– Пойдем, нас уже ждут.
Впереди, в глубине кладбища, маячила толпа. В стороне стояли Алексей и Марина. Они заметили нас и махнули рукой.
Как же я ненавижу похороны! Эту угрюмую безысходность, черный цвет толпы, застывшие лица. Многочисленные охапки цветов, их яркое великолепие – дурацкая традиция, словно насмешка, издевательство над трагическим событием. Уж лучше вообще без них.
Я обернулся, чтобы позвать Веронику, и увидел, как та застыла изваянием, словно чего-то испугавшись. Лицо ее побелело, девушка покачнулась, и я едва успел ее подхватить. Мелькнула мысль набрать «103» и вызвать скорую. На всякий случай.
К нам подошла Светлана и обняла девушку за плечи.
– Пойдем, попрощаешься, – произнесла она, а затем шепотом, в мою сторону: – Будь поблизости, вдруг что случится.
Процессия направилась вглубь, к жуткой вырытой в земле яме.
Это было самое страшное зрелище, которое я видел в жизни. У каждого есть свой собственный ад. Мой – это когда любимая женщина стоит над могилой лучшего друга с мертвым лицом и пустыми глазами.
Она не рыдала, не билась в истерике, не заламывала руки. Молча стояла у гроба и смотрела куда-то в район Пашкиного живота пустым бездумным взглядом. Выглядело это так страшно, что у меня спина покрылась холодным потом и волоски встали дыбом.
Какой же я идиот! Неужели я на что-то мог рассчитывать? О чем я думал? Ника никогда не станет моей. Что бы я ни делал, как бы ни старался, я не смогу завоевать эту женщину. Я совсем не похож на Павла, мы с ним были разными, как небо и земля. И если она его любила, мне ничего не светит.
К черту! Я себя ненавидел так яростно, что выворачивало наизнанку. Мой лучший друг погиб, а я думаю, как бы быстрее затащить его невесту к себе в койку. Что же я за человек?
Я вспоминал, как обрадовался, когда увидел Нику в своей квартире, у себя на диване, вспомнил, как полез к ней с поцелуями, когда она лежала без сознания. Гореть мне в аду за это.
Меня била неконтролируемая дрожь. Было так мерзко, что захотелось исчезнуть, чтобы не видеть лица друзей. Они, наверное, по-прежнему считают меня отличным парнем и не знают, какая я сволочь на самом деле. Хочу начать заново. Без багажа прошлого, без груза обязательств, денег, недвижимости, тяжелых воспоминаний. Без этой дурацкой губительной любви. С чистого листа.
Смогу ли я? Способен ли я еще на что-нибудь толковое? Без своих ресторанов, квартир, машин?
Решено. Сегодня же вечером куплю билет в первую попавшуюся страну и улечу к чертям, далеко, как только возможно. В голове формировался план. Возьму только паспорт и телефон. Ни копейки лишних денег, ничего. Рестораны оставлю на управляющих. Третий придется закрыть до лучших времен, все равно ремонт не доделан. Родителем до меня дела нет. Друзьям… в ближайшее время не будет. Да и какой я друг? Как оказалось, отвратительный. Я сам по себе. Никому не нужен и мне не нужен никто.
Начали опускать гроб. Вероника потеряла сознание. Ее окружили женщины, Светлана вызвала скорую. Но мне уже было все равно. Мыслями я был далеко. Чувства притупились. На меня накатило какое-то странное отупение. И, когда последняя горсть земли накрыла могилу, я развернулся и молча ушел…
Самым дальним рейсом оказался полет в Канкун. С пересадкой в Стамбуле. Ну что ж, Мексика тоже неплохо. Испанского я не знаю, это только добавит трудностей.
Я выбирал самые облезлые забегаловки. Убогие ресторанчики, которые отжили свой век. Нанимался посудомойщиком, уборщиком, помощником повара. Я не гнушался никакой работы, общался на английском, а спустя несколько месяцев – на ломаном испанском.
На меня косо смотрели, наверное, думали, что я фрик. Одежда-то на мне была хорошего качества (поначалу), у меня были приличный английский и манеры, я не курил и не пил. Из-за этого я был несколько раз бит местными.
Я увольнялся, нанимался в другое место. Жил в трущобах, иногда ночевал в парке, на скамейке. Первые месяцы было совсем туго. Наверное, в моем понимании это было искупление. Анафема, которой я сам себя предал. Чем труднее мне было, тем легче становилось на душе.
А после того, как в очередной забегаловке мне предложили место шеф-повара, я понял – не пропаду. Мои знания и умения остались при мне. Я уволился и опять нанялся помощником повара в другое место. А уже через два месяца владелец обсуждал со мной возможность войти в долю и стать его компаньоном.
Вечером того же дня я впервые залез в свою почту и увидел десяток писем от Светланы и несколько от Алексея. Друзья меня не забыли, это я отдалился от друзей. Стало стыдно. Я ответил, что жив, здоров и пока возвращаться не собираюсь.
Прошло еще несколько месяцев. Я почти пришел в норму. Занимался любимым делом, изучал мексиканскую кухню, придумывал новые блюда. Встречался с девушками, спал с ними. Мне казалось, я излечился от любви к Веронике. Все прошло, и слава богу. Время действительно лечит. Родители, узнав, что я в Мексике, звали к себе в гости. Я был не против съездить и в Америку. Конечно, в России накопилось много дел с моими ресторанами, которые мог решить только я. Управляющие слезно просили вернуться и разрулить, но я пока был не готов возвращаться. Может, через годик?..
