— Секрет, — отвечала она. — Для тебя — секрет.
— Я очень падкий до секретов! — воркующе заявил шофер. — Так как же вас звать?
Алексею нравился веселый водитель, да, видно, и женщина слушала его не без удовольствия.
Машина свернула с тракта, вдоль которого тянулись телеграфные столбы, и поехала по едва видимой колее в сторону леса. По бокам ее торчали на высоких шестах пучки сена — вехи. Тут уж шоферу пришлось вцепиться в руль двумя руками. Машина раскачивалась с боку на бок на кочках: должно быть, ехали они по пашне, присыпанной снегом.
Вдруг сильно тряхнуло, перед машины пополз в какую-то канаву, скрипнули тормоза. Шофер открыл дверцу, высунулся, а потом и вовсе стал на подножку. Со второй машины, которая шла за ними, кто-то крикнул ему:
— Куда тебя, дурака, понесло? Не видишь, где вехи?..
— Вехи, вехи! — огрызнулся их шофер. — Какие это вехи? Тут и дороги вовсе нет! На чужом горбу легко в рай ездить! Давай ты вперед, а я за тобой подамся!
Второй «студебеккер» проехал слева от них — шофер сплюнул ему вслед, захлопнул дверцу и проворчал, усаживаясь:
— Тоже мне указчик! Деревня!..
Минут через десять въехали на лесную поляну, где уже стояла вторая машина. На поляне возвышались поленницы дров, неподалеку от них чернел вход в землянку. Над землянкой курился из жестяной трубы дым — здесь жили заготовители дров.
— Грузите, нечего прохлаждаться! — хмуро сказал длинный тощий мужчина, еще совсем молодой, в белом полушубке с погонами младшего лейтенанта.
Оказалось, младший лейтенант приехал на втором грузовике, вел его лично. Он был каким-то начальством, потому что пока Алексей с женщинами кидал дрова в кузов, младший лейтенант не переставал отчитывать их шофера. Когда одна машина была нагружена, командир сел за руль, предупредив напоследок шофера:
— Смотри, Климентьев, заберешь дрова — и сразу домой! Чтоб без фокусов, понял?
— Понял, понял! — отмахнулся Климентьев.
А когда младший лейтенант уехал, шофер сказал ему вслед:
— Мало ли что — сразу домой!..
И ушел греться в землянку.
Алексею и без печки было тепло: накидать две машины дров чего-нибудь да стоило! Вдвоем со своей соседкой они подавали сырые тяжелые поленья на борт, где их принимали две другие женщины. Напарница Алексея, которую он про себя назвал не-Маруся, работала ловко, споро. Была она крепкая, несмотря на малый рост, и Алексей напрягался изо всех сил, чтоб не показаться слабей ее. Но он был явно слабей, задыхался, обливался потом, а не-Маруся будто не замечала его усилий, ворочала и ворочала поленья. Наконец одна из женщин, пожилая, чернобровая, в мужском пальто, сказала:
— Будя! Почти до краев! Зови извозчика, Стюра!
Не-Маруся, которая оказалась Стюрой, поправила платок и, загребая снег валенками, потопала к землянке. Алексей в изнеможении опустился на бревно, снял шапку, вытер влажный лоб. Несмотря на мороз, от него пар валил, как от лошади, потная рубаха прилипла к спине. Противная мелкая дрожь гнездилась в икрах ног. Да, тут работа была, пожалуй, не легче рытья окопов.
Начинало смеркаться.
Из землянки пулей, словно его вытолкнули в спину, вылетел шофер Климентьев, за ним следом вышла Стюра.
— Че пихаешься? — повернулся к ней Климентьев.
— Иди, знай! — веско произнесла Стюра.
Злой как черт Климентьев заглянул в кузов и произнес с издевкой:
— Ну деревня! Что так мало нагрузили?
— Куда тебе больше? — возразила чернобровая женщина в мужском пальто. — Кубов восемь и так есть!
— Грузи еще, нечего рассусоливать! — отрезал Климентьев. — А то развелось тут начальников, чуть что — руки суют!
Пришлось снова приниматься за поленья. Но видно, Климентьев куражился больше из-за обиды, потому что скоро скомандовал:
— Хватит! Дорвались!..
Женщины слезли с машины, сбились в кучу, весело переговаривались. Затем Стюра насмешливо сказала шоферу:
— Счастливо доехать, курносый! Мотри, в канаву не опрокинься!
— А вы? — удивленно спросил Алексей. — Вы разве не едете в город?
— Нас сюда на десять дней направили, милок, — сказала женщина в мужском пальто. — Ты разве не с нами?
— Я завтра домой уезжаю, в колхоз!
— А как же десятник сказал, что ты с нами четвертый будешь? — впервые проявила Стюра интерес к Алексею.
— Ты больше верь десятнику! — живо откликнулась пожилая. — Это такой прохиндей — я его не первый год знаю! Наш, камышинский… — И обратилась к Алексею: — Коль надо, ты езжай, чего уж!..
Женщины гуськом направились к землянке. Шофер Климентьев посмотрел им вслед и проворчал:
— Стюра! Имя какое-то собачье!..
— Так здесь называют Настю, — счел нужным объяснить Алексей. — Настя, Настюрка, Стюра…
— Тоже мне — Стюра! — сердито произнес шофер. — Садись, поехали!
Машина с натужным ревом, с металлическим звоном, который, казалось, шел из самого нутра мотора, ползла вверх, к шоссе, медленно преодолевая уклон. Алексею она казалась живым существом, сильным и добрым, наподобие рабочего слона, который, не жалуясь, тащит на себе огромную тяжесть.
