ность. В этом я, да, виновата. Будь я поосмотрительней – ничего бы не случилось. Да еще моя несдержанность подвела… Кто меня дернул за язык нахамить русскому вождю? А потом я ведь еще его и прибить пыталась… Жалко, что не прибила. Тогда бы хоть обидно не было. Ну, лишили бы меня жизни в отместку, ну да ничего не поделаешь. Все равно жить вот так – все равно что не жить. А теперь эти русские еще и в выигрыше, я перед этими тупыми дикарками оказалась плохой, а они хорошими, добрыми и справедливыми. Теперь все они найдут себе еще по паре-тройке послушных жен, которые с радостью выполнят любые их пожелания.
Проклятье, как же болит! Почти два месяца прошло – а полегчало ненамного. Мерзкий русский щенок – лучше бы он мне сразу в лоб выстрелил… А уж сколько крови мне потерять пришлось из-за этого ублюдка! Теперь у меня часто голова кружится и ноги подгибаются.
Ну что ж, если удастся выкрутиться из этого положения, я уже буду умнее. А теперь мне надо делать вид, что я раскаиваюсь. Я, конечно, плохая актриса… Но и русские не бог весть какие психологи.
Никогда я не смогу понять их «гуманизм». Зачем-то они притащили в племя каких-то обезьян, и называют их людьми. Ну понятно, что это неандертальцы – так они ведь никак не могут быть равными нам! Они уродливые, с низкими лбами, выдающейся головой, приземистые и косолапые. Я на них без отвращения смотреть не могу. Зато наша Люси носилась с ними как клуша с цыплятами. Детенышей их на руки брала, сюсюкала – ха-ха, и это наша мадмуазель, воинствующая феминистка! И куда весь ее феминизм подевался? Прямо мать Тереза, а не известная стервочка Люси д`Аркур…
Итак, вернемся к размышлениям о моем будущем. Свои перспективы я могу оценить как средне-паршивые. Зима скоро закончится, и с наступлением тепла меня должны будут изгнать, но наверняка весной будет много работы и поэтому вожди не захотят терять такой ценный кадр как я. Три раза: «Ха!» Естественно, меня поставят на самые грязные работы – трудотерапия ведь, как же, для психически неуравновешенных особ… Так что – здравствуйте, сортиры или что-то подобное. Ладно – мне придется выполнять все, что от меня требуется, причем безропотно. Что же дальше? Дальше мне придется притвориться хорошей девочкой и совершить какой-нибудь подвиг (Люси как раз возвысилась при подобном раскладе, последую ее примеру). Какой подвиг – пока не знаю, но надеюсь, что подвернется что-нибудь… Ну, или сама подстрою какой-нибудь несчастный случай, а потом кого-нибудь спасу… Да, именно так, почему бы и нет? Они увидят, что я «исправилась» и снова доверят мне что-то ответственное и не слишком грязное… Так, а что потом? Ведь за мной будет особый надзор в любом случае… Так что я буду очень, очень осторожна… Я не буду действовать столь открыто и найду, чем запугать этих дикарей. О да, теперь уж я не попадусь так глупо. Знаю – второго шанса мне никто не даст. А жить-то хочется; и не просто жить, а жить хорошо, то есть среди власть имущих, а не среди рабочего быдла…
В данный момент половина племени ушла на Большую Охоту. Люси они взяли с собой (чтоб она сгинула), и мне теперь приходится иметь дело с противной русской докторшей. Она обращается со мной холодно и грубо, показывая каждым жестом и словом, насколько сильно меня презирает.
– Как твоя рука? – спросила она меня однажды, неприветливо гляди из-под сведенных бровей. – Не болит?
– Болит, – честно ответила я.
Она внимательно посмотрела в мои глаза, усмехнулась и сказала:
– Ну, раз болит, значит, ты живая. Только у мертвых ничего не болит…
Я вздрогнула от этих ее зловещих слов. Конечно же, она давала мне явный намек, что все могло кончиться гораздо хуже… А она некоторое время скользила по мне своим проницательным взглядом – так, что по мне неприятные мурашки забегали – и затем снова усмехнулась и задумчиво произнесла:
– А не выдать ли тебя замуж, девушка-красавица?
Вот уж точно не нашлось бы других слов, способных поразить меня настолько сильно. Замуж?! Меня?! Это за какие такие заслуги мне будут давать столь щедрые авансы? Поскольку мужчин в племени мало, а половозрелых особ женского пола много, выйти замуж, пусть даже пятой или шестой женой, считается большой удачей и социальным успехом. Но почему русской врачихе пришла такая мысль именно в отношении меня и кого она видит в качестве моего будущего мужа?
Я надолго задумалась, пытаясь разгадать эту загадку, но ответа так и не нашла, или же просто побоялась найти.