– Прекрасный вечер, – прошептала Адель, отвечая на мой поцелуй.
Я посадил девушку в такси и захлопнул дверь. Вскоре желтая машина растворилась в ночных огнях города.
Со студенткой Лондонского университета мы познакомились неделю назад. Она прилетела в Мехико на практику по археологии. Смешливая фигуристая шатенка запрыгнула ко мне в постель в первый же вечер после того, как поужинала в нашем ресторане. Я не имел ничего против, даже передумал на следующий день уезжать из столицы. Задержусь еще на неделю.
За последний год с небольшим я редко оставался в одном городе более чем на три-четыре месяца. Устраивался, ходил по рынкам, пробовал национальные блюда, расспрашивал местных. Я не очень любил острую кухню, что составляла основу рациона, но, как оказалось, Мексика могла порадовать меня не только многообразием использования перца чили.
Начал с юга, постепенно перемещаясь на север. Следующей остановкой планировался Монтеррей. А дальше, возможно, Чиуауа. Адель, узнав о моем кулинарном путешествии, попросила чуточку задержаться, чтобы поездить со мной. Я был не против. Хорошая девочка.
Насвистывая, я поднялся в квартирку, которую снимал над рестораном. Включил ноут. Почта пиликнула новыми входящими. Письмо от Светланы. Я невольно заулыбался. Вспомнил, как она прессовала нас на географии. Будущая мачеха Павла работала в нашей школе завучем. А познакомилась с дядей Колей, когда пригласила наших родителей в школу. Моих-то, как всегда, не было, и за нас с Пашкой отдувался его отец.
Географию мы не любили, справедливо считая этот предмет в жизни не слишком полезным. Где находится та или иная страна, можно было посмотреть на карте. А все остальное – бессмысленное убивание времени. Зато после того, как Светлана стала Пашкиной мачехой, мы возлюбили географию со всей страстью. Попробовали бы мы этого не сделать…
С недавнего времени я мог вспоминать своего лучшего друга без надрыва и всепоглощающего чувства вины. Неужели я излечился и любовь к его невесте оказалась не такой уж и вечной? Я вспомнил, какой изобретательной была сегодня Адель, и отрыл письмо.
В начале шли обычные бытовые новости. «Маринка закончила первый курс института на одни пятерки. Коля собрался пристроить к дому веранду и из-за этого начались постоянные скандалы в семье, из-за которых Маринка сбежала жить к своей подружке».
О! Это уже интереснее: «Вчера была в твоей “Заре”, отмечали с коллегами пятидесятилетие школы. Кухня стала заметно хуже. (Это еще что такое?) В одной из люстр перегорела лампочка, и мы весь вечер пялились на темное пятно в хрустале».
Я нахмурился. Это, черт раздери, что такое?! И в конце приписка: «Кстати, уговорила Веронику сходить на свидание вслепую. Хватит девочке страдать. Нашла ей прекрасного молодого человека. Наш учитель физики. Недавно приехал из Москвы. Заказала для них столик в той же “Заре” на вечер пятницы».
Я закрыл крышку ноутбука и рассеянно уставился в окно, механически отметив, что сегодня четверг. Моя первая любовь прошла. Ведь так? «Конечно, прошла», – ответил сам себе. Пусть Вероника идет на свое свидание, пусть встречается с парнями, скатертью дорога. Я-то тут при чем?
Прошел на кухню, сварил кофе, выпил. Нет, нужно чего-то покрепче. Где-то было пиво.
Да кому я вру? Рванул в гостиную, открыл ноут и купил билет на ближайший рейс. Пора домой. И с ресторанами какая-то херня творится. Выручка заметно упала, поставщики срывают поставки, лампочка вон перегорела. Неужели управляющий не заметил? Чем они там занимаются без меня?
Домой я прилетел в пятницу утром. Квартира встретила меня не ласково, словно обижалась на долгое отсутствие. Чужая мебель, незнакомые вещи, забытый вид из окна. Казалось, меня не было лет десять, а не год с небольшим. За недвижимостью присматривала управляющая компания, но внутри было пыльно и сыро. Я открыл окна и впустил мягкий морской воздух. Завтра приглашу клиринговую компанию, а сегодня у меня еще дела. Встреча со старой знакомой.
Я не знал, что буду делать и что говорить. До дрожи хотелось ее увидеть, посмотреть, что с ней стало за это время. Как жила, что делала, что делает сейчас.
Это любопытство, простое любопытство.
Мой первый и самый любимый ресторан «Заря» сиял, как новогодняя елка. Когда я его купил, то оставил первоначальное название. Зачем менять? Жители его знают как «Зарю», да и слово мне всегда нравилось. Это и утренний рассвет, и нежный закат, луч солнца, касающийся моря. В общем, хорошее слово.
Заехал на стоянку, дружески кивнул парковщику, вытаращившему на меня глаза. Я никого не предупредил, что приеду. Пусть будет сюрприз. Заодно и проинспектирую.
Ой, чувствую, головы полетят. Но настроение почему-то было приподнятое, а губы сами собой растягивались в улыбке.