Я за прикрытием снопа, упершись спиной в него. В офицерском кителе. Воротник и две верхние пуговицы расстегнуты. В золотых погонах с малиновым просветом стрелковых частей. В темно-синем галифе плотного сукна Штиглеца, а сапоги уж очень хорошо пригнаны.
Жарковато, и спокойно не усидишь за «прикрытием» снопа, и я часто уклоняюсь, показывая погоны, на которых ярко отражается солнце. Хорошая цель. Кроме того, жажда, но… несмотря на все это, страшно хочется спать, как только присядешь за сноп, меняя позицию. Сказываются бессонные дни и ночи последних дней. Кругом поют пули – вью-вью… Что-то ударяется в сноп и падает за отстегнутый воротник, пытаясь по спине уйти вниз. Засовываю руку и вытаскиваю пулю. Секунду полюбовался и спрятал «сувенир».
Полковые ординарцы вокруг меня тоже за снопами. Молодежь. Больше в чинах прапорщиков, но есть и юнкера. Хорошо вышколены командиром полка. Он смотрит на них как на своих «юнкеров». Сам – старый ротный командир военного училища и вышел с юнкерской ротой из Екатеринодара в поход, а в Шенджи, сформировав 1-й Кубанский стрелковый полк, влили их в него.
Когда я окликал «очередного», чтобы отдать распоряжение, приказал не вставать. Но с одним не мог «справиться». Молодой, подтянутый хорунжий Войска Донского. Выше среднего роста, блондин с голубыми глазами. Уже в наших боях от Тихорецкой обратил на себя внимание тем, что, несмотря на сильный огонь и свист пуль, подскакивал вплотную, вытягивался и прикладывал руку к козырьку.
Мне было всегда жаль и больно, когда злодейка-пуля вырывала их из нашего строя. Может быть, я вынес это чувство еще из войны на Западном фронте. Кадровый офицерский состав таял. На пополнение нам присылали юношей 17—18 лет из военно-учебных заведений ускоренного выпуска. Часто в первых боях мы ставили над их могилами простые деревянные кресты. Нам, «старикам», казалось, что это мы их не уберегли. Командир нашего полка, герой и кавалер ордена Святого Георгия Японской войны, отдал приказ не вводить их в бой сразу и дать им присмотреться и «обстреляться» хотя бы две недели. Но не всегда это можно выполнить.
Вызываю очередного ординарца (они вели между собою очередь) для отдачи приказания.
– Что прикажете? – появляется передо мною вытянувшийся хорунжий, подойдя вплотную к моим ногам. Полным ростом изображает близкую для противника цель. Лампасы краснеют. Рука под козырьком.
У меня мелькнула мысль приказать ему лечь, но… была только мысль, а превратить ее в приказ не успел. Головой вперед он падает мертвый. Пуля в лоб сразила его.
Явился посланец генерала Казановича, ординарец-поручик, но с устным приказом: прийти ему на помощь, ибо у Выселок, откуда я был выслан им на Березанскую, положение его оказалось тяжелым. Из Журавской на Выселки, обтекая расположение Казановича, сильно напирают красные. Возможно его окружение.
«…Казанович… производил перегруппировку сил и отражал наступление большевиков на Выселки всего одним батальоном», – говорит генерал Деникин о ситуации нашего дня по тому времени. Поэтому, благодаря этой перегруппировке, я и получил задание взять Березанскую, разбить или оттеснить из этого района противника.
– Вы видите, какова у меня обстановка. Я нахожусь в самом разгаре боя. Резервы мои почти на исходе, и противника я еще не опрокинул. Передайте все видимое вами генералу Казановичу.
Бросив наш последний резерв на правый свой фланг, я решил перейти в атаку. Сев на коня, поскакал к двум черкесским сотням, выстроившимся в поле по моему вызову, и лично, вызвав офицеров перед фронтом, дал им задание поддержать нашу атаку, ударив по флангу противника. Нашей артиллерии поддержать атакующих своим огнем.
Я спешил скорее опрокинуть противника ввиду ситуации, создавшейся в Выселках. Да и не только потому.
Под нашим сначала сильным огнем и потом, когда мы двинулись на него вперед, противник дрогнул и стал отходить. Черкесы также бросились в атаку, но были отброшены. Мы стали занимать брошенное противником пространство, и он стал отходить за станицу, обтекая ее.
В этой ситуации застало нас прибытие второго ординарца от генерала Казановича и уже с письменным приказом: немедленно двинуться к нему.
Ввиду отхода противника мне было легко свернуться, и я снова и весьма спешно, погрузив пехоту на повозки, двинулся фланговым движением обратно. Черкесский полк я отпустил, и он ушел на соединение с дивизией Эрдели.
По пути моего движения прибывший от генерала Казановича ординарец указал, что нам следует свернуть на Бурсак и прибыть туда. Сам Казанович со штабом отбыл туда, кажется, на дрезине.
Там я застал генерала Казановича и полковника Кутепова. Последнего, после того как он сдал дивизию, я видел впервые. Остальные части нашей дивизии оставались влево от железной дороги в районе Выселок.
