Когда мы вошли на вокзал, то увидели лежащие целые составы вагонов, повергнутые на землю боком. Какие-то туловища голых негров, без голов, ног и рук, были разбросаны в разных местах. То были трупы команды бронепоезда, на которых сгорела их одежда, а сами они обуглились.
Подошедшая пехота, не сделав ни одного выстрела и не потеряв ни одного человека, «закрепила» позицию. Мы двинулись дальше…
Означенный эпизод боя за Сосыку был в ноябре 1918 года также описан в газете «Приазовский край» и вышел из-под пера участника-артиллериста.
Двинувшись в тот же день дальше в направлении Кущевки, мы 6 июля, встретив сильное сопротивление, ввязались в бой у станции Крыловская и станции Екатериновская. После неоднократных атак с нашей стороны мы все же овладели станцией Крыловская, понеся потери. Справа от нас марковцы и Первый конный полк вели бой за овладение станицей Екатериновской, где встретили неожиданно еще сильнейшее сопротивление красных, переходивших неоднократно в контрнаступление. Бой затянулся, и им пришлось ночевать в поле. Наутро красных уже не оказалось. Ввиду угрозы частей, появившихся со стороны Покровского, они спешно бросили свои позиции и ушли в направлении Кущевки.
Под вечер 7-го, отдохнув в течение дня, мы двинулись ночным маршем в направлении станции Кисляковская. Под утро следующего дня мы начали разворачивание и двинулись на соединение с окопавшимся вокруг станции противником. Он нас встретил ураганным огнем, и наши порывы и попытки продвинуться вперед не имели успеха. На левом фланге нашего полка произошла заминка, и он стал отходить, преследуемый красными. Бросив на этот участок из резерва пулеметы и две сотни пехоты, выравняли положение и загнали красных в исходное положение. Поле боя стонало от грохота разрывающихся снарядов, трескотни ружейной и стрекотания пулеметов. Противник оказывал и дальше упорное сопротивление и местами старался снова перейти в наступление. Лишь после полудня, когда Покровскому удалось обойти станицу и ворваться в нее, большевики заметно стали нервничать, боясь обхода с тыла. Мы стремительно перешли в наступление, ворвались в их расположение и овладели станцией, преследуя бежавшего противника в открытом поле.
Но… отойдя версты 3—4 и, по-видимому, отправившись и пополнившись подошедшей помощью, противник повернул и перешел в контрнаступление. Снова начался упорный бой. То мы отходили, то заново его отбрасывали, и лишь к вечеру, бросив в бой все свои резервы, мы разбили его наголову, и красные стали в беспорядке отходить и исчезли за горизонтом.
Ночь на 9-е мы провели спокойно. Также и весь день.
На рассвете 10-го мы очутились в виду Кущевки, предполагая ее штурмовать. Наша колонна 1-й дивизии Кутепова и дивизии Покровского вошли в нее без боя. Кущевка была очищена противником в ночь на 10 июля. Последние арьергарды разбитой нами армии Сорокина спешно отступили по Черноморской железной дороге.
С севера подходили донские части… и немцы. По приказанию Деникина отделявший нас от них железнодорожный мост через реку Ею был взорван.
В тот же день, по вступлении в Кущевку, мы из сводки Штаба Армии узнали о взятии Ставрополя. Нашей дивизии приказано погрузиться для переброски по железной дороге на екатеринодарское направление через Тихорецкую.
Дивизию от Кутепова принимает генерал-лейтенант Казанович. Кутепов остался при дивизии и стал бригадным командиром. По основному роду оружия генерал Казанович – артиллерист.
Прибыв на станцию Тихорецкая 12 июля, наш 1-й Кубанский стрелковый полк получает спешное задание с двумя батальонами (батальон Крижановского остался в распоряжении генерала Казановича) и всеми пулеметами полка, при гаубичной батарее, двинуться по железной дороге через Кавказскую, которая была в руках Боровского, на выручку Ставрополя.
Будучи с 8-го на 9-е очищен большевиками без боя по ультимативному требованию подошедшего к городу партизанского отряда войскового старшины Шкуро, он через несколько дней подвергся с их стороны нападению. Слабые силы гарнизона Ставрополя едва его удерживали, и вот-вот город попадет в лапы большевиков. Впоследствии, но уже другим, пришлось неоднократно выручать Ставрополь.
Высадившись на другой день перед городом и развернувшись в боевой порядок, мы ударили по наступающим на город большевикам и разбили их наголову, взяв большое количество пленных. Встревоженные жители города успокоились и с энтузиазмом приветствовали освободителей, а благородные «отцы города» решили нас чествовать. До поздней ночи и на следующий день мы были заняты очищением районов вокруг города.
На другой день командир полка подполковник Туненберг получил от «отцов города» уведомление об устраиваемом в честь освободителей банкете с приглашением всех господ офицеров и просьбой явиться на таковой 16-го к полудню.
