– На все воля Господа! – важно произнес отец Бонифаций. – Но, как и достопочтенный Виллем-воин, я тоже думаю, что умереть в бою мы всегда успеем; сначала нам надо попробовать договориться. И даже если это самые закоренелые язычники, то среди них тоже попадаются добрые люди…
– Пусть будет так, мы пойдем на эту встречу втроем – я, отец Бонифаций и Виллем-воин, – произнесла я и повернулась к своему сыну. – А ты, Эмрис, ступай к остальным и будь готов бежать вместе с ними, если наши переговоры окажутся неудачными. Ступай и помни, что мы все тут надеемся на тебя, ведь ты у нас почти взрослый.
Два часа спустя. «Отважный» у побережье Корнуолла.
Сергей Петрович внимательно рассматривал в бинокль приближающийся берег. Наблюдаемая картина отчетливо припахивала шизофренией. Представьте, что вместо ожидаемых людей каменного века – в шкурах и с прочими атрибутами первобытнообщинного строя – вождь Племени Огня видит вполне цивилизованно одетое (по сравнению с хроноаборигенами) трио. Не найдя другого объяснения, Петрович пришел к заключению, что это очередные попаданцы. После встречи с Виктором де Леграном было бы логично допустить, что в этот мир могут провалиться выходцы из любой эпохи.
Вождь вглядывался в этих людей, пытаясь хотя бы приблизительно определить, откуда родом эти трое (в смысле, из какой эпохи). В центре композиции стояла дама (на ум Петровичу пришло слово «матрона») – светловолосая, в темно-коричневом платье, поверх которого был накинут темно-зеленый плед, расчерченный на квадратные клетки белыми и желтыми полосами. Эта матрона, без сомнения, здесь большой начальник – об этом свидетельствовала ее стать и манера держаться (это было видно даже на расстоянии), кроме того, из-под ее пледа выглядывала рукоять меча, а это совсем не женский аксессуар. Слева от матроны – вот те нате! – стоит явный христианский монах или священник в грубой рясе грязно-коричневого цвета и с большим деревянным крестом на груди. Ну просто настоящий, бескорыстный служитель Божий – в своей простоволосости и босоногости, с сурово-одухотворенным лицом. Справа, как противовес ему – явный воин-ветеран. Если вы видели одного такого, то считайте, что видели их всех. На вид ветерану лет пятьдесят или около того. Гладко выбритый подбородок, висящие чуть не до груди рыжеватые усы с проседью. И плед той же расцветки, что и на матроне, под которым виднеется яркая рубашка в желто-оранжевую клетку, стянутая в талии наборным поясом, на котором висят меч и кинжал. Дополняли костюм мешковатые штаны в темно-синюю полоску и красная цилиндрическая шапка, одновременно похожая и на турецкую феску, и на ночной колпак. Весьма яркий, надо сказать, персонаж. Петрович подумал, что если он и в самом деле профессиональный воин, то отсутствие у него в руках или где-нибудь поблизости таких атрибутов, как копье и щит, говорит о том, что встреча планируется сугубо мирной и никаких вооруженных инцидентов не предвидится.
Да неужели ж это кельты? Петрович усмехнулся. Да уж, от этих людей за версту несло кельтской родоплеменной знатью (одни клетчатые пледы чего стоят). Пока вождь с интересом рассматривал в бинокль своих будущих визави, Виктор де Легран спустился в каюту и несколько минут спустя вернулся опоясанный перевязью со шпагой, что сразу сделало его похожим на молодого д`Артаньяна.
– Месье Петрович, – сказал он, сделав галантный поклон в сторону Люси, – учтите, что эти люди не будут разговаривать с людьми низкого происхождения, у которых на поясе не висит меч, как бы хорошо они при этом ни были одеты…
Выслушав перевод, Петрович похлопал себя по висящему на бедре мачете-кукри и спросил, достаточно ли этого оружия для представительных целей или непременно требуется шпага, как у самого Виктора, которая все время путается в ногах и тем самым мешает своему владельцу ходить.
– Думаю, что этого будет достаточно, – так же устами Люси согласился Виктор, – но только скажите мадам Ляле, чтобы во избежание негативных нюансов она тоже была при оружии. И еще – пусть месье Гуг отдаст один из этих своих длинных ножей мадам Люсе. Она тоже дворянка и имеет право выступать перед этими людьми с гордо поднятой головой…
Немного подумав, Сергей Петрович согласился. Ведь в самом начале мачете-кукри как раз и задумывался скорее как знак принадлежности к некоей общности Прогрессоров, чем как утилитарный бытовой инструмент. Конечно же, мачете на поясе должны носить и Ляля, и Люся; он же должен сейчас спуститься в каюту, взять последний запасной кукри, чтобы, пока есть время, торжественно вручить его Алохэ-Анне, произведя ее таким образом в старшие помощники капитана. Ведь это благодаря ее стараниям на корабле царит идеальный порядок, а девочки буквально ходят по ниточке, без разрешения опасаясь даже чихнуть.
