– А в чем же тогда смысл этого деления на сухой сезон и сезон дождей? – буркнул Иван таким тоном, словно только что раскрыл специально под него состряпанный обман.
– Ну, надо же им как-то отслеживать смену времен года… Весна-лето-осень-зима для местных – еще большая абстракция.
– Угу, особенно, наверное, зима, – кивнул Голицын. – Их бы к нам в Подмосковье…
– Тогда уж сразу в Сибирь – чего там мелочиться!
– Нет, это было бы уж слишком жестоко, еще в геноциде обвинят…
– Не очень хорошая шутка, – заметил, резко посерьезнев, Пашка. – Насчет геноцида…
– Согласен, – Иван тряхнул головой, словно отгоняя прочь сомнительные мыслишки. – Просто что-то настроение с утра паршивое…
– Свар? – понимающе спросил Хохлов.
– Ну а кто же еще?!
– Что он опять отколол?
– Да ему уже и откалывать ничего не надо. Достаточно на глаза попасться – и все: заряд бодрости на целый день…
Признаться, здесь Иван немного лукавил. Свара он и правда терпеть не мог, но сегодня случай был особый: собираясь на инспекцию и идя на склад за сканером, он встретил в коридоре од-суна в сопровождении Эммы. Сопролец что-то негромко говорил девушке, склонившись почти к самому ее уху, Маклеуд же самым беспардонным образом улыбалась. Голицын поспешил свернуть в боковой проход и, похоже, остался незамеченным, но мысли в его голове закопошились одна неприятнее другой.
– Ладно, хватит болтать! – вновь тряхнул головой Иван. – Пошли к ангару.
Главный модуль, как и большинство строений базы, располагался на вершине невысокого зеленого холма, ангар же, в недрах которого хранились пара «Эсмеральд», стоял у самого его подножия. Дорога, а вернее сказать – широкая тропинка, ведущая к нему, петляла среди, по представлениям Голицина, совсем не африканского вида кустарников и деревцев, самым экзотическим из которых были увешанные тяжелыми зелеными гроздьями бананы. Иван шел впереди, Пашка, приотстав на пару шагов, – за ним.
– Выяснил тут случайно одну интересную вещь, – проговорил Хохлов, догоняя товарища. – Только вот все не с кем было поделиться… Помнишь, Швур приводил на занятие некого господина Рафа?
– Добровольца для психотехнических опытов? – воспоминание о том уроке заставило Голицына поежиться.
– Ну да. Так называемую «куклу». «Раф» ведь на языке Альгера означает «кукла»!
– Да, я знаю, – кивнул Иван.
– Никогда не задумывался, каким надо быть идиотом, чтобы добровольно стать такой вот «куклой»? – спросил Хохлов.
– Законченным идиотом, – буркнул Голицын.
– Ну да. Или при отсутствии «доброй воли» тебе должно грозить что-то еще более страшное.
– Что может быть страшнее, чем риск потерять самого себя? – Иван даже обернулся к Пашке. – Психотехника – дело такое… Да еще в руках недоучек вроде нас…
– Совершенно с тобой согласен! Только вот некоторые, похоже, считают по-другому. Короче, я узнал: в «куклы» набирают из осужденных преступников. Из расчета замены семи лет каторги на год «куклой». Вполне официальная программа, нисколько даже не секретная… Правда, и не афишируемая особо. Но информация о ней доступна – было бы желание искать.
– А у тебя – было.
– Ну. Интересно же знать…
– Меньше таких знаний – крепче сон, – проворчал Иван. Перед глазами у него стоял образ «господина Рафа». «Кукла» загадочно улыбалась, и от этой улыбки по спине Голицына забегали мурашки. – Ладно, пришли, – обогнув напоминающее акацию разросшееся дерево, сплошь усыпанное великолепными желтыми цветами (кажется, кто-то недавно говорил, что они крайне ядовиты), Иван протянул руку к панели у входа в ангар. – Кто пойдет первым пилотом?
– Ты, конечно, – развел руками Хохлов. – Ты же у нас ас!
– У всех свои недостатки…
Иван опустил «Эсмеральду» в самом центре посадочного круга, аккурат кормой к паре фигур в темно-серых полевых комбинезонах Ранолы – так, чтобы встречающие были вынуждены обойти катер кругом.
– Не слишком вежливо, – заметил, усмехнувшись Пашка.
– Ничего, – протянул Голицын. – Пусть побегают. Бери сканер, выходим.
Ранольцев посадочный маневр «Эсмеральды», похоже, нисколько не смутил – когда голова Ивана показалась из люка, оба уже спокойно стояли с нужной стороны. Встречающие четко отсалютовали. Голицын и Хохлов, помедлив, ответили на приветствие.
Возраст инопланетян не всегда легко определить на глаз, но внешне хозяева выглядели лет на восемнадцать-двадцать – земных лет, разумеется.
«Ну да, они же тут тоже типа второкурсники! – вспомнил Иван. – Держатся уверенно – как у себя дома». Самому ему, уроженцу Земли, было сейчас несколько не по себе.
– Курсант Гнис, – представился первый ранолец. Чистоте языка Альгера, на котором прозвучали эти слова, позавидовал бы, наверное, и сам нард Ктур.
– Курсант Замг, – назвался второй. – Нам поручено сопровождать вас в ходе инспекции.
– Курсант Голицын, – чуть заметно склонил голову Иван.
– Курсант Хохлов.
– Как долетели? – поинтересовался Гнис.
