О Жебровской мы больше не вспоминали. Действительно, ее словно никогда и не было с нами. В моих снах она больше ни разу меня не беспокоила, и значит, эту страницу жизни можно было считать перевернутой.
А еще во время плавания произошло очень радостное событие – правда, значительным оно было исключительно в рамках нашей семьи. Мой ребенок зашевелился в чреве! Это произошло однажды утром, когда мой муж уже проснулся и собирался вставать. Я ощутила легкие толчки в животе и замерла, прислушиваясь. Да-да, это было оно самое! Новая жизнь заявляла о себе – слабо, но отчетливо…
Я схватила руку мужа и приложила к своему хоть и маленькому, но уже заметно выступающему животу. Мы оба лежали неподвижно, затаив дыхание в ожидании толчков. И вот малыш снова пошевелился! Он словно почувствовал руку отца и радостно застучал ножками…
– Ты слышал? – возбужденным шепотом произнесла я, повернувшись к мужу лицом и вглядываясь в его глаза.
– Да! Я слышал! – радостно закивал он, и в утренней мгле засияла его широкая белозубая улыбка. – Наш сын!
– Почему ты думаешь, что это мальчик? – спросила я.
– Я не думаю, я знаю, – заявил мой любимый дикарь с уверенным видом, подтвердив свой феноменальный талант изящно использовать смысловые нюансы русского языка.
– Откуда? – не унималось мое любопытство, в то время как сердце билось от радости, от новых восхитительных ощущений.
– От духов, – на полном серьезе ответил мой муж. – Они сказали мне об этом.
Несколько мгновения я лежала молча, не зная, как реагировать на такое странное заявление. Попадающие в наше племя туземцы продолжали верить в духов – месье Петрович этого отнюдь не запрещал. В их представлении духи управляли миром, и от их воли зависело само Мироздание. Духи бывали добрыми и злыми, несущими жизнь или разрушение. Незатейливая мудрость религии туземцев плохо воспринималась нашим охристианенным разумом, но все же блистали в ней порой ослепительные крупицы чистейшей, универсальной истины…
– Да как же они тебе об этом сказали? – Я не собиралась просто так отступаться, хотя и видела, что муж не особо настроен продолжать эту тему. Но он же мой муж! И он не отвертится от вопросов. Не успокоюсь, пока все не выясню. Надо же, как интересно – мой милый общается с духами…
Гуг вздохнул. Поморгал. Помолчал. Потом стал рассказывать:
– Я просил духов послать нам сына. Есть великий Эйдо – он самый большой и могучий дух, над всеми духами он главный.
– Добрый? – прошептала я, заинтригованная таким началом, – расскажи мне о нем… очень интересно…
– Эйдо стоит над добром и злом, он дух равновесия, – вдохновленный моим интересом, вещал мой муж. – И поэтому именно к нему я и обратился… Он редко слышит просьбы, к нему никто и не обращается, потому что он сам решает, как устроить дела в этом мире. Этот дух наблюдает сверху и вмешивается только тогда, когда нарушается порядок… Для него порядок – это равновесие, и это действительно так, хотя для людей порядок – это совсем другое. Но он – великий дух, а мы – люди.
Я слушала мужа так внимательно, как никогда. Мы лежали на палубе; над рекой плыла утренняя дымка, и казалось, что весь мир, кроме нас, еще спит… Муж рассказывал мне о неведомом божестве по имени Эйдо, и мне открывались удивительные вещи в мировоззрении обитателей юной земли…
– Эйдо поддерживает мир в правильном состоянии. Ведь если чего-то станет меньше, а чего-то больше, мир может погибнуть… Иногда так и бывает, но Эйдо вовремя вмешивается и исправляет перекос. Ты понимаешь?
– Да, я понимаю… – сказала я.
Мне вспомнилось, как еще в начальной школе мы, малыши, с интересом слушали рассказ учительницы о том, к какой катастрофе может привести исчезновение на земле, например, кровососущих насекомых. Вполне хрестоматийный пример; он заставлял нас понять тот простой факт, что все существующее – необходимо, что во всем есть баланс, на котором и держится, в частности, жизнь на Земле и Мироздание в общем.
Надо же – оказывается, и древние люди задумывались о подобных вещах! Кроме того, они наблюдали за разными природными явлениями, делали выводы, искали объяснение… Через слова моего мужа мир Каменного Века открывался мне в каком-то новом свете. И все больше я проникалась уважением к этим аборигенам, которые уже в те времена умели философски мыслить, которые стремились найти истину в суровой действительности, что окружала их… И просто удивительно, насколько поэтичными и мудрыми были их представления, насколько богатым и развитым был их духовный мир…
Мой муж предстал передо мной в каком-то новом свете. Почему он раньше не рассказывал мне ничего подобного? Наверное, потому, что, как и другие туземцы, считал нас более развитыми в духовном плане, более умными, и просто стеснялся говорить об этом. А впрочем, может быть, попросту не было случая… Не знаю. Как оказалось, я очень плохо знаю своего мужа… И это меня неожиданно порадовало. Значит, мне всегда будет интересно с ним.