Грузовик шел на первой передаче. Климентьев теперь не шутил, не разговаривал, он напряженно всматривался вперед, вцепившись руками в руль. Быстро темнело, дорога уже едва угадывалась в наступающей темноте. Наконец впереди, наперерез им, мелькнул и исчез свет автомобильных фар, и Алексей догадался, что там — шоссе. Он уже видел телеграфные столбы, до них оставалось метров сто, не больше, как вдруг «студебеккер» стал медленно заваливаться на борт. Климентьев рывком нажал на тормозную педаль, но это не помогло: грузовик сполз правым задним колесом в какую-то яму. Шофер выскочил из кабины, обежал вокруг машины несколько раз, пиная кирзовым сапогом по скатам. Возвратился в кабину, сел за руль, завел мотор и стал пробовать выкарабкаться из канавы, но это ему не удалось. Тогда он еще раз вылез, обежал вокруг кузова, покопался где-то сзади, забрался снова в кабину и сказал:
— Была не была!..
На полную мощность взревел мотор, машина дернулась вперед, и вдруг двигатель заглох, словно захлебнулся на вдохе. Климентьев нажал на педаль стартера, стартер завыл: гув-гув-гув! Но мотор не заводился. Еще и еще нажимал шофер на педаль, но результат был тот же.
— Ну-ка, встань! — скомандовал он Алексею. — Под сиденьем заводная рукоятка, дай мне!
Алексей нашел среди инструмента длинную рукоятку, протянул Климентьеву. Тот вышел из кабины, попытался прокрутить вал. Вал не прокручивался. На лице шофера была написана растерянность.
— Что она, зараза? — спросил он с недоумением и злостью.
Снова взялся за рукоятку, но результат был тот же: вал не проворачивался. Климентьев выпрямился, постоял-постоял и сплюнул.
— Все! — сказал он.
Забрался в кабину, захлопнул дверцу.
— Все! — поворил он. — Капут! Капец! Каюк!
— Что все? — с испугом спросил Алексей, хотя уже догадывался, что машина поломалась.
— Трамвай дальше не пойдет!..
Шофер зачем-то включил и выключил фары.
— Что ж будем делать? — спросил он сам себя и тут внимательно посмотрел на Алексея. — Тебя как звать?
— Алексей.
— Вот что, Алексей: мотор сдох, надо машину взять на буксир. Понял?
— Понял.
— Я пойду за тягачом, а ты останься, покарауль машину. Понял?
— Понял. А тягач где?
— Где-где? Где ж ему быть, как не в автобате! Думаешь, тягачи тут валяются на каждом повороте? Ты не дрейфь, я мигом смотаюсь! Туда и обратно!
Отсюда до города было не меньше десяти километров, так что «мигом» не могло получиться никак. Алексей подумал, что Тамара, Авдотьич ждут его, и сказал шоферу:
— Мне завтра утром домой ехать. Вся бригада уедет, как я один буду добираться?
— Что ты! — деланно засмеялся Климентьев. — До завтра ты еще выспаться сумеешь, десять снов увидишь! Я ж быстро — туда и обратно!
Алексей вспомнил писклявого десятника, который подобными словами уже соблазнял его сегодня, и предложил:
— Вы закройте кабину на ключ и пойдем вместе: все равно я вам не нужен.
— Ты что? — вскричал шофер. — Ты умом чокнулся, что ли? Если я брошу машину, ее проезжие шоферюги по винтику разберут, растащат! Тебе что, машину не жалко?
Машину Алексею было жалко.
— Останься, покарауль! — продолжал упрашивать Климентьев, и его прежде такое самоуверенное, курносое лицо стало униженно-просительным. — Даю гарантию: через два часа я буду здесь с тягачом!
Очень не хотелось Алексею, но он согласился. В конце концов, если он возвратится даже не через два часа, а через четыре, все равно будет еще не поздно, часам к десяти Алексей вернется к своим.
— Молодец! — обрадовался Климентьев. — Ты парень что надо! Сейчас я приведу все в порядок и подамся. Может, попутка прихватит, тогда я вообще быстро доберусь!
Он вылез из кабины, вышел и Алексей. Климентьев открыл краник, спустил воду из радиатора. Упругая струя горячей воды полилась на снег, расползаясь темным пятном, клубы пара вздымались над радиатором.
Алексей оглянулся: позади, в низине, был лес, впереди простиралась снежная равнина, на которую уже опустились сумерки. Дул довольно крепкий морозный ветер, мороз, как видно, к ночи становился злей, и Алексею стало не по себе. Остаться одному в этом пустынном поле ему не улыбалось никак, но и отказываться было уже поздно. Алексей поспешил снова забраться в кабину.
— Смотри, не вздумай уйти в землянку! — пригрозил напоследок Климентьев. — На тебя оставляют большие материальные ценности, понял? Ну жди, я пошел!
И он ушел вверх по дороге к шоссе и вскоре растаял в темноте. Алексей остался один. Двигатель уже остывал, но в кабине пока еще было тепло. Алексей стал рассматривать различные кнопки на приборном щитке, тем более что сейчас ему никто не мешал это делать. Нажал на одну кнопку — она не поддалась. Тогда он ее дернул на себя — кнопка легко выдвинулась из щитка на длинном стерженьке, а весь приборный щиток осветился изнутри. С испугом Алексей задвину