Автор описывает события, им пережитые и виденные, а также те события, которые восстановлены по общим воспоминаниям с Анатолием Михайловичем Раскиным[281], бывшим сослуживцем по Марковской артиллерийской бригаде.
Описываются только события, чем-либо выдающиеся из общей массы боевых дней.
1-й взвод Первой батареи в ноябре 1918 года прибыл в Ставропольскую губернию с побережья Черного моря, где стоял в селении Зеленом.
Выгрузившись в селе Спицовка, взвод по размытой снегом и дождем дороге совершил длинный переход к селу Грушевка, где и заночевал.
На следующий день отряд пошел в наступление на село Медвежье. По дороге был встречный бой. Противник отошел. В тот день село Медвежье не взяли, остались лежать в снегу перед селом и захватили село только на следующее утро. Отсюда пошли в наступление на село Шишкино.
При наступлении, проходя по одной деревне, взвод в движении попал под ружейный огонь. Взвод остановился, ездовые были спешены, а номерам было приказано взять заволновавшихся подручных коней под уздцы. Некоторое время стоявший на дороге деревни взвод был под сильным, действительным ружейным огнем.
При походе к селу Шишкину начался бой. Во время боя одно орудие взвода меняло позицию и его запряжка была выбита преждевременным разрывом снаряда другого стрелявшего орудия взвода.
Бой был затяжным.
Левый фланг Кубанского стрелкового полка сильно загнулся под напором противника, перешедшего в контратаку с броневиком.
Наступившие в центре части 1-го Офицерского (Марковского) полка залегли. Командир батареи, незабвенный полковник Миончинский получил до боя назначение, но, узнав о неустойке, прискакал в отряд и был смертельно ранен.
Покойный Д. Миончинский происходил из артиллерийской семьи. Высококультурный и образованный, он принадлежал к знаменитой плеяде русских кадровых артиллеристов. Свой опыт Великой войны и Национальной войны он использовал с исключительным успехом. Конечно, найдется достойный, кто напишет его полную биографию и тем воздаст должное его памяти.
Отряд отступил от села Шишкина и пытался задержаться в громадном селе Орехово-Высоцкое.
Командир батареи приказал выставить на правом фланге одно орудие в сторожевое охранение.
Ночью после короткого боя с наступающим противником на этом фланге и в связи с общей неустойкой было приказано орудию отойти.
Но орудие уже было обойдено, путь отступления отрезан, и из-за террасовидного склона к деревне оказалось невозможным спуститься с орудием. Орудие батареи погибло.
Э. Гиацинтов[282]В СТАВРОПОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ[283]
Пробыв день у моей матери, мы с Петром Алексеевичем Корбутовским[284] пошли в Управление артиллерийского командования и там, к своему удивлению и радости, встретили нашего бывшего командира бригады генерал-лейтенанта Илькевича[285]. Он очень обрадовался, увидев нас. Мы расцеловались и попросили нас назначить как можно скорее в действующую армию. Но получили мы назначение во 2-ю батарею 1-го отдельного легкого артиллерийского дивизиона, который впоследствии развернулся в бригаду и получил название артиллерийской бригады генерала Маркова.
Прибыли мы в штаб батареи, который был в Екатеринодаре в это время, нас отослали в Армавир, который только что был занят Добровольческой армией с большими для нее потерями. Получили мы назначение в орудие, которым командовал полковник Тишевский. Вся прислуга, ездовые – все это были офицеры. Мы на первое время заняли должности, которые насмешливо назывались «военные корреспонденты». Потому что делать совершенно нечего было, и во время боя эти военные корреспонденты собирались сзади орудия и «ждали очереди», то есть ждали, когда кого-нибудь убьют или ранят, чтобы занять его место номера около орудия.
Это происходило в Ставропольской губернии осенью 1918 года. Наше орудие, которым командовал полковник, стояло на позиции, и казалось, что никого ни впереди, ни сзади, ни справа, ни слева нет. Иногда появлялись красные – мы открывали огонь по ним и также принимали на себя огонь красной артиллерии и пехоты.
Пришлось мне пройти в этом орудии первый стаж мой в Добровольческой армии. Был я сначала, как я говорил, «военным корреспондентом», то есть никаких обязанностей у меня не было. Потом сделался ездовым в орудии, потом – вторым номером и, наконец, попал в конные разведчики батареи. Где были другие орудия этой батареи, я в то время совершенно не знал.
Мне смешно смотреть кинокартины, в которых изображается Белая армия – веселящаяся, дамы в бальных платьях, офицеры в мундирах с эполетами, с аксельбантами, блестящие! На самом деле Добровольческая армия в это время представляла собой довольно печальное, но героическое явление. Одеты мы были кто как попало. Например, я был в шароварах, в сапогах, на мне вместо шинели была куртка инженера путей сообщения, которую мне подарил ввиду поздней уже осени хозяин дома, где жила моя мать, – господин Ланко. Он был в прошлом начальником участка между Екатеринодаром и еще какой-то станцией.
