. Вчера утром все сходилось. Днем Бобыльков заменился, а вечером мы все вернули на место — другие роты не богаче нашей.
— Как будете служить, так будете и заменяться, товарищ старший лейтенант, — я высказался за всех сержантов.
— Фамилия?
— Командир второго отделения четвертого взвода сержант Семин.
— Семин остаться, остальные — в строй.
"Если он на меня руку поднимет, то я его, козла, прямо тут урою", — ничего доброго от нового ротного я не ждал.
— Вот что, сержант, — тон Юсупа стал неуставным, — Я тут человек новый, многого еще не знаю. Помоги мне собрать рюкзак, когда на операцию выезжать будем.
— Есть помочь собрать рюкзак.
Заметив недоверие в глазах Юсупа, я добавил:
— Да поможем, поможем, товарищ старший лейтенант. Не беспокойтесь. Командуйте ротой спокойно. Разрешите встать в строй?
В строю меня пихнули сзади нетерпеливые сослуживцы:
— Ну, чего? Чего он? Зачем оставлял?
— Да нормальный он мужик, пацаны. Не забивайте на него, — успокоил я их.
С этого утра жизнь покатилась кувырком.
Вечером мы заступили в караул, а на следующий день после обеда, перед сменой, особисты приволокли на губу двух черпаков с позиции в совершенно невменяемом состоянии.
Обкурились, придурки.
На трассе Хайратон-Кабул за Ташкурганским ущельем стояла позиция зенитчиков. Помимо стрелкового оружия, авторитета в глазах окрестной басмоты им прибавляла ЗУшка — зенитная установка из двух спаренных скорострельных пушек. Для Афгана ЗУшка была очень подходящим оружием, так как могла вести огонь и по горам и по дороге. Два долболета второго года службы, сидя на этой ЗУшке, "рубили фишку" по охране и обороне своего участка трассы и лежащего рядом с ним трубопровода. Чтобы скоротать часы сидения на посту, они, разумеется, долбанули чарса. Сколько они того чарса выкурили неизвестно, но клеммы у них окислились, потому, что они стали стрелять по идущему КАМАЗу нашего же полка.
Из пушек по тенту!
Орлы-зенитчики свое дело знали очень хорошо, во время учебных и зачетных стрельб нормативы выполняли на "отлично" и по движущейся цели попасть смогли. Да как попасть! Ювелирно! Не повредив кабины, разнесли тент в клочья.
Под тентом три молодых бойца везли белье восьмой роты и второго противотанкового взвода на полковую прачку. Всех троих порвало в клочья и в своем кузове КАМАЗ привез в полк огромный ворох окровавленного белья с безобразными кусками мяса на нем.
Особисты лично заперли двух уродов в камеру для подследственных на навесной замок, а ключ унесли с собой, пообещав каждые четыре часа выводить арестованных на оправку.
Три трупа.
Небоевые потери.
Через день новая небоевая потеря. На участке Хайратон-Фреза.
Ну, казалось бы, никаких происшествий тут быть не может. Трасса прямая и ровная. Справа и слева пустыня. Все просматривается на десятки километров вокруг, а горы, которые стоят за нашим полком, видны даже из Хайратона. Топи на газ и жми по прямой к этим горам. Доедешь до Фрезы, поворачивай налево и через пять минут уткнешься носом в полковые ворота.
Молодой воин заснул за рулем ГАЗ-66, выехал на встречную полосу аккурат под идущий КАМАЗ.
Кабина всмятку, водитель в лепешку.
Кто виноват в том, что дух заснул за рулем?
Сам дух в первую очередь.
Но еще больше — старослужащие РМО, которые гоняли пацана ночью, не дав ему выспаться перед рейсом.
Аскер учудил.
Взял и сошел с ума. То ли чарсом обкурился, то ли не вынес тягот и лишений воинской службы, то ли на операциях впечатлений набрался и не перенес в здравом рассудке.
Мы сначала не замечали за ним ничего такого: пацан как пацан. Наш обычный миляга-Аскер. Самый злой черпак нашей роты. Вот только…
Сидит, допустим, наш четвертый взвод за чисткой оружия. Все чистят и Аскер драит свой АГС. И вдруг он выдает:
— Здорово, Андрюх, — и руку протягивает.
