Итак, к утру пятого мая «Отважный» был спущен на воду, отведен к заводи у Старой пристани и там, поскольку даже в каменном веке с пустыми руками в гости не ходят, загружен подарками для клана Северных Оленей. Поскольку свой металл, и это еще в лучшем случае, в племени должен был появиться только в конце лета, в основном подарки состояли из деревянных и гончарных изделий. Выточенные из липы гребни, липовые же деревянные ложки, а также керамические горшки и блюда-сковородки были вполне пригодны для того, чтобы варить еду на открытом огне или на углях, а не путем забрасывания в кожаную емкость раскаленных камней. И опять же, там где суп, пригодятся и ложки. Ну и, конечно, драгоценнейшие в местных условиях запасы соли и жидкого мыла с запахом хвои. Когда Северные Олени имели такую возможность, они были весьма чистоплотны, а мыло для гигиены подходит куда лучше, чем разведенная водой древесная зола. Вождь Ксим и прочая родня Фэры должны были достаточно высоко оценить эти подарки и оказать всю посильную помощь в добыче белой глины.
Был в этом наборе и еще один подарок, правда, не столь ценный. В вечное изгнание отправлялась мадмуазель Жебровская. Все-таки вожди вместо стандартного «иди на все четыре стороны» гуманно прописали этой особе ссылку в племя Северных Оленей без права возвращения обратно. В том, что по местным меркам это действительно крайне гуманный ход, и самой Жебровской и Сергею Петровичу с Лялей предстояло убедиться в самом ближайшем будущем. А пока этапируемая преступница выглядела ужасно расстроенной и заплаканной, как будто ее как минимум отправляют на гильотину. Она-то до самого последнего момента рассчитывала, что вожди сжалятся, смилуются и не станут отправлять ее к дикарям.
Зато остальные участники похода пребывали в хорошем настроении. Гуг и участвующие в походе полуафриканки были полны гордости и оптимизма, да так, что их носы задирались до небес. А то ведь как же – шаман Петрович отобрал их в элиту элит, команду плавучего дома, которому нипочем никакая вода, и который движется куда хочет тарахтящим духом мотора. В то же время Сергей Петрович предчувствовал, что ему придется помучиться с необученной командой, но в любом случае он был уверен в своих силах. Ведь первое плавание у них выходило чисто речным, и в ходе его команда могла поднабраться опыта перед морскими походами. Хотя… осенью ведь Алохэ-Анна и некоторые ее товарки уже участвовали в морском походе за солью, причем с точки зрения погоды не в самое лучшее время, и показали себя в качестве матросов самым наилучшим образом. Именно поэтому на этот раз команда «Отважного» и была по большей части укомплектована полуафриканками. Что же касается Ляли и Люси, то первая уже имела опыт одного большого похода и всемерно доверяла своему мужу, а вторая, если и волновалась, но ничем не выдавала своего волнения, потому что не хотела показывать свою слабость перед мужем и его младшими женами. Для них она всегда должна оставаться высшим существом и образцом для подражания.
Итак, под приветственные крики провожающих полуафриканки выбрали якоря, отдали швартовы и оттолкнули корабль шестами от пристани, разворачивая его носом на выход из Ближней. Едва это было сделано, Сергей Петрович запустил мотор, после чего на малом ходу вывел «Отважный» на речной простор Гаронны. Первый в этом году поход начался.
Тогда же и там же
Люси д`Аркур – медсестра, замужняя женщина
Стою на палубе и смотрю задумчивым взглядом на проплывающий мимо пейзаж. Подумать только – это та же самая Франция! И вот ведь странно – я ощущаю сожаление, что в моем мире все это безнадежно обжито людьми… Асфальтированные дороги, огороженные набережные, и кругом – суетливая цивилизация в виде домишек, кафешек, магазинчиков, газозаправочных станций… Дикая природа нравится мне гораздо больше. Она заряжает энергией, бодрит и неизменно радует глаз. Она создает ощущение свежести, юности и непорочности. Говорят же «девственная природа»… Так весь этот мир – девственный, не испорченный технологическим прогрессом… Какой тут воздух! Я когда-нибудь смогу надышаться? Каждый вдох – словно глоток эликсира бессмертия.
С некоторых пор я стала понимать, как мне повезло, и теперь ощутила это особенно остро. Стать участницей чуда, по-настоящему попасть в Каменный Век! Стать свидетельницей зари человечества… Познакомиться с такими необыкновенными людьми, которым удалось исподволь, без давления, фундаментально изменить мое мировоззрение! «Ага, – саркастически подсказывает мое второе Я, уже не воинствующее, способное только на ехидные замечания, – и забеременеть от мальчишки-дикаря, который даже читать не умеет, выйти за него замуж и составить его гарем!»
«Ну и что! – отвечаю я своему второму Я (о да, я научилась отстаивать перед ним свое мнение) – зато я счастлива! Все оказалось совсем не так, как я думала вначале. И замужем быть удобно, и в гареме весело, и муж у меня замечательный, горячий, влюбленный в меня по уши!»
«Ну-ну…» – лениво хмыкает второе Я и замолкает. Вот и пусть молчит! И не мешает мне наслаждаться моментом.
