– Слушаю.
– Александр Александрович, вы взвесили, что перед вами 115 верст пути и 6 тысяч красноармейцев?
– Исполню.
– Можете выступить завтра с рассветом?
– Выступлю сегодня к вечеру…
Мы простились; вечером я провожал колонну Боровского, вытягивающуюся из Белой Глины; а 30-го пополудни к штабу, перешедшему в Ново-Покровскую, подъехал автомобиль: Боровский вдвоем с адъютантом по дороге, по которой бродили еще разъезды большевиков, приехал с докладом из… Ильинской.
Рейд Боровского, как назвали этот поход, протекал с быстротой поистине кинематографической».
Боевые действия Корниловского полка в этом «рейде» оперативная сводка от 29 июня 1918 года излагала так:
«Колонна генерала Боровского утром 28 июня у хутора Богомолова была встречена противником силою до 4 тысяч пехоты при четырех орудиях. Доблестный Корниловский полк под сильным ружейным огнем, перейдя в брод по горло в воде речку, захватил хутор Богомолов, разбил противника, оборонявшегося в окопах к западу от с. Медвежье, и овладел этим селом».
В этом бою 28 июня принимал участие и я[149], пишущий эти строки, после выздоровления от ранения 28 марта под Екатеринодаром. Из Новочеркасска на фронт со мной выехал мой старший однокашник по Виленскому военному училищу, но вышедший в артиллерию полковник Гетц[150]. К вечеру 27-го мы наконец догнали корниловцев недалеко от хутора Богомолова. Я сразу отправился в свою 1-ю офицерскую армию генерала Корнилова роту, остаток от славного Партизанского офицерского батальона имени генерала Корнилова, влившегося с началом 1-го Кубанского похода в Корниловской ударный полк. Командиром батальона был теперь первопоходник капитан Миляшкевич[151], который назначил меня командиром взвода в 1-ю роту, что после 18 месяцев командования мною батальоном в Великую войну было все же маркой. Взвод свой я нашел на улице, его оставили без квартир. Я сразу оценил, что командир батальона занимает чересчур большой дом, и снова побежал к нему с просьбой потесниться. Узы первого похода сделали свое дело, и взвод оказался под крышей. К моей радости, в нем оказались два старых соратника по походам, а потому мы втроем засели за разговоры, подкрепляя их уничтожением купленного жареного барашка. За разговорами мы и не заметили, как в предрассветной мгле стали строиться и как на столе от барашка остались одни только косточки. Правда, первоначальное наше движение было тяжеловато, и мы только подшучивали: «Лишь бы только не в живот», то есть ранение в пустой живот легко проходит, а в полный – почти всегда смерть. Идти далеко нам не пришлось, офицерской роте было дано направление по дороге на какие-то обрывистые валы. Наступивший рассвет сразу все разъяснил: перед нами были сплошные окопы красных, очень красиво расположенные, как после говорили, по старым укреплениям, а перед этой умилительной панорамой протекала красивая извилистая речка среди подсолнухов и уже высоких хлебов. Эту очаровательную картину стали дополнять редкие, но точные выстрелы с этих проклятых высот. Красные как будто принимали нас за куропаток и выбирали кто пожирней. Совершенно не к месту подвернулась нам речушка, перешли мы ее по пояс в воде, выскочили снова на дорогу, и дальше был довольно крутой подъем прямо на окопы противника.
Здесь стрельба пошла без выбора, по площадям, как говорили у нас. Мы тоже начали отвечать, застрочили и наши пулеметы. Мой взвод стал уменьшаться, через минуту и меня пуля хватила в левую руку выше кисти, перебив мне обе кости и часть сухожилий, которые вывалились сизым клубком. Мое пожелание сбылось: в живот мне не попали, но руку починили сильно. Помню, как под огнем противника подбежал ко мне офицер с бинтом и начал перевязывать меня, а красные все мешали ему, шлепая своими пулями по подсолнухам. Не могу понять, почему мы делали перевязку стоя. В голове стало «туманить» от потери крови, и я свалился на обочину дороги, а мой санитар уже поднимался на бугры, за своими. Упадок сил подкрепил мне вид нашего Кубанского конного полка справа от нас, начавшего атаку по флангу красных. Отступление красных кончилось полным их разгромом, была взята батарея и около тысячи пленных.
Впоследствии, в 1919 году, уже во 2-м Корниловском ударном полку из числа этих пленных у меня был денщик, Иван Никифорович Колесников, который так говорил про этот бой: «Все мы были собраны комиссарами из разбежавшихся чинов 39-й пехотной дивизии по Ставропольской губернии. Нормально вы не могли бы взять этой позиции, вас было очень мало для этого, и мы это видели, но мы не хотели воевать и разбежались по хлебам, а стреляли только коммунисты».