Такое неожиданное приглашение вызвало в нашей среде приятное возбуждение. В течение многих месяцев нашей боевой жизни мы оторвались от «культуры», ведя примитивный образ жизни, а тут, попав в большой город, культурный центр, чувствовали себя как бы не совсем на месте. Но… Приобщение началось: все стали приводить себя в порядок – мыться, бриться, чиститься, лататься. Начали щеголять в ярко начищенных сапогах – конечно, у кого они еще имелись и сохранились. Молодежь «сияет», а кто из нас не был молод тогда? «Старики» – этак в возрасте 30—40 лет – более серьезны: неловко как-то проявлять «легкомыслие»! Все забыто – недавние страды – хоть день, да наш! А тут «потчуют», и еще – как освободителей! Картина незабываемая! Мечты, мечты роятся в наших головах… нам дано… мы победим… и встанет из праха и засияет снова Родина наша…
Не успели отзвучать приветственные речи и наши ответные тосты, как начались боевые будни.
Поступила телеграмма из Штаба Армии – мы отзывались: «Немедленно погрузиться точка прибыть в Тихорецкую точка за инструкциями явиться Штаб Армии точка Генерал Романовский».
По-видимому, мы им спешно нужны. Что могло там случиться? Думаю, что и комендатура на станции уже тоже имеет соответственные инструкции приготовить нам состав для погрузки нашего эшелона. Не будем терять времени!
К 15 июля ситуация для наших войск этого направления была следующая:
Части нашей 1-й дивизии под командой генерала Казановича и дивизия Дроздовского, двигаясь со стороны Тихорецкой, дошли до Кореновской и, заняв ее, продвинулись дальше до Платнировской.
Войска Сорокина, подошедшие из Тимашевской, на широком фронте перешли в наступление, направляя свои главные силы на Кореновскую. Отбросили конницу Эрдели и 15-го взяли Кореновскую. Обойдя нашу центральную группу с востока и перерезав железную дорогу, зашли им в тыл. Положение оказалось отчаянное. Пришлось вести бой на два фронта. Все атаки и контратаки не дали никакого результата. Обе стороны вели кровавый бой на уничтожение друг друга. Перевес клонился на сторону красных. Нашим войскам почти не было выхода. Тихорецкая – ставка Деникина – отрезана. Связь потеряна.
Но наши еще «живы»; агонизируя, продолжают бой. Ждут помощи!
В ожидании таковой со стороны Ставки Командующего Д.А., на происшедшем у Дроздовского с Казановичем совещании обстановка рисуется в крайне мрачном свете.
Дроздовский объявил, что считает создавшееся положение критическим и единственный путь спасения видит в том, чтобы, пользуясь темнотой, отступить в восточном направлении и изыскать кружным путем соединения с Командующим Армией или Боровским… (Части последнего дрались со стороны Кавказской.) Что надо спасать части от уничтожения…
Генерал Казанович с планом Дроздовского не соглашался, говоря, что нельзя себе представить, чтобы генерал Деникин остался в бездействии…
В такой ситуации мы получили приказ идти на выручку…
Нашему эшелону, тяжелому и длинному, с двумя паровозами, дан открытый путь, и мы, не задерживаясь на станциях, проходим их. Лишь на Кавказской некоторая задержка: маневрирование и замена паровозов. Кроме того, очищается путь по линии на Тихорецкую.
Штаб полка, за неимением полагающегося «классного» вагона, едет в товарном – на 40 человек, 8 лошадей, – также набитом до отказа, как и другие вагоны; даже в вагонах с лошадьми полно людей.
У командира полка (я в его вагоне), замечаю, немного пылающее лицо; часто прикладывает руку к голове. Мы сидели в углу на ящиках.
– Ростислав Михайлович, – обращаюсь к нему, – вам что, нездоровится?
– Да вот, не знаю. Голова болит и, по-видимому, жар. Также и с животом что-то неладно. Не был бы тиф…
Устроившись в углу, прилег…
Четыре часа утра 17 июля. Поезд, уменьшив ход, вошел на станцию Тихорецкую. Приказано всем до распоряжения оставаться в вагонах.
– Пойдем в Штаб, – обращается ко мне командир полка, – вы со мною. Из ординарческой команды нарядите с нами двух человек.
Я взял еще и одного своего. Проплутав немного, мы разыскали Штаб Армии. Принял нас генерал Романовский:
– Командующий заснул, наконец. Только недавно прилег.
Это было в духе Романовского.
Обрисовал нам обстановку на фронте:
– Связь с войсками Дроздовского и Казановича прервана. Разведка доносит, что наши еще живы и ведут бой. Слышна орудийная стрельба. Вам, не выгружаясь, двинуться до предела возможности. Затем выгрузиться и ударить по тылу красных. Задача – прорвать их фронт и соединиться с нашей центральной группой. К вашему отряду придается бронепоезд.
По указанию командира полка я двинулся на вокзал, чтобы приготовить наш эшелон к немедленному отходу по сигналу. Он еще задержался в Штабе.
Меня сразу окружил командный состав полка. Тут же и командир батареи. Кратко обрисовал им положение. Лица стали напряженные.