Такая перспектива Алексею вовсе не улыбалась. Но не мог он и отказать младшему лейтенанту, который посылал его отоспаться в землянку. Беспокоило Алексея лишь то, что односельчане уйдут одни, не дождавшись его, — об этом он и сказал младшему лейтенанту. Тот подумал немного и пообещал:
— Если уйдут, я тебя лично довезу на машине до райцентра. Спросишь в автобате Самойленка — тебе укажут, где меня найти.
— Договорились.
— Ты ел что-нибудь? — поинтересовался командир.
— Ничего не ел, — признался Алексей.
— Это хуже, — озаботился Самойленок. — Главное, и у меня нет ничего.
Он оглядел кабину, порылся в инструментальном ящике — там были какие-то бумаги, два ключа, клок ветоши. Младший лейтенант встал, поднял сиденье и среди болтов и гаек увидел пачку концентрата: суп-пюре гороховый.
— Не густо, — произнес он огорченно. — Это, брат, не пожуешь!..
При виде концентрата у Алексея засосало под ложечкой.
— Я мог бы… — несмело начал он.
— Что? Концентрат? Да бери, пожалуйста. Только варить негде.
— Ничего, я и так съем! — заверил его Алексей.
— Ладно, оставайся, карауль, а я пойду. Потерпи еще немного, скоро придем на выручку!
Младший лейтенант Самойленок кивнул и вылез из кабины.
И снова Алексей остался один. Первым делом он разорвал плотную вощеную бумагу, в которую был завернут гороховый концентрат, и отломил кусочек, попробовал. Горох показался ему необыкновенно вкусным. Мало-помалу, отщипывая и отламывая по кусочку, бережно подбирая каждую кроху, чтобы не пропала зря, он съел всю пачку концентрата. В животе сразу потеплело, и даже в кабине вроде стало не так холодно. Сквозь стекла начал пробиваться серый зимний рассвет — теперь можно было ждать.
20
На квартиру к хозяйке он вернулся только к полудню: хотя и думал, что помощь придет скоро, но тягач появился лишь часам к одиннадцати. Пока вытаскивали машину на тракт, пока ползли на прицепе, времени прошло много, и Алексей с тревогой гадал: ждут ли его?
Но только вошел в комнату, сразу понял, что односельчане уехали: в горнице было прибрано, солома больше не валялась на полу и вся горница показалась необычно пустой и большой. Дорожный мешок Алексея сиротливо лежал на лавке.
Хозяйка возилась возле печи: собиралась, видно, обедать.
— Приехал! — повернула она к нему свое темное лицо, и Алексей впервые заметил в ее глазах приветливость. — Ушли твои земляки, еще до свету поднялись. Наказали, чтобы ты догонял их.
Алексей был огорчен: готовился к этому, а все равно было обидно оставаться одному.
— Они будут меня ждать в районе? — спросил он.
— Да и не то, чтобы обещали, — уклончиво ответила хозяйка, вынимая из печи чугунок со щами.
Взяла с посудной полки две глиняные миски, поставила на стол, рядом положила деревянные ложки, отрезала две краюхи хлеба.
— Садись, пообедаем.
Алексей замялся: с едой у хозяйки всегда было негусто, и потому он отказался:
— Спасибо, я не хочу.
— Будет врать! — сурово перебила его хозяйка. — По глазам вижу, какой сытый! Дорога не близкая, с голодным брюхом далеко не уйдешь.
Второй раз уговаривать себя Алексей не заставил: вымыл руки и сел к столу. Пока хлебали щи, хозяйка рассказала, что постояльцы торопились домой. Они разделили продукты и оставили Алексею его долю («вон там, в мешке»), а еще просили передать, чтобы Алексей догонял их, рассчитывали, что успеет.
— Только не догнать тебе их: они в районе были утром, часов в восемь. Не будут они тебя ждать, домой пойдут, чтобы пройти засветло побольше. Ты уж переночуй, а завтра тоже с утра отправишься.
Алексей колебался. В словах хозяйки был здравый смысл, но, может, односельчане ждут его в райцентре? Тем более, младший лейтенант Самойленок обещал дать машину…
Он сказал все это хозяйке и решил, что уйдет сразу после обеда.
— Ну иди, коль решил! — вздохнула хозяйка. — А не застанешь их — возвращайся. В степь на ночь глядя не ходи: время лихое, да и зверье, сказывают, шастает…
Алексей пообещал. Сборы в дорогу были недолгие. Он попрощался с хозяйкой, она обняла его, перекрестила и отвернулась, смахнув слезу.
В автобате Алексею указали, где найти Самойленка. Младший лейтенант тут же окликнул пожилого степенного солдата, сидевшего в кабине старенькой полуторки.
— Поедешь на этой машине! — распорядился Самойленок. — Будь здоров, парень! Спасибо, что выручил ночью.
— А шофер, Климентьев, где? — поинтересовался напоследок Алексей.
— Он свое получил, будь спокоен. Прощевай!
Алексей забрался в кабину «газика», и они поехали. Тесная кабина, крытая парусиной, не шла ни в какое сравнение со «студебеккером», но все равно Алексей радовался, что все складывается хорошо. Полуторка резво катила по замерзшей Волге, лавируя между нагромождениями льда и застрявшими в пути машинами, обгоняя сани, то и дело попадавшиеся в пути. Скоро они выбрались на противоположный берег и въехали в райцентр.