За ворвавшимися в окопы красных ударниками потянулась и наша артиллерия. Подъезжает ко мне полковник Гетц, недоумевающе смотрит на меня и восклицает: «Как, уже?» Отвечаю с досадой: «У корниловцев это нормально». Это уже третье ранение в Добровольческой армии, два из них 28-го числа, которое принесет мне в будущем немало неприятностей. Потери за этот бой у корниловцев были велики —136 человек, но зато результаты его оказались блестящими: село Медвежье было легко взято и не было потеряно время для дальнейшего исполнения задачи. Вновь поехал я в Новочеркасск на старое место в госпиталь, в помещение епархиального училища. Досадно было, что удалось только взглянуть, но фактически не принять участия в походе в условиях многообещающих.
Ст. Ново-Покровская
1) Противник к вчерашнему вечеру занимал ст. Незамаевскую, Кальниболоцкую, Терновскую, дорогу из Терновской на Ильинскую и ст. Ильинскую, группируясь главными силами, до 6 тысяч человек при многочисленной артиллерии, в районе станции Порошинской и станицы Терновской. Перед станицей Тихорецкой устраивались окопы.
2) В течение сего дня 30 июня генерал Эрдели должен овладеть станицей Незамаевской, полковник Кутепов станицей Кальниболоцкой, что им уже сделано, полковник Покровский должен 1 июля перейти в станицу Незамаевскую.
3) Завтра 1 июля приказываю овладеть станицей Тихорецкой и разбить противника, группирующегося в районе станицы Терновской станции Тихорецкой.
а) Генералу Эрдели (1-я конная дивизия в составе 1-й бригады и 3-го Кубанского конного полка, 1-я конно-горная батарея и броневик «Корниловец») к рассвету разрушить железную дорогу в районе станции Леушковской, овладеть станицей Ново-Леушковской, оставив там сильный заслон с артиллерией для обеспечения Армии со стороны станции Сосыка, остальными силами двигаться на станицу Ново-Рождественскую, откуда ударить в тыл Тихорецкой группе и разрушить железнодорожный путь Тихорецкая—Екатеринодар.
б) Полковнику Кутепову (1-я дивизия и броневик «Кубанец») к рассвету выйти на дорогу хутор Николаевский – станица Тихорецкая и ударить в левый фланг и тыл противника, расположенного в районе ст. Порошинской, имея в дальнейшем своей целью преследовать противника через станицу Тихорецкую и атаку станции Тихорецкой с севера.
в) Полковнику Дроздовскому (3-я дивизия, броневой поезд и броневики «Доброволец» и «Партизан») к рассвету подойти к позициям противника у станицы Терновской и атаковать противника, занимающего станицу Терновскую. В дальнейшем быстрое наступление на станцию Тихорецкую вдоль железной дороги с целью овладеть этой станцией.
г) Генералу Боровскому к рассвету выйти на линию южная окраина станицы Терновской и станицы Архангельской и атаковать левый фланг и тыл противника, расположенного в районе станицы Терновской, имея в дальнейшем целью атаковать станцию Тихорецкая с юго-востока. К рассвету… (дальнейший текст приказа утерян).
Уничтожив Южную группу красноармейцев, дивизия генерала Боровского двинулась на Тихорецкую, и 1 июля, как было назначено генералом Деникиным, совместными действиями частей армии весь Тихорецкий район был окружен. Корниловскому Ударному полку предстояло окружение станции с юга, перерезав линию железной дороги на Кавказскую. Судя по тому, что из трех взятых армией бронепоездов два были брошены именно на этом направлении, значит, красные предполагали сюда отступать большими силами, которые корниловцы отбросили, заставив их бросить всю материальную часть. После ожесточенного боя, продолжавшегося до поздней ночи, большевики потерпели полное поражение. Оперативная сводка от 2 июля гласила: «Трофеи Армии громадны, захвачено три бронепоезда, аэроплан, много орудий (50), большое число огнестрельных и других боевых припасов (в том числе бронебойные), много интендантского имущества».
Досадно, что о потерях в людях, наших и противника, ничего не говорится. Корниловский ударный полк за рейд генерала Боровского в 115 верст до Ильинской за три дня и плюс верст двадцать для обхода Тихорецкой с юга, с пересечением железной дороги на Кавказскую, бил противника молниеносными атаками, времени для маневра не было, а отсюда лишние потери. Судя по прибывшим в Новочеркасск раненым, четверть состава полка выбыла из строя, то есть до 300 человек.
В следующей операции по овладению Екатеринодаром на долю Корниловского ударного полка вместе с частями 2-й дивизии выпала предварительная задача: овладеть станцией Кавказская, железнодорожным узлом, соединяющим Екатеринодар, Ставрополь и Армавир.
С такой же быстротой, как в своем первом рейде, генерал Боровский совершил с боями переход в 60 верст и овладел Кавказской. Потери 75 человек. Развивая успех, Корниловский ударный полк двинулся на юг, к Армавиру, захватил станцию Гулькевичи, откуда круто повернул на запад и, переправившись на правый берег Кубани, занял станицу Григориполисскую и ночной атакой разбил красных у станицы Прочноокопской, расположенной на высоком берегу Кубани над самым городом Армавиром. 14 июля утром с налета был взят город Армавир (потери 120 человек), но через несколько дней генерал Боровский был вынужден оттянуть корниловцев снова с Кавказской.