Вот в таком виде мы щеголяли. В скором времени у меня отвалилась подошва от сапога на правой ноге, и пришлось привязать ее веревкой. Вот какие «балы» и какие «эполеты» мы в то время имели! Вместо балов шли постоянные бои. Все время на нас наседала красная армия, очень многочисленная. Думаю, что нас было один против ста! И мы кое-как отстреливались, отбивались и даже временами переходили в наступление и оттесняли противника.
Таким образом мы докатились до Ставропольской губернии. Уже Кубань была освобождена от большевиков. Каждое утро, когда была ясная погода, мы любовались величественным зрелищем Эльбруса, кажется, это самая высокая гора в Европе – больше пяти верст. Действительно – зрелище потрясающее! И снежные вершины были окрашены восходящим солнцем в розовый цвет.
В Ставропольской губернии все было то же самое. Беспрерывные бои с переменным успехом, но в общем мы теснили красных к границе Кавказа с Грузией. Бои были очень кровопролитные. Помню один особенно большой бой. Были густые цепи красных, которые залегли перед нами, мы обменивались огнем… И вдруг среди красных наметилось какое-то смятение. Оказывается, это был только что приехавший в Добровольческую армию генерал барон Врангель, впоследствии Главнокомандующий нашей армии, и он, собрав свои конные полки, большей частью состоявшие из кубанских казаков, ударил во фланг красным. Ну, пало их очень много под ударами шашек, и наш командир дивизиона, знаменитый полковник Миончинский, который впоследствии там же в Ставропольской губернии погиб, убитый в бою под Шишкином, закричал нам: «Коня!» И мы все очутились в седле и помчались за отступающими красными войсками. Победа была полная! И, совершив довольно большой переход уже без всяких боев, так как все было очищено от красных, мы остановились в какой-то деревне.
Помню, 6 декабря – это день рождения Государя Императора – красные решили, что мы в этот день никаких шагов предпринимать не будем – тем более что был сильный мороз. Но мы решили наступать в этот день и пошли по направлению к Александровску (это маленький городок на самой окраине Ставропольской губернии). Подошли мы к этому городку уже поздно вечером, так как деревня, в которой мы ночевали, находилась от этого города верстах в двадцати или тридцати. И тут начался бой! Проблема и для них, и для нас была одна: или отбиться, или провести ночь в голом поле при большом морозе. Мы победили, выгнали красных, и все перемешалось…
Там меня послали на разведку, и, когда были на каких-то улицах слышны голоса, одни спрашивали других: «Какой вы части?» Пока наконец мы не наткнулись на красных и тогда после короткой схватки выбили их вон из города. Мы очень удобно расположились на ночлег в Александровске. Красные беспокоили нас очень мало, так как главные их силы были совершенно уничтожены конницей Врангеля. И только иногда на окраинах города попыхивала перестрелка, которая часто кончалась тем, что красные бежали обратно. Часть их скрылась в горах, другая – перешла в Грузию, где, вероятно, они были интернированы и разоружены. И таким образом, мы провели в Александровске недели две совершенно спокойно. За это время выяснилось, что Северный Кавказ совершенно освобожден от красных полчищ, и до нас дошли слухи, что нас перебрасывают в Донецкий бассейн, в Каменноугольный район. Мы начали движение в обратную сторону – к городу Ставрополю. И там в одной из деревень, где мы заночевали, я заболел. Скоро выяснилось, что своими средствами вылечиться нельзя, и меня отправили в полевой госпиталь. Там определили, что у меня воспаление легких в довольно тяжелой форме – очень сильная была температура.
Об этой болезни у меня сохранилось довольно хорошо одно воспоминание. На одной какой-то маленькой станции перед Ставрополем нас выгрузили из состава и положили на солому в станционные постройки. Мимо меня прошел доктор, который на минутку остановился около меня, послушал мое дыхание и довольно громко, не стесняясь, сказал: «Ну, этот кончается, так что больше ему ничего не делайте». Но все-таки какая-то сестра милосердия, которая следовала за этим доктором, вспрыснула мне камфару. Как это ни странно, когда я попал наконец в постоянный госпиталь в городе Ставрополе, мне стало лучше и я стал поправляться.
В конце концов я настолько поправился, что был из Ставрополя переведен по моему желанию в Екатеринодар, где в это время жили уже оба мои родителя: отец переехал из Киева в Екатеринодар и получил назначение членом Особого совещания при генерале Деникине, который командовал тогда Вооруженными Силами Юга России (так стала тогда называться Добровольческая армия).