— Здорово, Аскер, — жму я протянутую руку.
Через минуту он снова:
— Здорово, Елисей, — и здоровается на этот раз с Олегом.
И так со всеми подряд через равные промежутки:
— Здорово, Адам.
— Здорово, Мартын
— Здорово, Леха.
Со всем взводом раза по три поздоровается.
Так проходит день, другой. Аскер здоровается со всяким, кого ни увидит и не важно сколько раз за день человек попадется ему на глаза. На третий день Аскера в караул не берут и оставляют в роте, а на утро после смены караула он выходит из берегов.
Полковой развод.
Первая шеренга полка алеет лычками.
На десять шагов впереди строя стоит линейка прапорщиков.
Дальше всех — офицеры полка. Перед ними триумвират: Дружинин, Сафронов, Плехов.
Полкан ставит задачу на день.
И тут из строя, будто дело идет в диспетчерской или на общем собрании колхозников, выходит Аскер и топает нестроевым прямиком к полкану. У всего полка подбородки ударяются о грудь, потому, что выходить из строя это неслыханно и на такую дерзость никогда бы не решились лихие из лихих и дерзкие из дерзких. Весь полк, распахнув варежки, смотрит, как наш Аскер обходит офицеров и идет к командиру полка. Последним в полку бьет челюстью о грудь сам Дружинин, потому что впервые за пятнадцать лет службы видит военного, вышедшего из строя на разводе. Аскер, глядя ясным взором на сурового командира, говорит слова, которых мы слышать не можем, полкан указывает рукой в сторону штаба и Аскер отправляется туда. Заканчивается развод, к Аскеру подходят Дружинин и Сафронов и приглашают его внутрь. Еще ротные не успевают поставить задачи своим подразделениям, как мимо плаца в сторону штаба идут три пацана с автоматами, к которым примкнуты штык-ножи — караульные бодрствующей смены. Они уводят опечаленного Аскерчика на губу.
На этом приключения Аскера не оканчиваются, а лишь доходят до середины. Потому, что наша рота заступает в караул через два дня на третий и весь этот день у Аскера выходной. В самом деле: кто-нибудь решиться удержать на губе черпака из своей роты? Аскер, хоть и спятил, но соображает, что если он пойдет в штаб, то его вернут обратно на губу. Потому, что он уже ходил в штаб во второй раз неизвестно зачем даже с губы. Аскер идет в парк, долго бродит там среди своих и чужих машин и ищет непонятно что. Обратно на губу он приносит МДЗ от КПВТ и начинает царапать на стене свое имя, как и положено губарю. Если человек хочет увековечить память о своем пребывании на гауптической вахте, то никто ему в этом препятствовать не в праве. Пусть царапает. Беда в том, что МДЗ имеет разрывную пулю. Так и расшифровывается — мгновенно действующий заряд. Пуля втыкается в цель, срабатывает от удара и разлетается осколками, поражая живую силу противника. Как и положено пуле МДЗ калибра 14,5 мм, она сработала — разорвалась прямо в руках у Аскера, оторвав ему кисть.
Аскера комиссовали.
Раненый и контуженый в боях герой Афганистана вернулся на родину.
Вот кого нам было жаль, так это Аскера. Злой черпак, надежный солдат и хороший друг.
Через месяц после возвращения с армейской три новых лихоманки обрушились на пятую роту, второй батальон и весь доблестный стрелецкий полчок.
Во-первых, наша геройская пятая рота с первого места скатилась на двадцать седьмое. Мне стало обидно и я пошел к Акимову за разъяснениями:
— Разрешите обратиться тащ старшлетнант?
— Ну, обратись, — разрешил он.
— Товарищ старший лейтенант, — начал я без обиняков, — а что за фигня происходит?
— Какая фигня?
— А такая! Мы всего только как месяц вернулись с армейской. Только три недели как заменился Бобыльков, и теперь мы — на двадцать седьмом месте?!
— А что такого?
— Как что такого?! — возмутился я спокойствию офицера, — Рота — та же самая. Пацаны — те же самые. Молодые в роту не приходили, а августовские дембеля еще не уволились. Офицеры — те же самые. Заменился всего только один человек, а рота уже в хвосте всего полка. Не можем мы быть худшими в полку!