Алексей знал, что если его ждут, то ждут возле райисполкома. До последней минуты в нем теплилась надежда, что земляки еще сидят в этом здании. Но надежда исчезла, как только он вошел в холодный, зашарканный сотнями ног учрежденческий коридор. Нет, в таком коридоре никто не станет сидеть весь день, если за это время можно пройти километров двадцать пути к дому….
Он вышел на улицу. День уже перевалил на вторую половину. Алексей понимал, что до темноты ему далеко не уйти, а быть одному в степи ночью — страшно. И к хозяйке возвращаться неудобно: попрощался уже. К тому же вернуться в город означало, что завтра опять придется идти в райцентр, а это — лишняя потеря времени.
И вдруг у него мелькнула мысль: а не разузнать ли насчет Орлят?.. Чем ждать, что Лобов пошлет кого-то, не лучше ли проверить самому? Тем более что до «Красного знамени», как говорила тогда женщина, всего тридцать километров.
Останавливала его лишь одна мысль: мать будет тревожиться, что все приехали, а его нет. Но явиться домой, разыскав коней, — это было бы здорово!
Он пошел на рыночную площадь. Там еще толклись среди пустых прилавков женщины, ребятишки, изредка проходили военные. Алексей спросил какого-то парня:
— Из «Красного знамени» никого нет?
— Вон та тетка в буденовке — из Колотырки, может подвезти.
— Колотырка, это что?
— Хутор, рядом с «Красным знаменем».
Алексей приблизился к грузной женщине в фантастической одежде: на ногах резиновые опорки, обмотанные тряпьем; на плечах нечто, наподобие купеческой поддевки; а на голове, поверх платка, самая настоящая, только старая, буденовка с суконной зеленой звездой пограничника. Женщина была щекастая, нос пуговкой, глаза щелочками, с живым быстрым взглядом. На просьбу Алексея подвезти женщина охотно откликнулась:
— Почему ж не подвести — подвезу! Мне веселей будет, чем одной скучать всю дорогу. Возьму в сельпо наряды, сразу и поедем. Я тут шкуры овечьи привозила, в пять часов получу бумажки и поедем.
Так, совершенно неожиданно, вместо возвращения домой Алексей поехал в незнакомый колхоз искать пропавших лошадей. Он чувствовал себя настоящим следователем и не сказал вознице, зачем едет. Но его спутница ни о чем не расспрашивала, наоборот, сама все рассказывала о своей жизни, о своих ребятах, о колхозе.
Зимняя дорога нагоняла скуку. В санях была немалая охапка сена, Алексей зарылся в него, и ему было тепло. Он даже стал подремывать, а женщина все рассказывала:
— Мы ведь тоже вакуированные. Приехали — ни кола ни двора. Ну, еда там — мука, пшено — дают паек. Одно худо: нет соли! Какая же пища без соли? Снарядили мы две телеги — в сентябре дело было — и отправили на Баскунчак, слышь, озеро есть такое, откуда соль черпают. Мужики наши сказывали, прямо на берегу соль валяется. И верно, привезли полные телеги. Разделили между едоками, каждому досталось по семнадцати фунтов. Соль эта — одно названье, что соль: черная, грязная, такими каменьями, что не разобьешь. Да народ наш мудрен, все знает! Стали мы ее очищать, это, знаешь, так делают: сперва водой ее зальешь, чтобы соль растаяла-то, потом дашь отстояться грязи, сольешь в таз — и на плиту. Огонек небольшой, вода испаряется, а на стенках соль садится. Да что садится — прямо лезет вверх, норовит через край перелезть! Насушили мы соли, спасибо сказать нашим мужикам: и мы с солью, и продукты можно кое-какие выменять…
Алексей так и уснул под неумолчный говорок женщины в буденовке. А на рассвете, когда подъезжали к «Красному знамени», она растолкала его. Алексей простился со своей попутчицей и пошел по дороге к хутору, что виднелся справа от тракта. И только тут впервые закралось у него в душу сомнение: правильно ли он сделал, что приехал сюда? О чем он будет спрашивать, как объяснять, что говорить? Пойти к председателю? А председатель возьмет и турнет его в шею: кто тебя уполномачивал?.. Нет, начинать следовало как-то по-другому.
Увидев на въезде в хутор скотный двор, обнесенный забором из жердей, Алексей двинулся к этой ограде. Там как раз выпустили скотину на водопой. Алексей приметил, что скот поили из такого же желоба, как и у них в бригаде. Только бадью из колодца здесь вытаскивал не бык, а верблюд. Верблюд этот, повернув голову, заинтересованно глядел на Алексея. Так же заинтересованно смотрели на него и две женщины, обихаживавшие скотину. Покрикивая на коров, женщины не спускали с Алексея глаз.
Он подошел, поздоровался, женщины дружно ответили:
— Здравствуй!
— Вы не скажете, кто у вас конюхом работает?
Вопрос сбил женщин с толку, поверг их в недоумение.
— Конюхом? Да конюх у нас один, Сережка; эвон парень стоит! Сергей, а Сергей! К тебе пришли!
Алексей увидел на пороге конюшни парня с вилами в руках, примерно своего возраста, чем-то смахивающего на Степана: такого же губастого, медлительного, угловатого. Парень направился к ним, весь настороженный. Алексей не стал ждать, пошел ему навстречу: не хотелось, чтоб женщины присутствовали при их разговоре.