– Да что там лететь-то… – сухо бросил Иван. Непринужденность беседы с потенциальным врагом давалась ему с большим трудом.
– Ну да, – кивнул Замг. – Мы же с вами практически соседи… Добро пожаловать в расположение нашей базы! Что желаете осмотреть в первую очередь?
– По обычной программе, – поспешил ответить Пашка. В отличие от Голицына, ему уже однажды довелось бывать здесь с аналогичной инспекцией – в самый первый раз его взял с собой Свар. – Оборудование, системы связи, операционный центр…
– Разумеется, – тут же согласился Замг. – Прошу за мной, господа.
Ранольская база по размеру оказалась раза в три больше альгерской, однако вся инспекция заняла у землян не более часа. Хохлов при помощи сканера проверял сохранность электронных пломб, Голицын следил за тем, чтобы воздействию не подверглись сами проверяющие. И здесь, и там все было чисто.
Наконец, в программе проверки остался последний пункт – операционный центр.
Поднявшись вслед за Замгом по крутой лестнице (Гнис замыкал шествие), земляне оказались едва ли не в точной копии своего родного контрольного поста – просторном зале, сплошь заставленном разного размера экранами, перед которыми во вращающихся креслах располагались двое дежурных ранольцев. На появление инспекции они никак не отреагировали, всем своим видом демонстрируя, что у них имеются дела поважнее.
Хохлов и Замг направились к терминалу для проверки настроек каналов, Иван же, которому, по большому счету, делать здесь было нечего, повернулся к экранам.
Большинство картинок было ему знакомо по собственному дежурству, правда, располагались они в непривычном порядке и перемежались какими-то специфическими таблицами и диаграммами.
– Как обстановка? – неожиданно для самого себя задал Голицын вопрос ближайшему оператору.
Тот вздрогнул, поднял глаза на Ивана и тут же стрельнул ими в сторону стоящего чуть левее Гниса. Сопровождающий Голицына ранолец чуть заметно кивнул, и только после этого оператор ответил:
– Обстановка спокойная. Уровень напряжения – три. Прогноз стабильный.
– Напряжение три по нашей стандартной двенадцатибальной шкале означает, что никакого вмешательства с нашей стороны не требуется, – пояснил Гнис.
Это Иван и сам отлично видел – на экранах.
– Спасибо, – буркнул он.
– Все в ажуре, – зачехляя сканер, к Голицину приблизился Пашка. – Можем возвращаться.
– Отлично, – кивнул Иван. – По…
Договорить он не успел: со стороны лестницы внезапно послышался какой-то шум. Замг и Гнис, резко подобравшись, шагнули к двери, но не успели: в зал, не умолкая, тараторя на каком-то неизвестном Голицыну языке, ворвалась белокурая девушка в зеленых камуфлированных штанах и такой же куртке. На шее у нее висел фотоаппарат с огромным объективом, еще одну камеру девушка держала в руках.
– Кто это? – подозрительно спросил ранольцев Голицын. В штате поднадзорной базы, насколько он знал, женщин не значилось. Уж не вскрыли ли они случайно нарушение договоренностей?
– Какая-то француженка, – опередил хозяев с ответом Хохлов. – По крайней мере говорит она по-французски… Кажется.
– Что она здесь делает? – задал новый вопрос Иван, обращаясь опять же к ранольцам.
– Это местная журналистка, – поспешил пояснить Замг. Его лицо вновь приняло прежнее любезное выражение.
– Ничего себе местная, – хмыкнул Голицын, живо представив себе знакомую картинку из учебного фильма: высокий темнокожий тутси, коренастый еще более темнокожий хуту и малыш пигмей-тва.
– Для них все земляне – местные, – заметил Хохлов.
Между тем, замерев в дверях, блондинка обвела ошалелыми глазами зал и что-то жалостливо пролепетала. Она явно попала совсем не туда, куда стремилась.
– Что она говорит? – спросил Иван Пашку.
– А я-то откуда знаю? – пожал плечами тот.
– Так ты ж вроде сказал, что она по-французски…
– По-французски, – кивнул Хохлов. – Теперь я точно уверен. Я год пытался его учить.
– Ну и?
– Что «ну»? Забросил, так почти ничего и не выучив.
– Ну, скажи хоть что-нибудь! – потребовал Голицын.
– Э… Бонжур… Мадам… – выдавил из себя, наморщив лоб, Пашка.
Лицо журналистки мгновенно просветлело. Повернувшись к Хохлову она быстро-быстро заговорила на своем птичьем языке.
– Ну что? – поинтересовался Иван, когда девушка, наконец, умолкла.
– Да не понимаю я! – развел руками Пашка.
– На базе ее с коллегой сопровождал курсант, владеющий местным диалектом, – пояснил Замг. – Ума не приложу, как она могла потеряться.
– Сейчас все исправим, – Гнис направился к выходу.
– Погодите, – остановил его Иван. – Вы говорите по-английски, мадмуазель? – спросил он, повернувшись к девушке.
Ее лицо вновь просияло.
– Да, конечно! – охотно перешла она на язык Шекспира, Байрона и Джоан Роулинг.
– Кто вы и что здесь делаете? – спросил Голицын.
– Странный вопрос! Я – Николь Декуар, фотокорреспондент, – она подалась вперед левым плечом, и Иван только сейчас заметил на ее руке белую повязку с надписью «Пресса». – Мы с Оливье Дезайи находимся здесь по вашему приглашению.