А он тем временем продолжал:
– Я подумал, что Эйдо не откажет в моей просьбе. Ведь в нашем племени слишком много ойо – ну, женщин, девушек… Так что я просил его послать нам сына. И потом он пришел ко мне во сне, в окружении духов земли, и сказал, что он послал нам мальчика… Ну вот…
Гуг замолчал. Он, подложив одну руку себе под голову, а другую мне на живот, с легкой улыбкой смотрел в светлеющее небо. На его лице были написаны мечтательность, довольство и глубокое удовлетворение жизнью.
Я тоже молчала, думая на сказанными словами. Я всегда мыслила рационально, и сейчас эта рациональность подсказывала мне, что мой муж может ошибаться, что он никак не может знать, какого пола наш ребенок. Но что-то другое, иррациональное, подсознательное, торжествующим гласом перекрывало этот слабый голос – оно возвещало, что муж прав, что все именно так, как он говорит. Что за мистика…
Чтобы избавиться от этого непривычного и немного пугающего меня чувства соприкосновения с чем-то потусторонним, я спросила:
– Дорогой, а… у этого Эйдо есть жена?
Дурацкий вопрос. Но почему-то он меня и вправду интересовал. И мой муж, даже не моргнув глазом, ответил:
– Есть.
– Как же ее зовут?
– Похоже на твое имя, – он улыбнулся, глянув на меня.
– Ну и как? – Я приподнялась на локте, сгорая от любопытства. Надо же – у супруги самого могучего божества имя почти как у меня, а я об этом даже не знала…
– Лиу-ис. Ее зовут Лиу-ис, – ответил муж.
– А кто она? – продолжала я выспрашивать.
Но, кажется, муж уже был настроен вставать.
– Просто жена, – ответил он и поцеловал меня. После чего принялся вставать…
Тот момент особой интимности и откровения стремительно улетучивался в лучах зачинающегося рассвета. Что ж, теперь я хотя бы знаю, что мой муж способен пофилософствовать при свете угасающих звезд, и ничто не помешает нам повторить это в будущем…
Мы приближались к дому. Это был волнительный момент для всех. Экипаж в полном составе сгрудился на палубе; каждый вглядывался в берег нашей обетованной земли, ставшей родной для нас, и мысли от предвкушения встречи с близкими пьянили радостью наш разум.
О да, они все стояли на берегу, у самой кромки воды – мадам Марина, и месье Андре и даже старый месье Антон, со своей седой бородой, а также наши французские школьники и жены-лани месье Петровича и моего супруга. Ветер доносил до нас счастливые возгласы и голоса возбужденные грядущей встречей. Туземки со всей непосредственностью принялись отвечать стоящим на берегу радостными воплями. Затем они принялись орать еще громче и прыгать от радости; и только суровый вождь и мой муж, исполненные солидности и благолепия, махали руками и улыбались. Ну а мы с Лялей визжали и скакали в толпе туземок – и в этом неистовстве выражали то, как сильно мы соскучились по своим, и как рады теперь видеть их всех живыми и здоровыми, радостно встречающими нас.
И вот мы сходим на берег. Боже, как это было трогательно… Мы обнимались и расцеловывались с теми, кого так долго не видели. Первым делом меня заключила в свои объятия мадам Марина. Она все никак не могла отпустить меня, все спрашивала, то и дело пытливо заглядывая в глаза: «Ну как ты, Люся? Все нормально? Точно? Как малыш? Все в порядке? Шевелится? Ты хорошо питалась?» а все ее вопросы я только кивала и вновь обнимала ее. Потом к ней присоединилась мадам Ольга (было видно что ее семейная жизнь протекает тоже вполне счастливо) – теперь они обе обнимали и тискали меня, наперебой задавая вопросы: «Ну как сходили? Все хорошо?»
Гуга, радостно гомоня, облепили наши белые женушки. Я смотрела на эту картину с умилением. Потом мои юные «сестрички» переключились на меня. Обнимали, терлись носами. Я едва сдерживала слезы умиления. Клянусь – никогда ранее, в прошлой жизни, я не чувствовала такой радости при возвращении домой! Эта радость прямо клокотала в мне. Когда я наобнималась с самыми близкими, я принялась приветствовать остальных. Неандерталки были очень тронуты, когда я и их тоже сердечно обняла. Чистенькие, причесанные, здоровые и ухоженные – они были такими милыми в своей мускулистой неуклюжести! По ним было заметно, что они прекрасно освоились в нашем племени и чувствуют здесь себя своими. До чего же все хорошо!
Когда утихли первые восторги, всеобщее внимание обратилось на наше новое «приобретение» – на Виктора Леграна. Люди шушукались, поглядывая на юношу, который всем своим видом представлял разительный контраст с членами племени Огня. Он имел растерянный вид и с любопытством и настороженностью озирался вокруг.
Постепенно возбуждение улеглось. Вечером мы с мадам Мариной и Ольгой сидели в ее комнате и все никак не могли наговориться. Естественно, моих подруг весьма интересовала личность молодого француза. Я вкратце обрисовала им ее. И, наконец, мне был задан давно ожидаемый вопрос, который задала Мадам Марина.
– Ну а как там поживает Жебровская? – спросила она, – Вы пристроили ее за хорошего мужчину?
Вздохнув, я поведала о печальной судьбе нашей диссидентки. Подруги поахали, посокрушались – и вскоре забыли об этом. Ведь существовали гораздо более приятные темы для разговора…