А момент действительно эпический. Ничего не могу с собой поделать – чувствую я себя настоящей принцессой… Стою на палубе, машу остающимся на берегу, шлю самым дорогим воздушные поцелуи – мадам Марине, Ольге. Супруг обнимает меня за талию, то и дело трется носом о мою голову. Он гордится мной… Любит обнимать меня вот так, всем напоказ. Я поначалу смущалась, а потом перестала. Нравятся мне его прикосновения… И, между прочим, я им тоже горжусь! О таком муже можно только мечтать. Все, как я хотела – и животик мой слушает, и капризы исполняет, и с радостью разделяет все мои постельные пристрастия… Добрый он, сильный, справедливый, умный – даром что дикарь. Уверена – родись он моим современником – учиться ему в Сорбонне… Все острее я осознаю, как он дорог мне. И чего я так сопротивлялась? Сейчас сама себя не понимаю…
Он стоит за моей спиной и легонько покусывает мое ухо. Но на нас никто не смотрит. Мы покидаем «родимый берег»… Момент торжественный, и непроизвольно я начинаю мысленно просить у небес благословения нашему предприятию. Я знаю, что они, небеса, благосклонны к нам…
7 мая 2-го года Миссии. Понедельник. Полдень. коч «Отважный» двигающийся вверх по течению реки Дрон, притока Дордони, окрестности современного города Ла Рош Шале.
Истину, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти, Сергей Петрович знал давно, но теперь он мог еще раз убедиться в ее справедливости на собственном примере. Если сравнивать зимнее лыжное путешествие и нынешнее плавание, то даже против течения под мотором он делает день за три – то есть за светлое время от одной якорной стоянки до другой проходя расстояние, равное трем зимним лыжным переходам. И при этом обстановка почти курорт, знай себе держись чуть в стороне от стрежня, где самое быстрое течение и следи, чтобы не нарваться на плывущую навстречу корягу, ствол дерева, утопший комлем в иле или топкую илистую отмель. Правда, последнее, при минимальной осадке коча, идущего в неполном грузу, это уж вряд ли. Такие отмели, с глубинами меньше чем по пояс, видны издалека – и по изменению цвета воды, и по бурлящим над ними перекатам.
Но иначе зачем еще нужны впередсмотрящие, которые парами в две смены стоят на баке, меняясь через каждый час. С места рулевого, если вытянуть шею и привстать на цыпочки, Сергей Петрович может увидеть две обтянутые кожаными мини-юбочками очень загорелые задницы. Иногда это его молодые полуафриканские жены Ваулэ-Валя и Оритэ-Оля, а иногда это еще более молодые жены Гуга Каирэ-Кася и Суэрэ-Инна. Сергей Петрович сначала удивлялся – почему Марина Витальевна все-таки разрешила выйти замуж этим двум голенастым костлявым цыпам, но потом понял, что по-иному никак не получалось, потому что обе эти юные полуафриканочки, уже познавшие мужчин и нашедшие в них особую сладость, активно искали мужского общества…
Искали они его ровно до тех пор, пока с помощью женсовета не нашли его в объятьях Гуга. Вот он, мускулистый красавчик, похожий на молодого Шварценеггера, стоит с копьем в руке и, в отличие от своих жен-впередсмотрящих, вглядывается не вперед прямо по курсу, а в заросший плакучими ивами отлогий берег по правому борту. При этом он постоянно морщится, потому что тарахтение мотора мешает ему вслушиваться своим чутким слухом первобытного охотника в то, что творится в лесу. К тому же Майга, ранее дремавшая в некоем подобии будки, устроенном на корме, вылезла из своего убежища и обратила морду в ту же сторону, в какую был обращен внимательный взгляд Гуга. Видя такое единомыслие между охотничьей собакой и человеком, который тоже был прирожденным охотником, Сергей Петрович передал штурвал Алохэ-Анне, которую он успешно обучал на рулевого, и подошел к Гугу, спросив того, что его насторожило.
– Там охота, – указал Гуг рукой в сторону берега, – очень плохая охота. Очень много охотник за один человек. Человек бежать к берег река, охотник бежать за ним. Быстро бежать, скоро быть здесь.
– Ляля, – крикнул Петрович в трюмный люк, – оставляй готовку и малыша на девочек, бери свою «Сайгу» и моего «Мосина» и лезь наверх. У нас неприятности…
Примерно через минуту из люка появилась Ляля, нагруженная «Мосиным», «Сайгой», а также несколькими брезентовыми подсумками, половина которых была битком набита патронными пачками к Мосину, а оставшиеся снаряженными пятипатронными магазинами к «Сайге». Слова Гуга она слышала, и что такое люди, которые охотятся на людей, представляла себе прекрасно. Если такие объявились по соседству, то от этого соседства нужно как можно скорее избавляться. Следом за Лялей наверх поднялись Ваулэ-Валя и Оритэ-Оля, вооруженные мачете-кукри и своими знаменитыми резными дубинками. Уже после них появилась мадам Люся собственной персоной, за неимением другого оружия вооруженная медицинской сумкой.
– Что случиться, мсье Петрович? – спросила она. – Какой опасность грозить нам?
– Пока не знаю, Люся, – ответил Сергей Петрович, – но твой муж встревожен, а я доверяю его чутью. Он говорит, что в том лесу творится что-то нехорошее. Люди охотятся на человека, и жертва бежит как раз в нашу сторону.