Тогда же. Гвендаллион, вдова Брендона ап Регана, временная глава клана Рохан
Корабль был уже совсем близко и все мы с напряженным вниманием рассматривали людей, которые стояли на его возвышенной носовой части, куда не долетали брызги воды из-под форштевня. Очень странный корабль и очень странные люди, ничуть не похожие на саксов. Про корабль Виллем-воин сказал, что впервые видит такую конструкцию. Не имея гребцов, корабль все равно очень ходко бежал к берегу на одних парусах. Те же люди, что находились на борту, своими гладко выбритыми лицами отдаленно напоминали римлян, которые вдруг с туник и хламид перешли на варварские одежды со штанами. Очень неплохо пошитые, надо сказать, одежды – сидели они на своих хозяевах ладно, как вторая кожа.
Правда, с головы до ног в костюмы такого вида были одеты только трое – две молодые девы (одна из которых держала на руках младенца) и похожий на друида мужчина средних лет с круглым улыбающимся лицом. Для служителей христианского бога, вечно погруженных в мрачные думы, этот человек был слишком веселым и жизнерадостным. К тому же одежды, не имеющие изображений креста, говорили, что скорее это князь этих людей, чем служитель Всевышнего. Помимо этих троих знатных людей на носовом возвышении стояли два молодых воина – брюнет и рыжий, одинаково одетых в беленые полотняные рубахи и кожаные штаны с такими же кожаными сапогами. Брюнет, худощавый как мой сын Эмрис, был вооружен висящим на поясе длинным узким мечом. Но больше всего поражал его рыжий приятель, плечистый и мускулистый; помимо висящего на поясе короткого меча, в правой руке у него было зажато массивное толстое копье (рожон), пригодное для охоты на диких быков. Все же прочие на борту этой странной ладьи были смуглыми мускулистыми белозубыми девками, одетыми в кожаные штаны до щиколоток и кожаные же нагрудные повязки. Удивительные создания! Они смотрели на нас, скалили зубы и, наверное, лопотали что-то друг другу на своем языке.
И это зрелище было настолько не обычным и устрашающим, что отец Бонифаций двумя руками выставил вперед свой крест и забормотал латинские молитвы, прося у Господа нашего защиты и покровительства, а также чтобы навеянный дьяволом морок развеялся как утренний туман. Но морок развеиваться не пожелал – наверное, потому, что у Господа нашего нет власти над Берегом Мертвецов, а может, оттого, что этот корабль и его странная команда и вовсе не являются ничем таким потусторонним, как может показаться. В странном месте должны обитать странные люди; но люди, а не исчадия ада, в противном случае здешний ветер нес бы запахи серы и адского зловония, а не морской соли и гниющих на берегу водорослей. Правда, со стороны приближающегося корабля было слышно какое-то странное тарахтение, но в нем не чувствовалось ничего угрожающего или потустороннего.
Тем временем князь чужаков склонился к уху своей спутницы (той, что с ребенком на руках) и произнес несколько слов. Было видно, что он расстроен и встревожен действиями отца Бонифация, хотя и не испытал от христианской молитвы ни малейших неприятных ощущений. В ответ на его слова женщина кивнула, соглашаясь со своим спутником, и передала ребенка смуглой служанке, которая унесла его куда-то внутрь корабля; воины между тем как бы ненароком положили руки на рукояти своих мечей, проверив, насколько легко они выходят из ножен. Расстояние до корабля было уже таким небольшим, что я хорошо видела, что эти люди оскорблены проявленным к ним недоверием. Виллем-воин, видимо, тоже думал так же.
– Падре, – сказал он на ухо отцу Бонифацию, – еще немного, и вашими трудами наше спасение станет нашей же погибелью. Вы разве не видите, насколько эти люди уязвлены вашими подозрениями в их адрес. В молодые годы я побывал за Узким морем (Ламанш) в Арморике (французская Бретань) и слышал там, что далеко на юге, за Египтом, есть страна, где живут люди такие черные, будто их намазали сажей из очага. И это им совсем не мешает быть крещеными и веровать в Господа нашего Иисуса Христа.
Отец Бонифаций со вздохом опустил крест и покаянным тоном произнес:
– Прости меня, сын мой, попутал меня Нечистый. Во искупление обязуюсь перед ужином триста раз прочесть «Отче Наш» и триста раз «Богородице Дево радуйся». Быть может, Господь наш Иисус Христос и мать его Дева Мария наставят меня на путь истинный и вразумят, как мне быть и что делать в этом проклятом месте…
Тем временем команда из смуглых девок на корабле сноровисто убрала паруса (оказалось, что это крайне просто, не в пример римским либурнам), странное тарахтение утихло, и нос корабля с разгона выскочил на мягкий песок берега чуть в стороне от сетей, поставленных Марвином-рыбаком. Отлив был почти в разгаре, так что через какое-то время странный корабль должен был снова всплыть, отдавшись на волю ветра и волн. Но как бы то ни было, пришло время начинать разговор. Сначала я окликнула пришельцев на думнонийском диалекте кельтского языка – никакой реакции. Они только пожали плечами, показывая, что не понимают нас. Потом Виллем-воин попробовал различные германские диалекты готов, франков, саксов и бургундов, которые он выучил во времена своей молодости – и тоже никакого успеха. Ну почти никакого, потому что юноша-брюнет с разрешения своего князя попробовал нам ответить, но только на этот раз его не поняли уже мы. И вот, наконец, отец Бонифаций заговорил на латыни – и оказалось, что как минимум двое пришельцев понимают и даже говорят на священном языке нашей святой матери-церкви.