23 февраля 2-го года Миссии. Пятница. Полдень. Дом на Холме
Ольга Слепцова
Как приятно возвращаться к цивилизации после двух месяцев походной жизни, наполненной холодом и неудобствами. Как хорошо с дорожки пойти с подругами в жарко натопленную баню и с помощью лыкового мочала, жидкого мыла и горячей воды смыть с себя накопившуюся двухмесячную грязь и въевшуюся в кожу лица копоть очагов…
После бани, чувствуя во всем теле необычайную легкость, я легла на набитый сухой травой матрас в нашей комнате, предназначенной для девушек-француженок, пока еще не вышедших замуж, и лежала так, предаваясь блаженному безделью, пока те, кто оставались дома, разгружали притащенные УАЗом сани-волокуши, нагруженные так, что на последнем этапе путешествия по ними чуть было не трескался лед. Или мне просто так показалось, потому что пока мы пересекали Гаронну (а на середине реки лет всегда тоньше, чем у берегов), оба наших вождя были как всегда спокойны и почти равнодушны, чего не могло быть в случае настоящей опасности провалиться под лед. Первую роль в разгрузке волокуш, конечно же, играют неандерталки, которые могут много взять и нести эту тяжесть, почти не уставая.
Одним словом, поход был успешен, и мы привезли с собой много бизоньих шкур, пригодных для изготовления крепкой обуви, которой катастрофически не хватает. Также мы добыли шкуры северных оленей и шкуры овцебыков, из которых выходит хорошая одежда. Пока мы находились в охотничьем походе, остававшиеся дома женщины и девушки почти закончили переработку запасенных лососевых шкур на рыбью замшу (очень интересный, знаете ли, материал, и изготовленные из него вещи выглядят по-настоящему стильно). И вот теперь у них впереди новая работа. Правда, шкура бизона во много раз толще и грубее шкуры лосося, и для ее обработки нужна недюжинная сила. Но я думаю, вождям известно, где такую силу взять, ибо неандерталки давно уже страдают от мысли, что им никак не найдется дело, в котором они были бы незаменимы для племени, не только приютившего их, давшего стол и кров, но еще и сделавшего равными среди равных.
Но главной добычей этого похода стали взятый живым молодняк зубров, овцебыков и, самое главное, лошадей; а также три взрослых кобылы, которых нашим мужчинам удалость заарканить, а потом уговорить вести себя достаточно мирно для того, чтобы их можно было оставить в живых. Что самое удивительное – больше всех маленьким жеребятам и телятам радовалась совсем маленькая, на глаз не больше девяти-десяти* лет, девочка Вероника. Она их и обнимала, и целовала и трепала за загривки, как будто они ее самые лучшие друзья. Она же, став какой-то взрослой и деловитой, лично проследила за тем, чтобы все животные были размещены по стойлам, накормлены и напоены. Скоро наступит весна, молодняк животных выпустят попастись на травку, а пока их рационом станет запасенное с прошлого года сено. Пройдет еще год-два – и у нас действительно будет стадо ручных бизоних, которых еще предстоит превратить в коров десятилетиями тщательной селекции. С лошадьми в этом смысле гораздо проще, потому что они ближе к идеалу. При этом Сергей Петрович говорит, что уже этой весной мы не только будем запрягать пойманных лошадей в телегу и в плуг, но еще и потихоньку приучать их к седлу.
Примечание авторов: * Веронике только-только должно исполниться девять лет, но прожив почти год на свежем воздухе, при идеальной экологической обстановке и хорошем питании, она выглядит несколько старше своего возраста, тем более что ее партнером по играм в догонялки является подрастающий жеребенок, для которого это не игра, а норма жизни.
Тогда же и там же,
Люси д`Аркур – медсестра, свободная женщина и уже почти не феминистка.
Вот мы и вернулись. Надо же – а я, оказывается, скучала по Племени… И сейчас была до слез счастлива снова видеть всех, кого мы покинули, уходя на охоту. Моя подруга и начальница Марина сердечно обняла меня, а затем утащила пить чай – наверное, ей не терпелось поделиться новостями и услышать о моих впечатлениях. Видно, что она скучала без меня.
Мы сидели в ее кабинете и потягивали душистый напиток – только Марина умела так вкусно заваривать травы. По ее лицу было видно, что она очень рада видеть меня живой и здоровой. Да, мы сильно привязались друг к другу. И, хоть Марина обычно не демонстрировала своей сентиментальности (а, наоборот, старалась казаться суровой), я вполне отчетливо улавливала ее истинную суть – суть тонкого и ранимого человека. Она то и дело прикасалась к моей руке, и в глазах у нее сияла искренняя радость. Живот ее был огромен и уже опустился – значит, родов можно было ожидать со дня на день.
– Ой, Люсь, дождалась-таки я тебя… – говорила она, облегченно вздыхая, – уж думала, сама у себя буду роды принимать.
Она хохотнула, но я поняла, что она действительно была не на шутку обеспокоена, ведь, по ее подсчетам, рожать ей предстояло еще в начале февраля. Стало быть, перехаживает…
Да, представляю, как ей было страшно – рожать впервые в сорок лет, причем в совершенно диких (в смысле, нецивилизованных) условиях.
Она уловила беспокойство в моих глазах и тут же, очевидно, желая себя подбодрить, рассмеялась и сказала:
– А я тут сон недавно видела, Люсь… Будто поймала я здоровенную рыбину… Она бьется, вырывается, я еле держу – и наконец выскальзывает из моих рук. И, представляешь, даже упасть не успевает – вместо этого прямо тебе в руки падает! И ты ее держишь, довольная такая, к сердцу прижала, она и затихла. Я гляжу – а это и не рыба вовсе, а ребенок! Люськ, а Люск… что бы это значило, а? – и Марина, раскрасневшаяся, улыбающаяся, хитро мне подмигнула.