На следующий день из Тихорецкой прибыл генерал Деникин и принял на себя перегруппировку войск, отдав приказ 24-го перейти в наступление.
Дроздовскому из Бейсугской двинуться на Кореновскую. Нам атаковать красных в районе Выселки—Журавская. Эрдели занять Березанскую.
Опрокинутый противник повернул на юг. К вечеру 25-го части Дроздовского заняли Кореновскую. Красные спешно стали отходить на Екатеринодар.
Сорокин был разбит и спешно отступал к Екатеринодару.
Мы двинулись вслед, разбивая по пути нашего движения отступающего противника и его заслоны. Они еще оказывают нам сильное сопротивление.
Под прикрытием екатеринодарских укреплений Сорокин переводит свои части за Кубань.
29-го наша дивизия (генерала Казановича) сосредоточивается в районе Донской, причем наш бронепоезд подходит к Лорису.
Генерал Деникин со Штабом Армии в тот же день из Кореновской переходит к нам в Динскую. Прибыл и наш выздоровевший командир полка.
Влево от нас ведет бои дивизия Дроздовского.
1 августа наши части заняли Лорис и, продвинувшись вперед, заночевали.
Генерал Деникин – с «войсками Казановича».
Наутро 2 августа у нас идет упорный бой.
К вечеру 2-го Дроздовский заночевал в Пашковской, а мы – в предместье Екатеринодара.
3-го утром наша колонна со Штабом Армии вошла в Екатеринодар.
Дойдя до Кубани и овладев мостом, мы отбросили красных от берега.
Наш полк разместился в Екатеринодарском епархиальном училище.
Я снова на своей старой квартире, где, по выходе в Первый поход, оставалось мое небольшое «имущество». Приняли меня мило и сердечно.
Примерно на третий день, когда город, по нашем вхождении в него, принял «будничный» вид, меня попросил к себе командир полка полковник Туненберг.
Поблагодарив меня за службу в период его болезни, когда я его замещал, он неожиданно для меня предложил мне отпуск на несколько дней:
– Хочу дать вам небольшой отдых и отпуск на три-четыре дня. Железнодорожная связь с Ростовом и Новочеркасском восстановлена прямыми поездами. Прокатитесь туда, но заодно хочу просить вас выполнить одно мое поручение. Оно частного порядка и касается моей семьи.
Тут же и рассказал мне, в чем вопрос.
– По моим сведениям, мы еще задержимся в Екатеринодаре, и вы успеете вовремя возвратиться.
Я охотно принял сделанное мне предложение. Выехал на следующее утро. На станции Тихорецкая привлекало внимание пассажиров и местной публики, что на перроне вокзала, как в старое время, прохаживался, встречая поезда, настоящий жандармский унтер-офицер.
Сначала побывал в Ростове, затем сутки в Новочеркасске. Жизнь там уже быстро вошла в колею.
Пребывание наше в Екатеринодаре подошло к концу.
На второй и третий день по его занятии войсками Добровольческой армии город был свидетелем официального въезда Командующего генерала Деникина (последний «неофициально» пребывал на Екатеринодарском вокзале со своим Штабом в поезде) и приема его хозяевами земли Кубанской – молебствия в соборе, военного парада и чествования в Войсковом Собрании, а на следующий день въезда и такого же чествования Верховного руководителя Добровольческой армии генерала от инфантерии Алексеева.
Полк покидает столицу и включается в Новороссийскую операцию.
Наше движение вдоль железной дороги, но… уже не в составе войск 1-й пехотной дивизии. Мы выделены из нее.
Идем с отрядом под командованием полковника Колосовского.
По железнодорожному пути двигаются с нами два бронепоезда. В отряде артиллерия и кавалерия. Мы, пехота, остов отряда.
С боями на пути нашего следования к Новороссийску в середине августа 1918 года входим в него.
Выйдя из состава отряда, располагаемся в нем гарнизоном.
Второй Кубанский поход закончен.
Добровольческая армия утвердилась на Черном море.
Черноморским генерал-губернатором назначается полковник Кутепов.
Ставка генерала Деникина обосновалась в Екатеринодаре.
Армия обрела плацдарм для разворачивания и перехода к выполнению общероссийских задач.
В течение сентября и половины октября происходит реорганизация частей, но военные операции идут интенсивно без перерыва. Кубань Добровольческой армией продолжает очищаться. Идут и дальше упорные и кровопролитные бои. Даже на занятом пространстве у Черного моря и в пересеченной гористой местности, заросшей лесом и кустарниками, войсковые части ведут операции по очищению от разбитых частей противника, проявляющих нам то или другое сопротивление.
Батальоны разворачиваются в полки, полки в бригады и т. п.
Лицо нашего полка тоже меняется. Происходят перемены размещения командного состава на новые должности в полку и на новые назначения вне его; повышения приказом Командующего Добровольческой армии в должностях и чинах. Так, среди них командир нашего полка полковник Туненберг производится в генералы с назначением бригадным командиром.
Эти перемены коснулись и меня.
Я получаю новое назначение вне полка, а затем прочитал приказ генерала Деникина по Добровольческой армии о повышении меня в чине.